— Теперь понимаешь, для чего нужно было посвящение в кадонги? — шепотом спросила его Гаудили. — Тебе было неприятно, я видела. Но лишь пройдя через такую церемонию, ты поднялся на самую вершину. Эти люди очень уважают тебя, а они высокого происхождения, им повинуются сотни и тысячи.
Алекс улыбнулся.
— Я простой парень, и вдруг — аристократ. С аристократами там у себя мы давно покончили!
— Тс-с! У сиеми ты должен жить по обычаям сиеми. Люди низкого рода не вхожи на совет племени, разве только в исключительных случаях. Теперь ты — кадонги. В твоей власти все воины племени, в твоих руках судьба сиеми. Запомни это.
— Да… Слишком большое бремя взвалила ты на меня.
— Выдержишь, ты сильный.
— Но ведь я нужен моей родине. Ей сейчас тоже очень плохо.
— Я понимаю… И здесь ты тоже нужен. Послушай, что будут говорить сегодня старейшины. И хватит шептаться. Совет начинается. Соблюдай ритуал! Присматривайся. Я дам тебе слово.
Мальчики в набедренниках разносили в чашах плоды арековой пальмы и зеленые листья бетеля. Каждый брал один орешек, заворачивал в лист с известью и закладывал за щеку. Старейшины молча жевали бетель дружбы и согласия, сосредоточенные и важные, преисполненные уважения к столь высокому собранию. Текли минуты торжественной тишины.
— Прошу высказываться, отцы племени! — раздался спокойный глуховатый голос Гаудили. — Высокий совет вас слушает.
Первым поднялся тощий сутулый староста с расплющенным носом.
— Высокочтимые вождь и кадонги! Уважаемый совет, — торжественно начал он. — В нашей деревне две руки джапони. Они не обижают нас, живут мирно. Ругают англэ. Говорят нам, что пришли освободить нас от этих бледнолицых злодеев. Но англэ больше нет, а джапони живут. Ждут еще солдат. Это плохо. Гость пришедший без приглашения и сам приглашающий новых гостей так может и выгнать хозяев. Это очень плохо. Что делать?
— Когда приходит чужое племя с оружием в руках, жди беды, — заговорил крепкий плечистый мужчина по имени Нагкхулоа — староста деревни сиеми Тангкхулоа. — Джапони приходили много раз. Жили тихо. Потом пришли еще солдата. Брали кабана, брали рис, брали бананы. Хватали марис и намис. Увели проводников, те не возвратились. Терпеть больше нельзя. Ведь это может случиться во всех наших деревнях. Нужно защищаться! Давайте выделим кадонги воинов и создадим большой отряд.
— Зачем торопиться? — возразил сухопарый пожилой староста из окраинного селения Кхантунг. — Да, джапони пришли сюда. А зачем? Прогнать англэ. Они не наши враги, они их враги. Хорошо, пошлем воинов кадонги. А кто будет защищать наши семьи? У нас мало воинов. А вы забыли ласи, тилое, андами? Их налеты страшнее. Надо ждать — это мое первое и последнее слово.
— Я был сегодня в деревне, знаю о событиях в других селениях, — заговорил внятно и размеренно Гамбия — староста главной сиемской деревни Мангло. — Я слышал, что говорят люди. Они говорят: это не наша война, мы должны отойти от нее. Мы не англэ, мы не джапони, мы сиеми. Что общего у нас с войной? Джапони пришли сюда по следам своих врагов — англэ. Они прогонят их и уйдут. Так они и сами говорят. Да, нам надо быть в стороне от этой войны, и джапони не тронут нас.
Алекс с трудом сдерживался, слушая осторожную речь Гамбии, которая казалась такой логичной и такой рассудительной. Но ведь это было нежелание заглянуть в завтрашний день, трусость перед наглым и сильным врагом, стремление отсидеться, переждать опасность в укромном месте.
Наконец, Гаудили предоставила слово ему, и он весь подобрался. Заговорил тоже медленно и твердо, следуя манере предыдущих ораторов и традициям высокого собрания:
— Я знаю японцев. Они прикидываются братьями, чтобы легче влезть в душу. Что сделали они с нашими охотниками? Убили. Что делают они в Тангкхулоа? Грабят, насилуют, убивают. Они пришли недавно. А что будет дальше? Не поддавайтесь обману. Готовьтесь к борьбе сейчас, иначе вас проглотят потом. Нужно достать огнестрельное оружие, научить воинов пользоваться им. Необходимо создать запасы продовольствия, боеприпасов. Дорог каждый день сейчас, пока дожди мешают японцам.
— Ненависть слепит тебе глаза, сын богов, — тотчас же откликнулся Гамбия. — Плохо ведут себя отдельные солдаты. Но мы обратимся к их начальникам, и плохих солдат усмирят. Нам нечего опасаться джапони. Пусть они воюют с англэ. Это нам на пользу.
Тут снова поднялся староста Тангкхулоа.
— Волосы у всех нас черные, а мысли разные, — заговорил он. — Это потому, что мы по-разному узнали джапони, а некоторые и вовсе не видели их. Но все знают: в джунглях уважают силу и смелость. Не дадим отпор обидчикам, они перестанут уважать наши законы и обычаи. Кадонги прав: нужно готовиться к худшему. Буйволу рога не помеха.
Старейшины резко разделились в мнениях: одни предлагали ждать развития событий и не предпринимать ничего, что могло бы раздразнить японцев; другие советовали создавать по селениям отряды и выделить в распоряжение кадонги по пятьдесят воинов для формирования крупного подвижного отряда сопротивления.
Трудно сказать, как далеко зашли бы эти споры, не появись Нгамба. Он на цыпочках подошел к Гаудили и склонился к ней. Наступила тишина.
Вождь встала бледная-бледная.
— Уважаемый совет, — слова давались ей с трудом. — Джапони в Мангло. Они просят принять их для важных переговоров. Каково мнение отцов племени?
— Совет выслушает их, — сказал Гамбия. Остальные только качнули головами в знак согласия.
— Нгамба, введи на совет гостей!
Когда в дверях морунга появились знакомые коренастые фигуры, Алекс весь напрягся, до боли сжимая кулаки. Их было пять: четыре японца и молодой нага — переводчик. Они остановились в центре круга, образованного старейшинами. Вперед энергично шагнул плотно сбитый человек в офицерской форме. Обнажив в широкой улыбке все свои лошадиные зубы, он вскинул два пальца под козырек кепи и произнес на английском языке:
— Честь имею, офицер доблестной императорской армии майор Сатэ. Мои солдаты и переводчик, — небрежно махнул он рукой в сторону свиты. — С кем имею честь?
— Вы находитесь на совете сиеми, — ответила Гаудили, не вставая. — Перед вами вождь племени, Великий Предводитель, старейшины, самые уважаемые люди сиеми. Чем можем служить?
— О, я восхищен! — воскликнул офицер. — Вы превосходно говорите по-английски и мы можем обойтись без переводчика. — Он склонил набок голову, напоминавшую футбольный мяч и тут увидел Алекса. Не сводя сверлящих глаз с его обросшего лица, сладко улыбнулся. — Где бы нам присесть?
— Прошу! — показала Гаудили жестом на циновки слева от себя.
— Вы очень любезны, — пропел японец, усаживаясь на корточки вместе со своей свитой и все еще оглядываясь на Алекса. Он сделал короткую паузу, весь налился важностью, и заверещал: — Великая Япония и ее божественный император предлагают Вашей чести, вождю сиеми, руку дружбы и помощи. Английские шакалы терзали тело Нагаленда, но непобедимая армия божественного Микадо принесла вам освобождение. Живите счастливо под чистым небом и благословенным солнцем Великой сферы взаимного процветания. Мой генерал, на которого возложена миссия охранять ваш покой и благоденствие, высочайше уполномочил Вашего покорного слугу просить Вашу честь проследовать в ставку его превосходительства для подписания договора о дружбе. Отправимся в любое удобное для вас время, — и он опять обнажил свои лошадиные зубы, вглядываясь в Гаудили.
Вождь тряхнула головой.
— Прежде чем дать ответ, я хотела бы знать, на каких условиях предлагается договор и кто кому должен помогать?
— Условия обычные, как и для всех народов, освобожденных доблестной японской армией: ваши люди соблюдают лояльность, не чинят препятствий передвижению наших войск, не мешают мероприятиям, вызванным военной необходимостью. Вы должны предоставлять нам сведения о численности и вооружении ваших отрядов и извещать командование императорской армии о своих намерениях в отношении использования их. Мы освободили ваш народ от английских угнетателей, от вас нам требуется немного: дайте проводников для наших частей, помогите нам вылавливать вражеских парашютистов и диверсантов. Те отряды, которые согласятся участвовать в дальнейшем освобождении Азии, будут с почетом приняты в ряды непобедимой императорской армии. Они получат щедрые награды от божественного императора.
Гаудили нахмурилась.
— В договоре почему-то не говорится о самом важном для нас: о гарантии безопасности нага. Ваши солдаты уже теперь отбирают зерно и дичь у наших селян, насилуют наших женщин, силой берут проводников и убивают их.
— Это делают отдельные преступники, и мы их накажем. Императорская доблестная армия не допустит никаких бесчинств там, где она стоит. Ваша безопасность гарантируется словом непобедимой армии Ниппон, словом чести нашего командующего, его превосходительства генерала Иокосуки.
— Но мы пока не слышали, чтобы за грабежи и убийства наших людей наказали кого-нибудь из ваших солдат.
— Вы забываетесь, госпожа вождь, — нахмурил бровки-колбаски японец и зашипел сквозь зубы. — Бессмертная японская армия знает, что делать. Ее слово нерушимо, как и слово японского офицера. Наше командование не обязано за свои действия отчитываться перед туземцами. Разрешите узнать, не означают ли ваши замечания отказ от переговоров.
— Мы готовы вести переговоры, но с одним условием — они должны происходить здесь, в нашей деревне, — твердо сказала Гаудили.
— Вы, очевидно, оговорились, высокочтимая госпожа? — вкрадчиво спросил Сатэ. — Условия ставит бессмертная армия Великой Ниппон.
Японец упивался собственными словами. Он пыжился, дулся, и щелочки глаз его совсем потерялись на лоснящемся лице.
— Хозяева здесь мы, — с трудом сдерживая возмущение, сказала Гаудили. — Это наш дом, здесь земля наших предков, здесь их могилы. С каких это пор гость диктует свою волю хозяину?
— Вы изволите ошибаться, госпожа! Хозяевами здесь были англичане. Мы их прогнали и дарим эти земли вам. Вы должны быть благодарны нам, японцам. Руку дающего не кусают.