услышал от них то, что разбудило старую ненависть, зажгло её с новой силой.
Они выстроились во дворе Орхуса, и арийцы смотрели на них, с плохо скрытым разочарованием. Логан вдруг произнёс.
-Никто не умер.
-Никто не умер. – Повторил Радон, да с таким глубоким разочарованием, что они все вздрогнули и разом оскалились, едва слышно рыча. Едва слышно, а когда разом, получился ясно слышимый рык.
-Волчата. – Довольно тут заметил Домен. Другие арийцы посмотрели на него, сердито как-то, потом опять на них – с сомнением. А затем Логан, слегка растерянно, сказал.
-Наверное, сыны Аргхана, были такими же слабыми.
-Возможно. – Согласился Радон, после чего уже не в первый раз обратил внимание, что на них мяса выросло очень мало.
-Я проверю, как кормят. – Беспокойно ответил Домен – он по этому поводу всегда очень переживал, почему-то. Ригед не был уверен, но ему казалось, будто Домена одолевает навязчивая идея, будто у его ребят и товарищей Ригеда, всё время кто-то ворует еду. И потому на них так плохо растут мышцы.
Он не понимал, почему эта мысль так терзает арийского воина. Пока не вырос. Даже самый мелкий из арийцев, Арагон, значительно крупнее и мощнее, а Ригед самый сильный, самый мускулистый их всех его товарищей. Потому и назначили Предводителем…, ну, не совсем.
За право вести товарищей в бой, им пришлось сражаться друг с другом настоящим оружием. Танцевать со смертью, в любимой забаве арийцев, где убивший врага, свой бой проигрывает.
Наверное, только чудом, тогда никто не погиб.
А когда он, как ему казалось, доказал своё право стать первым среди равных, Логан его макнул в лужу – словесно.
-Право стать Предводителем, приносит битва. Тот, за кем идут воины, ведёт их, а не тот, кто сразит своих же людей в бою. Но у нас нет времени Ригед, ты поведёшь их.
Вот так. Логан ушёл, а Ригед стоял на месте и слёзы подступали к горлу. Однако слёзы не полились – он сам не заметил, как вдруг взбесился, и начал крушить всё до чего дотягивался. Когда скрутили по рукам и ногам, сознание вернулось. Его подняли, и Логан пожал ему руку, снова назвав по имени. Арийцы так до сих пор ни одно из имён парней его отряда не знали – имя не просто набор букв. Имя нужно заслужить. Оно звучит, лишь прославив себя на поле боя.
Собственно, Ригед тоже не имел права ни на то рукопожатие, ни даже на то, что бы его имя помнили воины. Он понимал это. Чувствовал всем сердцем. Его имя, ещё просто звук – дуновение ветра, которое звучит лишь как неразборчивый шёпот.
Есть два пути обрести право на своё собственное имя – прославить его или пасть с честью. Воин, погибший в бою достойно, получает право на погребальный костёр и там его имя звучит громче ветра, громче самих небес!
И Ригед сражался как безумный – смерть просто смерть. С дымом костра, он отправится к новому телу, что бы повторить свой путь и может быть, на этот раз, он получит тело получше.
И если он не погибнет, если его мощь и сила станут греметь подобно небесному грому – тогда, очутившись на погребальном костре, он точно получит шанс родиться в теле сильного воина.
Странно, почему этого всего не понимают крестьяне?
Ригед посмотрел через затухающий костёр на место, занятое крестьянами. Почему они не знают этого? Ведь всё так просто и понятно. Нет же, они молятся крылатым бабам и каменным мужикам, вместо того что бы взять в руки меч и идти до конца, славя своё имя.
Неужели, он тоже мог стать таким как вот они?
Ригед вздрогнул – мог бы. Стало страшно, а вслед за страхом, в душе полыхнул гнев. И гнев быстро вытеснил страх, грозя перейти в боевое безумие. Но не случилось – он резко мотнул головой. Он не мог бы стать таким как они, даже если бы рос среди селян. Ригед был таким всегда. Просто пройдя через Орхус, он стал острее чувствовать и понимать. Не может быть, что бы он был как они – он лучше, он сильнее, он – Ригед!
Парень вновь зарычал на костёр. Взгляд опять скосился на Домена. Спит. Там камни, ветер, а он спит. И лицо довольное.
Ригед свернулся клубком, подальше от костра. Закрыл глаза. Ноги мёрзнут. Стал терпеть. Понял, что вот-вот околеет и перелёг на другой бок. Повертелся, сел. С завистью глянул на Домена. Перебрался с камней на песок. Теперь шея мёрзнет…, да что ж такое-то?
А ведь им позволили одеваться так, как они хотят сами и на нём не жилет без рукавов и штаны не такие тонкие, а всё равно до костей промерзает. Проклятье…
Конечно, неосознанно они всё равно копировали своих учителей и часто брезговали различной амуницией, коей в избытке было на наёмниках. Но и полуголые ходить не собирались. Однако способность арийцев засыпать мгновенно, в таком вот виде и где угодно, оставалась предметом постоянной зависти…, как и их сила, их боевое безумие в котором они не теряли мастерства и прочее и прочее.
Ригед совсем помрачнел. Взял тонкое одеяло, закутался и лёг у костра. К воронам. Позориться, так по полной…, впрочем, остальные так и спят. Никто их не осуждает…
Потому что считают слабыми.
Ригед снова зарычал. Он не хотел быть слабым. Слабые умирают, сильные живут – он не раз такое слышал из уст арийцев, и как-то это отпечаталось в сознании.
Засыпая, он пообещал себе, что станет сильнее. Сколько бы сил ни пришлось отдать за это, сколько бы времени не пришлось потратить – он станет сильнее. И будет жить, потому что сильные – живут. А его дети, станут ещё сильнее. И однажды, они превзойдут даже арийцев.
Так будет, так обязательно будет…
Ригед забылся тревожным сном, который прервал только свет встающего солнца.
Рыжий увалень, укутавшись в тёплый плед, сидел у скалы и воровато озирался по сторонам. Он никак не мог уснуть – всё время кажется, что к нему кто-то подкрадывается, хищно сверкая глазами. Вот опять. Только-только заснул и раз! Тень! Глянул – нет никого, показалось.
-Знамо всё, духам моря тож золотых-то надобно… - Бормотал Предводитель Дубина, на днях сию должность получивший и зорко следил за тенями. Уже понятно, что это не люди к нему крадутся, что бы украсть у него золотые, с рук господаря Арагона полученные – то духи морские. Мало им кораблей, да душ несчастных, вон и за золотом лезут, тьмы коварные порожденья. Нужно зорко следить. Отвернётся, а они уже всё и утащат. А то и вместе с ним утащат.
Слышал он, бывали случаи. Тут ведь везде духи живут. Одни злые – тех Барг шлёт, чтоб людей изводить, а другие добрые – это Привы посланцы. Но тут у моря, только Барговы шляются. Он точно знал – чувствовал. Вот как золотые водиться начали, так и понял – всё, зло идёт за ним по пятам. Чтобы золото украсть, а его самого съесть.
Нужно через плечо поплевать. Два через левое, три через право. И крылы Привы осенит на себя, то от духов и сглазу защита. Очень эффективная. Ему ведунья деревенская поведала, перед тем как её господарь бросил в яму с собаками – не со зла, конечно, просто собачки были голодны, а скотина в тот год вся в полях бегала. Вот и скормили им ведунью – всё равно старая. Господарь добрый у них был. Мог ведь и молодого кого кинуть, кого посочнее, но он был очень добрый и кинул туда ведунью, потому что она была старая и ненужная. Он уж думал добрее господарей и быть то не может. А тут слухи пошли, дескать, Святой господарь появился. Ну так, Святой он вроде как по факту добрее должон быть. Пришёл, значит, посмотрел – и вот на тебе! У него теперь золото есть. Добрее оказался новый господарь-то, не врали люди. Говорят, он их даже не сечёт, если они на него без разрешения посмотрят. Очень добрый. Вот добрее Святого господаря, уж точно быть не может. Дубина то знал прекрасно и понимал полностью. Ну так! Умней его на деревне и не было никого. Что ты! Он аж до сорока считать мог! Да, прям вот до сорока. И писать умел. Правда, только одно слово и он не знал, что оно значит, но ведь умеет! Вот какой он умный. Таких ещё поди поищи. А кулак у него так и вовсе – как кувалда. Понятно чего его Головой поставили…, то есть, этим…, Водителем? Как-то так. Да не важно. Он над всеми теперь и сечь их будет нещадно, ежели, вот только глаз от земли подымут, а то ишь голытьба поприпёрлась тут…
Тут Дубина задумался, почёсывая голову пятернёй. Господарь никого не сечёт. А что если он не любит когда секут? Помнится, господарь прежний, очень не любил, когда на кол садили – головные боли мучить господаря начинали, совсем он бедный изводился, от воплей тех, кого на кол того, значит, садили. Но делать нечего, как ещё-то сильно провинившихся наказывать? Садил, конечно, на кол. Но мучился потом ужасно. Аж смотреть на него жалко было. Добрый был, и переживал он за них очень…, Святой господарь, Святой конечно, но ежели подумать, диковатый он какой-то. Что ежели, голова разболится у него, а он не разобравшись, ему-то, Дубине, голову с плеч и снимет? Нет, надо как-то по-другому наказывать своих подчинённых.
Может, просто бить их? Дубина пожевал губами – как-то это несерьёзно. Детей бить это да, они послушные становятся, так оно и надо, его вот бывало об лавку папка как шваркнет! И всё, сразу всё понятно. Он потому, наверное, такой умный и вырос – часто его в детстве об лавку-то…, нет, просто бить бесполезно. Нужно чего-то другое…
Мимо кто-то идёт – кошель с золотом где???
Фух…, на месте. Ужо было подумал, что своровали. Ан нет, вот он родимый, на поясе висится…, а то ведь Крикуша идёт, нет? Ну, она. Знатная бабёнка. Вон, под платьем зад как вертится…., Дубина облизнулся и тяжко вздохнул – Крикуша до кого попалу не пойдёт, она…
-Так я ж Голова! – Воскликнул он, выпучив глаза. Ну так! Чего не пойдёт-то?
-Эй! – Крикнул он, девушка остановилась, голову повернула. – Крикуша, сюда поди.
-Чего тебе? – Ворчит, да смотрит прям в глаза. Не порядок. Бабе место знать надобно, шоб, значит, не зыркала буркалами своими – а то ведь все знают, баба ежели смотрит так, сглаз дурной сам собой на тебя сядет.
-Сюда давай, да одёжи скидай сразу. – Сказал Дубина, повелительным жестом указав себе на колени. – Сношать я тебя буду, скучно мне одному ночей этой тёмной…