Страйк медленно двинулся прочь, на самый дальний край лагеря, к одинокому камню.
Ему хотелось побыть одному. Поразмышлять, попытаться побороть растущий в душе ужас – что-то подсказывало, что его используют, как и при захвате Орхуса. Пошлют одного к воротам, что бы он своей магической пушкой их разбил. А Орхус, это не Саб. Тут один барбакан ворот, как вся стена в Орхусе. Нашпигуют копьями и стрелами так…, да, увы, однажды, снова погрузившись в прострацию, отключившись от окружающего мира, Страйк посвятил время отключки, изучению своего тела. Как оказалось, оно не такое уж и крепкое. Если защитникам Сабы повезёт, и у них будет достаточно копий и стрел – они смогут повредить его так, что он не сможет сам себя отремонтировать и останется инвалидом. Руки откажут или ноги. А то и хуже ещё случится – элементы питания повредят и всё, точно помрёт. Может просто отключится и всё, а может, взорвётся так, что пол Сабы и вся армия Логана, сгорит в огне того взрыва. Однако копья и стрелы – шанс его убить таким оружием, крайне мал. К сожалению, Сабу обороняют ещё и осадные орудия. Катапульты не страшны – камни летят слишком медленно. Их траекторию несложно вычислить. Требушет был более сложной проблемой – траектория его снарядов не так легко вычисляется, она более непредсказуема, но в Сабе таких орудий нет.
Однако есть баллисты и пушки. Да, те самые колдовские орудия Империи. Они стреляют вовсе не посредством магии. Самый примитив в оружейном мире. Порох, ствол, ядро…, но если такое ядро попадёт в грудь – могут пострадать многие системы. Он даже умереть может. Если стрела баллисты пробьёт голову, ему точно крышка. Даже не успеет понять, что произошло. И умрёт он совсем молодым, жизни ещё не познавшим…, эх…
Страйк покинул лагерь, добрался до камня. Сел на землю – лагерь видно, костры светятся в темноте. Ну, пусть костры не сильно напоминают о том, что будет за…, зрение на мгновение его покинуло, а как вернулось – видит каждую фигурку, все мельчайшие детали. Зрение сменило режим, скорректировавшись по уровню освещённости. Проклятье…, опять перед глазами картина Сабы, её стен и его трупа пригвожденного к земле, десятком стрел баллисты…
Страйк поднялся, обошёл камень и устроился на другой стороне, чтобы не видеть ни Сабу, ни армию арийского варвара. Стало полегче. Он с облегчение вздохнул. Привалился спиной к камню и закрыл глаза – сон ему больше не требуется, но существует возможность его имитации. Он уже несколько раз применял такую штуку. Оказалось лучше, чем табак из листьев Чёрного лотоса. Такой приход получался, такое там снилось! Как впервые попробовал, так ему понравилось, что последние лет восемь в Орхусе, пристрастился он ко сну…, правда, после того как проспал почти полгода, стал ставить таймер в механической части мозга. А то проснулся, глаза открыл – не видно ничего. Стал шевелиться. Вроде земля вокруг. Выпустил мечи из рук и начал откапываться.
Вылез, значит, наружу, землю с ушей отряхнул и…
-Ааааа!!! Помогитееее!!! Мяртвяки с земли лезууууть!!!
И убежали люди с кладбища деревенского. А он минут двадцать просидел в своей могиле, в ужасе озираясь по сторонам – закопали. Живьём похоронили, решив, что помер.
Потом месяца три спать боялся. А после как-то пообвыкся, научился таймер ставить – не хотелось ему снова на кладбище не очнуться.
Может и правда поспать? Страйк открыл глаза и глянул на горизонт. Так красиво…, звёзды, небо, горизонт – всё изменилось в этом режиме восприятия. Всё стало очень красивым…
Страйк всхлипнул – ему вдруг вспомнилось, кем он был, кем стал, кем быть хотел.
Огромная ладонь погрузилась в почву, пробила дёрн и зачерпнула горсть жирной земли. Он с удовольствием вдохнул её запах. Хорошая земля. Тут хлеб родиться должен отличный. А луга какие! Тут можно пасти туров, овец, можно заморских животин пасти – коровы называются. Правда, они подороже будут, с Вестфаллии их возят. Зато они послушные и мясо вкуснее. Туров как ни одомашнивай, а они всё равно дикими остаются. Чуть не доглядел, и на рога поднимут.
Когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, Страйк жил в доброй крестьянской семье. Отец возделывал землю, братья и сёстры помогали ему, мать по дому хозяйничала…
На глаза навернулись слёзы – это всё так давно было, так давно…
Умерли родители от старости. Надел его достался старшему сыну в семье. Сёстры замуж повыходили, другие братья кто у старшего в батраках остался, кто свою землю прикупил в магистрате имперском. Он вот батраком при брате остался…, странно. Он забыл их имена.
Только сестрёнку помнит – Летинью. Смешливая рыженькая хохотушка. Все они очень любили её. Странно, но, несмотря на то, что Летинью обожали и родители, у других детишек, никогда не было ненависти к ней или зависти. Он помнил, как отец привёз с ярмарки подарки – не хватило денег ему, что б всем подарки-то взять. Подрался Страйк со старшим братом, за красивого деревянного коня на мраморной подставочке. А Летинье достался стеклянный шар с янтарным колдовским существом внутри – громадное насекомое, с ладонь размером. Нет, такие встречались в Катхене, и в этом насекомом легко узнавался обычный болотный комар, но он с козявку размером. А тут прям как конь - в целую ладонь, да ещё в янтарь засунутый. Колдовская игрушка, которую явно сделали маги Эрфии или Колдуны Меча – бывало, делали они такие игрушки, добрые они люди были, хотя ко злу любому, добра от них не жди...
И главное не дорого продавали. Наверное, продавцу деньги срочно нужны были. Летинье достался подарок тот. И что же? Даже вот ни капли завести. Стоило глянуть на неё и всё проходило, становилось на душе легко, спокойно. Любили они Летинью, все любили…
Он помнил день, когда перестал батрачить на брата, скопил денег, да и брат старший ему ещё денег подарил, «вольных» отсыпал, как он сам тогда пошутил…, Страйк шумно вздохнул – помнит его лицо, отчётливо помнит. А имя забыл.
В магистрате ему выдали хороший участок, плодовитый. Правда, плугом не пройденный ни разу. Ну, на то и цена у него такая малая была, да и от налога Имперского освобождение аж на 2 года. Страйк всё лето там работал, родных не видел. В лесу спал – дом решил пока не строить. Сначала поле вспашет, целину поднимет, а уж потом и дом справит. В лесу тоже спать можно, зимы тёплые, снега редкость великая, а лес рядом там и хворосту полно и дупла просторные есть. А вот как посеет, да уберёт первый хлеб, там и займётся он домом, а пока так…
Осень уж была – поле пшённое золотом рассыпалось по земле. Небо светлое в тот день было, солнце сияло, словно сами Боги пришли посмотреть на его поле. Ему даже казалось, что Прива где-то рядом и восхищена она, его упорством, трудолюбием.
А потом глядь, а по лугу несётся кто-то, лошадь чья-то…
Он не запомнил деталей – весь день большой кошмар. На лошади Летинья была. Он и не узнал сразу. Лицо – сплошной синяк. Тело – одна кровавая рана от розг. Руки в синяках, запястья прорезало верёвкой грубой аж до кости. А у него и дом-то не построен был…
Она не увидела рассвет. Успела лишь несколько слов сказать, а утром скончалась.
И тем же утром, по следам коня её, пришли люди в доспехах.
-Коня она со двора постоялого украла, мужа пыталась убить. – Сказала капитан их, грубо бросая труп девушки на круп лошади.
-Так муж же её и… - Попытался он возразить.
-Ты язык-то попридержи. – Грозно нахмурился капитан. – Прознают, что ты несёшь про господина Жеутха – виселицы тебе не миновать.
-Куда же вы её-то? Оставьте… - Он бросился к лошади, попытался забрать Летинью. Капитан схватил его за плечо и удар кулака в латной перчатке, отправил его наземь.
-Воровка она и мужеубийца. Её тело в землю не вернётся. Её сожгут на позорной площади.
Страйк лежал на земле, по лицу текли слёзы и кровь, а они уезжали, увозя тело мёртвой сестры, увозя его, что бы сжечь на позорной площади…, а тот, кто убил её, останется жить.
Он долго не мог подняться. Они ушли давно, за горизонтом скрылись, а Страйк всё смотрел им вслед. А затем поднялся, вытер лицо – впрочем, кровь уже запеклась. Крестьянский сын к полю пошёл. Замер средь пышных колосьев, средь золотистого моря…
Столько труда вложил в это всё. Хороший урожай получился. Покрытая мозолями рука коснулась колосьев – какие зёрна-то крупные! Он улыбнулся желтому полю – уберёт урожай, да продаст в городе, эко ж денег у него будет! Хватит и дом отстроить, да не землянку какую, а дом справный и мельницу…, хотя на мельницу, наверное, пока не хватит…
Страйк снова посмотрел на горизонт. В глазах застыла тоска, боль – он много лет не вспоминал о том, как именно превратился в висельника, убийцу, в бандита с больших дорог Империи. Зачем теперь вспомнил? Поле он бросил. Не смог остаться и убрать урожай. Каждый день ему виделась на лугу та проклятая лошадь и изуродованное тело Летиньи.
А потом виделось как жгут её тело на площади, а люди смеются, кидают гнилыми овощами. И в той толпе её поганый муж…, надо было в гости к ней ходить. Нужно было приглядывать за сестрой, а он всё в поле работал. Для себя старался. О доме даже не позаботился, а как беда пришла, так ему и положить её негде было. Может, будь у него дом, очаг будь у него, может, не умерла бы Летинья…, так казнили бы на площади тогда, толку-то что с того?
Бросил поле через неделю после смерти сестры и ушёл в город. Он несколько дней бродил там, сам не понимая, зачем пришёл. Требовать справедливости бесполезно. Летиньи муж не просто крестьянский сын, большой был человек. Красиво ухаживал за девочкой крестьянской, все так радовались за неё, как свадьбу-то они сыграли…
Всё решил глупый случай – они столкнулись на улице. Высокий, полноватый мужчина, в богатых одеждах, шёл он меж рядов торговых с парой телохранителей за спиной. Зевали телохранители, зевал полный мужчина – не заметили, как позеленел от ярости и страха, неприметный низкорослый мужичок, с пушком на висках. Да, тогда у него ещё было немножко волос…, он не понял сам что произошло. Только когда нож вонзился в пузо мужчины в пятый раз, он осознал что натворил. Уважаемый господин, выпучив глаза, схватился за живот – кишки падали наземь проскальзывая меж пальцев, а телохранители, уже тянули руки к Страйку.