Магия и люди, использующие науку – существуют и те и те, они используют одни и те же процессы, одну и ту же Силу. Это возможно только в том случае, если маги чем-то отличаются. Каким-то образом они способны воздействовать на вещество, силой своего разума…, но это невозможно! Для этого объём мозга должен быть таким, что у них голова по земле кататься будет. А он что-то не помнил магов, с гипертрофированной головёнкой. Значит, их разум действует тоньше, то есть, они воздействуют на вещество, на уровне подпрастранственной геометрии, при этом, не используя никаких приборов. И источник тут не мозг – он в принципе на это не способен.
-Есть неучтённый фактор. – Проговорил бывший крестьянин, бандит и солдат армии арийского короля. – Фактор Х. При его наличии, как катализатора, формула работает, достаточно электромагнитного излучения мозга, но что такое этот фактор? Нет данных.
Страйк замолчал. Слегка ошеломлённый. Ему не по себе стало. Наверное, будь он ещё способен на это – вытошнило бы прямо в золотую пшеницу.
Ему стало немного страшно. Мир прост и понятен. Не нужно быть чем-то особенным, что бы заглянуть в самые глубинные его тайны…, правда, можно легко свихнуться, продолжая заглядывать туда, за упаковку из пшеничных полей и людских предрассудков.
Лучше сосредоточиться на чём-нибудь попроще.
Поле, ему нужна вода. Рек рядом нет, дождей не будет. Зато вода есть внизу.
Точно есть? Он усилил слух. Шум ветра превратился в грохот рушащихся стен и башен. Он отфильтровал звуки, почти всё стихло. Ещё больше усилил восприятие – нужен вполне определённый звук. Если вода есть на глубине 10 метров, сейчас услышит…, пусто. 11 метров, пусто. 12…, тихое-тихое журчание. Чуть левее. Вон, у той большой трещины. Если пробурить скважину, можно будет вывести наверх и перенаправить на поле.
Хм. А ведь селяне частенько роют колодцы. Считается, что их наполняет воля Ганхары, которая наказала земле, распределять воду равномерно, по всей её толщине. Если роешь колодец, капельки воды сбираются там – воля Богини заставляет частички воды, заполнять все пустоты в земле и проходит немного времени, а в колодце уже плещется водичка…
Почему никто не догадался, что в земле есть целые реки, есть ручьи и даже озёра?
Страйк поднялся на ноги. Слух вернулся к прежнему уровню восприятия – пока искал воду, он услышал голоса и смех. Где-то рядом селение. Там, наверное, и живёт владелец поля.
Нужно туда идти. Нужно объяснить им, как спасти поле. Пусть, это будет маленькой платой, за всё, что он творил раньше, за то, сколько людей он убил, сколь много горя принёс…
Перед глазами снова возникла картина орбитальной бомбардировки. В сравнении с теми, кто бросал в низ тонны бомб – он лишь расшалившийся деревенский повеса, не более того.
И всё и всё же…, он превратился в зверя, после смерти Летинии. А сколько чьих-то сестёр он сам убил? Столько горя, столько зла принёс и ради чего? Ну, вообще-то, понятно ради чего – деньги, сиюминутная радость в виде секса и так далее. Однако за этим всем оставался такой шлейф горя и страданий, что он немногим лучше тех, кто убивал миллиарды в неведомом ему мире. Круги на воде…, каждая капелька горя, с поколениями становится всё больше и больше, пока не превратится в целое озеро боли – отравленное озеро, полное грязной зелёной воды.
Он должен попытаться сделать хоть что-то. А потом пойдёт дальше. Искать свою цель. Будет продолжать поиски своего места в этом мире. Он не ариец, ему не подходит их безумная цель.
Гигант вышел на край поля с другой его стороны. Миновал луг, на котором паслось десяток туров – бык поднял красные глаза и, продолжая жевать траву, злобно пялился, пока гигант не покинул луг. За ним стоял маленький лес – его посадили люди, видно было по тому, как рассажены деревья. В лесу не бывает таких стройных рядков, да и не бывает что бы весь лес был из пород одного и того же дерева. Миновав и лесок, Страйк очутился на широкой улице, утопающей в лесной зелени. Красивые домишки, наполовину из дерева, на половину из камня.
У опушки играл мальчик. Тщательно закупоренным полным воды кожаным бурдюком. Мальчик бросал его как камень, целясь в молодое деревце на опушке. Попал ему в ногу.
-Держи. – Сказал гигант, протягивая бурдюк.
Мальчик не ответил. Медленно поднимал голову – дядя, из леса вышедший, всё не кончался. Наконец, запрокинув голову чуть себе не на спину, мальчик увидел голову дяди – маленькая, лысая, на плечах невиданной ширины. И тут он ничего не сказал. Журчать только стал. Нажурчало там по ногам аж целую лужу. Тряхнув босой ногой, мальчишка завизжал истошно и ринулся прочь. Не прошло и минуты, а на улицу высыпали бородатые мужики в полотняных рубахах, да с чем попало в руках – дубины, топоры, косы, даже с серпом один выскочил.
У этих не журчало ничего, но лица побелели. Стоят толпой, друг к другу жмутся, на великана смотрят. Кто-то осенил себя знаком Привы. Другой коснулся губ и махнул рукой вниз, словно посылал поцелуй самой земле – знак Ганхары, причём ни тот, который считался приличным. В иные времена, за такое знамение чтящие Ганхару, могли и руки до самых плеч поотрубать – знак сей, не совсем на почтение намекал. Восходил он к седой древности, когда Ганхару почитали негласной женой любого крестьянского сына - потому что, ведь лишь жена с ним будет всегда, вкушая и радость обильного урожая и горечь засухи, когда урожая нет. И она же с ним вкушает сон, постели утехи, апосля тяжкого дня в поле бескрайнем. Однако сейчас никто не обращает уже внимание на такой знак – большинство почитает Приву, Ганхару почти забыли.
-Здравствуйте люди добрые. – Проговорил Страйк, и лицо его дрогнуло – словно вспышкой пронеслись те дни и ночи, когда его возили в клетке, по таким вот селениям. А люди добрые, в него тухлыми помидорами кидались, да палками тыкали, словно животное он какое-то…
Нельзя так думать. Виновны в том не они. Виновны в том, тот капитан, города магистр, вся та сволочь и мразь, что стоит у руля. Людям нужно лишь путь открыть, показать дорогу верную. И они станут лучше, они станут другими. Он лишь должен приложить усилия и…
Страйк удивлённо хмыкнул – так вот же то самое оно!
-Ты што за диво такое? – Проблеял один из них, тот, что посмелее. Вышел вперёд и спросил, воинственно выставив вперёд остро заточенную косу.
-Страйк. – Ответил гигант, присев на землю. Теперь он стал одного роста с самым высоким из них. А вот по габаритам торса, всё равно крупнее любого мужика раза в три.
-Ты это…, - мужик сглотнул громко и косой махнул в сторону леса, - ты откуда шёл. Мы люди мирные, да простые. Брать с нас нечего, а лихостью мы не владеем, сам понимаешь, эээ, Страйк, земля - это наше, землю мы чтим, а чего ты там удумал, это всё не к нам.
-Ваши поля умирают.
Крестьяне кивнули чуть не разом, бледность страха, уступила место тоске. Они вдруг опустили головы, помрачнели – страх уходил. Гибнут поля – вот где настоящий страх, вот где горе. А тут просто гигант какой-то. Магический, наверное, а то может его просто ведьма прокляла, вот и вымахал. Помрёт скоро – они слышали про таких. Проклянёт ведьма, а он вырастает как конь или ноги лишние растут, руки там и всё, тоже умирает. Чуть годков за тридцать и всё, умер. А то бывает и до десятку не живёт, Прива его забирает, на небо-то к себе, шоб душа обиженная судьбой своей, по селу не моталась, да людей не пугала, не тащила их с собой на тот свет.
У иных во взгляде, даже жалость появилась – поняли они всё. Бывало, и у них такой родился. Головы две штуки. Так они его вместе с мамкой и прогнали в поля. Муж её, тоже весь сперепугу за палку взялся, всем селом и выгнали. А муж-то через неделю горькой пьянки, как проспался, весь побелел, на коня седло и жену свою с дитём проклятым искать – ведьма ж прокляла, причём тут сын то его двухголовый? Не по правде он поступил. Да и они…, как уехал, потянулись мужики к сёдлам, на коней и тоже искать.
Нашли. Да не полностью – степные волки добрались до них раньше.
Муж её, что выгонял со всеми вместе – повесился он в амбаре потом…
Поди и этого великана тоже выгнали. Подрос он, вон какой стал, напужался народ и выгнали. Их ошибку-то повторили, да только тут история другая – здоровый, страшный. Этого искать не станут, наоборот, порадуются искренне, что ушёл-то.
-Умирают. – Проговорил, наконец, тот, что посмелее. – Тебе-то что юродивый?
-Я не юродивый. – Улыбнулся гигант.
-Так это, как хочешь, чего уж там. – Замялся крестьянин. – Добрый молодец, вон статный какой, я ж обидеть не хотел…, ты ступай куда шёл, у нас приютить тебя негде, да и поесть лишнего нету. Сам видел, что с полями, не знаем чего теперь и делать-то будем. Прива дождей не шлёт. Мы и Каилу молились, да и он молчит.
-Я знаю, как спасти поля.
-И Ганхаре молились и тоже ни… - Крестьянин завис. Губами пожевал. Зыркнул на него. В глубине глаз мелькнуло что-то, он с соседом переглянулся, тот с ним и вдруг в глазах снова огонёк страха появился. Крестьяне снова побелели. Пугливо на него смотреть стали.
Страйк без труда прочёл эти взгляды. Ухмыльнулся, поднял руку – с сухим лязгом, метровое лезвие выпрыгнуло из руки. Сталь блеснула на солнце.
-Почтенный! – Взвыли они разом, падая на колени. – Прости юродивых! Не признали мы вас, магичество ваше почтеннейшее! Не признали, клянёмся крылами самой Привы, не признали мы ваше почтенейшиство-то сразу!!! Не наказывай, ежели чем мы тебя оскорбили!!!
-Я знаю, как спаси ваши поля. – Произнёс он настойчиво – лезвие прыгнуло обратно в руку.
Крестьяне с колен не вставали, но теперь иначе смотрели на него и в каждом взгляде, читалась целая буря эмоций. Они хотели спасти поля – кто ж не захочет? Они знали землю, любили её, любая боль земли, принималась ими как своя собственная. Но что хуже всего – земля иссушена, не будет урожая. Не будет зерна, не будет хлеба. Придётся очень туго затянуть пояса, прежде чем поспеет новый урожай. Им, конечно, гораздо проще, чем землям за Великими горами, где, по слухам, бывают очень снежные зимы. Им немного проще, чем тем, кто живёт у подножия Великих гор, где иногда бывают снежные зимы – снег, конечно, быстро тает, но холодно и пшено не растёт несколько месяцев. Им тут попроще, но поголодать придётся всё равно.