Его глаза расширились от шока. Затем сузились в безудержной ярости.
– Ты… сука! – Он попытался задушить ее свободной рукой. – Что за шлюха может сражаться вместе с убийцами и ворами? Ты шлюха Черного клана? Что ты за женщина вообще?
Марико закашлялась. Вцепилась ногтями в его лицо. Пальцы другой руки заскребли по земле, натыкаясь на гладкий холодный фарфор. Одним движением она ударила солдата миской по голове. Он снова обозвал ее грязным именем, когда она уселась на него сверху.
Он ударил ее. Ее щека была разбита. Этот мальчишка пытался выстрелить в нее стрелой. Пытался задушить. Марико могла бы убить его, как он хотел убить ее. Она могла бы убить его, как убила того мужчину в лесу.
Этот солдат заслужил это за свои действия.
Марико сжала кулак и ударила его по лицу.
Когда он плюнул в нее, она снова ударила его.
За все те разы, когда мужчина заставлял ее бояться. За все те разы, когда ее заставляли думать, что с ней что-то не так. За все те разы, когда ее заставляли верить, что девочка чем-то хуже мальчика.
Она снова ударила его. Он еще раз обозвал ее, и костяшки ее пальцев снова встретились с его лицом. Вскоре она ничего не почувствовала кулаком.
– М-Марико? – позвал заикающийся голос справа от нее.
Как только она встретилась глазами со своим братом, крыша амбара рухнула в шквале дыма и пепла.
И темная тень схватила ее, ночное небо закружилось.
– Кэнсин! – закричала Амая сквозь клубы дыма и сноп искр.
Не может быть, чтобы это была его сестра.
Этот худощавый мальчишка с лицом, покрытым красными брызгами, до крови избивший одного из его людей, не был Хаттори Марико. Кэнсин покачал головой, пытаясь отогнать видение.
– Кэнсин! – снова закричала Амая.
Он обернулся и увидел, как она плещет воду из ведра в сторону горящего амбара.
– Внутри застряли работники, – умоляющим голосом воскликнула она, – они пытались спасти что-то из наших запасов. Если мы не спасем их, они сгорят заживо!
Отец Кэнсина остановился неподалеку.
– Вытащи наших людей, – приказал он, разглаживая складки своего тонкого шелкового кимоно.
Обычно Кэнсин первым безоговорочно следовал любому приказу Хаттори Кано. Но в этот момент часть Кэнсина едва могла услышать слова отца. Он все еще терялся в воспоминаниях о том, что было мгновение назад. И ему отчаянно хотелось разыскать сумасшедшего юношу с лицом, так похожим на лицо его сестры.
Амая откинула волосы с влажного лба и рванула к амбару.
– Что ты делаешь? – спросил отец Кэнсина.
Огонь вспыхнул в прекрасных серых глазах Амаи:
– Там наши люди.
– И несколько слуг. – Лицо отца стало суровым. – Не рискуй собой ради слуг. Попытайся спасти наших солдат. Если не сможешь, то так тому и быть.
Ее губы скривились от отвращения, а затем она направилась к горящему зернохранилищу с высоко поднятой головой. Кэнсин помчался к огню, пробираясь сквозь дым.
– Амая! – крикнул он.
Она вытаскивала мужчину из пламени. Пот уже стекал с ее лба, заливая воротник кимоно. Кэнсин понял по одежде мужчины, что тот слуга. Амая действовала наперекор приказам Хаттори Кано.
В углу Кэнсин заметил одного из самураев своего отца. Мужчина был без сознания, с раной на голове и ногой, застрявшей под расколотой балкой. Он направился к самураю, чтобы помочь.
Амая позвала его:
– Помоги мне, Кэнсин!
– Брось слугу, – ответил Кэнсин. – Помоги мне с Фумио-сама.
– Не спорь со мной! – ответила Амая.
– Мой отец сказал…
– Мне плевать, что сказал твой отец. Помоги мне спасти этого человека. Помоги мне спасти эту жизнь.
Кэнсин тяжело вздохнул, его глаза вспыхнули безумием. Затем он схватил слугу за плечи и, спотыкаясь, вышел из пламени. Его отец ждал снаружи, каждая часть его тела напряглась от ярости. Прежде чем Хаттори Кано успел сказать хоть слово, Кэнсин и Амая снова пронеслись сквозь пламя и вдвоем сумели поднять расколотую балку и оттащить Фумио-сама в безопасное место.
Другая сторона амбара накренилась внутрь, объятая пламенем.
– Достаточно, Амая, – сказал Кэнсин хриплым от дыма голосом.
– Внутри еще двое – женщина и мальчик, работающие в зернохранилище. Мы должны помочь им. Они оказались в ловушке, потому что пытались потушить огонь! – Она развернулась, чтобы бесстрашно вернуться в пламя.
– Нет. – Кэнсин схватил ее за запястье.
Глаза Амаи были умоляющими:
– Мы должны спасти их.
– Не рискуйте собой, – возразил отец. – Вся конструкция рухнет в любой момент.
Кэнсин заколебался:
– Амая…
С выражением чистого отвращения она бросилась в огонь.
Отец Кэнсина схватил его за плечо, удерживая на месте. Держа его как можно дальше от любой опасности. Кэнсин снова помедлил, прежде чем утвердиться в решимости. Он не мог оставить Амаю одну бороться с пламенем. В тот момент, когда он вырвался из хватки отца, стены амбара подкосились.
Недолго думая, Кэнсин бросился к ревущему огню.
Потребовались три солдата его отца, чтобы удержать его.
– Ее больше нет! – крикнул Хаттори Кано.
Кэнсин смотрел на пламя, пока его глаза не начали гореть.
– Какая глупая трата жизни, – произнес его отец, прежде чем направиться прочь.
Меня зовут Марико
Оками тошнило. Он позволил себе опорожнять желудок, пока ничего не осталось. И все равно дрожь не останавливалась. И все равно он чувствовал, как холодный пот стекает по его спине.
Он никогда раньше не летал так далеко. Никогда раньше не нес такую ношу.
Вдалеке позади него он мог видеть пламя. Услышать крики. Горящий амбар и его многочисленные жертвы. Оками мог только надеяться, что Черный клан исчез в лесу, позволив густой завесе ночи скрыть их от посторонних глаз.
Он надеялся, что Ранмару смог забрать Рэна с собой. Надеялся, что его братья из Черного клана избежали последствий этого внезапного взрыва.
Когда Оками закончил опорожнять желудок, он вытер рот. Хотя он продолжал дрожать, он снова взвалил на плечи бессознательное тело.
Эта девушка.
Эта проклятая, ужасная девушка.
Эта бесчестная лгунья.
Марико. Ее звали Марико.
Оками видел, когда Дракон Кая заметил ее. Услышал, с какой безошибочной фамильярностью Хаттори Кэнсин позвал ее.
По правде говоря, Оками был рад, что она потеряла сознание от силы рывка, когда он взмыл с ней в небо, опираясь только на ветер и дым. Или, возможно, это произошло из-за комбинации нескольких событий – взрыв, причиной которого, несомненно, была эта проклятая девчонка, и то, что она была поднята под облака. Что бы это ни было, Оками не мог с ней разговаривать. Не мог видеть, как еще больше лжи слетит с ее губ, напоминающих розовый бутон.
Ему нужно решить, что сделать в первую очередь.
Хаттори Кэнсин знал, кто она. Был только один возможный вариант для этого факта. Ранмару сказал ему, что у Хаттори Кэнсина была сестра-близнец.
Ее звали Марико.
Поэтому эта странная девушка с богатым воображением – эта девушка, которая привлекла внимание Оками своими сияющими глазами, которая запутала его до невозможности, которая бесстрашно сражалась с ним, используя слова и мечи, которая смутила все его чувства, как никто никогда прежде, – могла быть только сестрой Дракона
Кая.
Оками чуть не рассмеялся над собой, задыхаясь от последней вспышки боли. От последнего бремени, которое пришло с его силой. Бремени, которое он выбрал добровольно.
За всю свою жизнь Оками никогда не думал, что найдет любовь.
Потому что он никогда не искал ее. Любовь была бременем, которого он не хотел. Пока другие описывали ее как стрелу или молнию, он лишь усмехался про себя. И то, и другое могло убить. Для него любовь не была выстрелом в сердце. Чем-то внезапным и непредсказуемым.
Любовь была восходом солнца. Багровым пятном, которое поднималось как предупреждение. Медленно и почти тайно.
Тайна, которой Оками не был рад.
Девушка, которая похитила сердце Оками своей ложью и острым умом.
Была сестрой Дракона Кая. Хаттори Марико.
У Марико раскалывалась голова.
Снова и снова она слышала голос брата. Видела выражение его лица.
«Марико?»
Когда она открыла глаза, то первым делом закашлялась. Ее рука двинулась к губам, когда она скорчилась от боли. Ее пальцы были туго обмотаны муслиновыми бинтами. Вокруг нее была прекрасная комната. Темное дерево и раздвижные двери с шелковой тканью. Запах, наполнявший воздух, был знаком. Сладкая слива и жимолость.
Марико была в чайной в Ханами. Ее перевязанные руки зашуршали по элегантным покрывалам, когда она попыталась сесть прямо.
И обнаружила Оками, сидящего поблизости.
Она робко улыбнулась. Он не ответил тем же.
– Я потеряла сознание? – спросила она.
Его лицо не было холодным. И при этом на нем не было ни следа радости. Оно было… пустым.
– Нет.
– Тогда почему я так долго спала?
– Ты была тяжело ранена.
– Что ж…
– Я усыпил тебя.
Ее губы сжались.
– Почему ты…
– Я же говорил тебе, что задолжал рану. Теперь мы квиты.
Она медленно моргнула.
– Что?
– Я оставляю тебя здесь с Юми. Твоим рукам потребуется время, чтобы зажить. Не пытайся вернуться в лес. Если каким-то чудом тебя никто не видел в ту ночь, то все равно долго скрывать от них твою тайну не получится.
– Но… Я хочу вернуться, – сказала она. – Я… я не хочу уходить. – Как только она произнесла эти слова, Марико была поражена, что это была правда.
– Меня не волнует, чего ты хочешь.
Холод его слов пронзил кожу Марико до самых костей.
– Оками…
– Рэн может умереть от ран. И мы потеряли двух наших людей в бою.
Глаза Марико расширились.
Темный взгляд Оками оставался тяжелым, пока он бесчувственно смотрел на нее.
– Ты могла предотвратить это.
За все время общения с Волком – когда он показывал крошечные проблески своей правды – она никогда не считала его мрачным. А теперь он говорил подобным тоном с ней? Это еще больше встревожило Марико.