— А я? — рядом с болезнью не весть, откуда появилась Лариса, — не уходи.
— Я тебя столько лет жду, — Света почти плакала.
— Ты мне нужна, — уверенно заявила Лариса.
— Не ссорьтесь, доченьки…
— Любонька, милая, — рядом со Светой возникла мужская фигура. Муж. Дмитрий. Митя. Митенька.
…Любила его до беспамятства. Ревновала до безумия. Он, кобелина чертов, первые годы гулял, как нанятый. Потом в науку ударился, профессором стал. Изводил и себя, и ее: то раздельное питание, то голодание, то лыжи, то музеи. Сил невпроворот, вот и тратил, на что ни попадя. А уж что в постели вытворял! И так до старости. Впрочем, не дожил Митя до старости. В силе ушел, от горя. Все о Свете плакал, о младшенькой…
— Бабушка! Останься! — Татка возникла рядом с Ларой, и, как обычно, не просила. Требовала! Еще бы! Главный человек на свете. Козырный туз в крапленой колоде, всех переиграет! — Дедушка, ты не прав! Пусть бабушка со мной еще побудет. И с Дмитриком.
Единоличница! Отберешь у такой! Как же!
— Не вмешивайся! — попросила Любовь, — Хоть ты меня не мучай.
— Люба!
Не равны силы у мира светлого забвения и реалий. Рядом с дочкой и мужем встали отец и мать!
— Любочка. Пора домой, — давний, из детства, зов полоснул сердце тоской.
— Иду, только я…
— Ты боишься? — догадалась мама. — Да?
— Да, мамуля, боюсь!
— Не бойся. Я с тобой, — успокоил отец.
— Вечно, ты, Любка, трусить. Вечно копаешься. Давай скорее сюда! — Иринка, сестра, приветливо замахала руками.
— Здесь хорошо! — голос мамы лился песней. — Здесь мы снова все вместе. Как раньше.
— Мы последнее время только о тебе и говорим. Заждались совсем, — сказал папа.
— Сейчас бабушка подойдет и дедушка, — Иринка рассмеялась. — Вот они обрадуются.
— Я торт испекла, твой любимый, с клубникой….
— Любонька, я по тебе соскучился!
— Любка! Ну, давай. А-то я торт сама съем…
— Мама, не делай этого!
— Ба — буш — ка! Бабуля! Я одна останусь. Мне страшно… — Тата расплакалась.
Любовь отрицательно покачала головой:
— Не одна. Мир вокруг.
Тут же заглушая родные голоса, грянуло:
— Свидание закончено! — объявила Душа голосом тюремного вертухая.
Лучик-река смыкал берега. Хор голосов на противоположном берегу стал громче, лица увиделись отчетливее. Бело-огненная гладь соединяла с ушедшими. Или пока еще разделяла?
— Я пойду к ним, — прошептала Любовь.
— Сейчас я тебя туда отправлю, — злорадно хмыкнула болезнь и отвела для удара штык.
— Я — женщина свободного племени. Я сама себе хозяйка. Нечего тут командовать! — за секунду до рождения новой боли Любовь сделала шаг вперед…и умерла.
Отправив Любовь Андреевну в мир иной, лучик потянулся восвояси. К истокам. Но пока хоть частичка света озаряла угасающее сознание умершей волшебницы, вопль отчаяния рвался вслед: «Бабушка!» Это осиротевший внучкин Дар прощался с Даром своей любимой наставницы.
Часть 2
Глава 1. Долги наши тяжкие
Прежде жизнь Таты напоминала праздник. Бабушка вела хозяйство. Мама и Вадим присылали деньги. Папочка, осознав ошибки, аккуратно выполнял родительские обязанности и даже подбрасывал «на булавки». В отсутствие забот и тревог оставалось только учиться, развлекаться, да подколдовывать по мелочам. «Хочу нравиться мужчинам. Хочу находиться в центре внимания. Хочу, чтобы со мной все хотели дружить, танцевать, всегда приглашали на вечеринки …» — список желаний состоял исключительно из собственных потребностей. О том, что отпущенный свыше волшебный дар можно/нужно тратить на решение чужих проблем Тата заподозрила лишь после смерти бабушки.
Отец появился в доме через две недели после похорон. Вошел, поцеловал в щеку и объявил с порога:
— Поживу с тобой.
«Он понимает, как мне тяжело и хочет помочь, поддержать», — подумала Тата и ошиблась. Папенькой двигала иная мотивация. За ужином, не отрывая взгляд от телевизора, он небрежно уронил:
— Я сейчас на мели, поэтому денег на хозяйство дать не могу. Покормишь меня?
Детское обожание и юношеская обида давно остались в прошлом. Сейчас Тата относилась к отцу ровно и приветливо. Не более. Наверное, поэтому озвученная безапелляционным тоном просьба вызвала глухое раздражение: «Он не спросил, хватает ли мне самой на жизнь». Однако отказывать было неудобно, и она ответила:
— Да.
Три недели Тата готовила на двоих, одна убирала в квартире, игнорируя, звучащий в мозгу ехидные реплики Внутреннего Голоса вроде: «Папочка хорошо устроился, нашел себе служанку…»
Кстати, о Внутреннем Голосе…
Раньше Тата почти не обращала внимания на то, что в мозгу, как бы сами по себе, без ее воли и участия, то и дело звучали различные советы, приказы, комментарии. Однако после похорон тон и лексика фраз разительно изменились. Без бабушки Внутренний Голос распоясался, стал язвительнее, безжалостнее и вякал, буквально, по всякому поводу.
Но в данном случае, замечание было справедливым. Папочка явно загостился. Пора и честь знать.
— Папа, мне уже легче, — когда терпение закончилось, сказала Тата. — Ты можешь возвращаться к себе.
Отец сделал надменное лицо:
— Ты не поняла. Я вернулся совсем.
— А эта твоя …ну…
— Мы расстались. — Предваряя следующие вопросы, отец поделился планами: он ушел от своей пассии навсегда. Жить, намерен в «хоромах», а свою квартиру будет по-прежнему сдавать в аренду.
Тата возразила:
— Здесь ты жить не будешь!
— Почему? Неужели я тебя стесняю?
— Не надо мной манипулировать. Квартирный вопрос мы выяснили шесть лет назад.
За время отсутствия папочка подрастерял хваленое хладнокровие и заорал:
— Гадина! Мерзавка! Как ты с отцом разговариваешь?!
— Папа, — Тата глубоко выдохнула, пыталась совладать с собой, — перестань кричать. Терпеть подобное обхождение я не намерена!
На этом первая ссора закончилась. Следующие тоже не привели к желанному результату. Однажды, придя из университета, Тата увидела ужасную картину: вдрызг пьяный отец лежал посреди гостиной на полу, раскинув руки и ноги, в луже мочи. Дрожащей рукой она потянулась к телефону:
— Вадим, только маме не говори…Что делать?
— Проспится, гони в шею, — приказал отчим. — Замки поменяй. Пригрози пожаловаться в милицию. Не уймется, я приеду.
— Как вы? — Тата сменила тему.
— Да, так, неважно…
Оказывается, банк, в котором хранились сбережения Барбары, на грани банкротства. У самого Вадима с деньгами тоже полная неопределенность. Компании пришлось выплатить крупную неустойку, это здорово ударило по бизнесу. В кондитерской также упали продажи.
— У нас какая-то черная полоса. Так что ты с деньгами аккуратнее. Ладно? — попросил Череда.
— Ладно, — ответила Тата и, огорченная, набрала номер лучшей подруги. Хотелось пожаловаться, но, эфир поперхнувшись треском, вклинился в чужой разговор.
— У Татки сейчас сплошные проблемы, — лучшая подруга делилась информацией с общей знакомой. И, добрая душа, вкладывала в каждое слово столько яду, что хватило бы на приличный террариум. — К ней папочка переехал. Вроде бы даже навсегда.
— Ну, да?!
— Не исключено, что он потребует раздела квартиры через суд. Если дело выгорит, то наша богатенькая невесточка останется без шикарной хаты.
— Но половина-то ее?
— Конечно. Но половина-то тю-тю. Представляешь, какой конфуз ее ждет. И это еще не все.
— Рассказывай, не томи!
— У матушки Таты проблемы с деньгами. Дождик из зелененьких становится все скуднее.
— Неужели, «прынцессе» придется идти вкалывать, как всем нам, простым смертным?
— Избави Боже! До диплома ни-ни.
— А с личной жизнью как? Все по-прежнему?
— Да, осенью свадьба.
— Неужели ничего сделать нельзя?
— О чем ты говоришь! У нее деньги, квартира, а меня за душой гроша ломаного нет. Я нашего общего любимого очень даже понимаю.
— Но вы же все равно встречаетесь?
— Изредка. Раз-два в неделю.
— Как его на вас двоих хватает?
— Кобелина еще тот.
Тата нажала на рычаг. От обиды перехватило дыхание. Но слез не было. Голова работала четко и ясно. Что случилось с ее красивой праздничной жизнью? Почему навалилось вдруг столько проблем? Ведь прежде в личной вселенной все находилось в равновесии и гармонии.
Бабушка говорила: в жизни человека все хорошо, пока он следует своему пути. Однако стоит свернуть в сторону и шаг влево-право расценивается, как попытка к побегу. И наказывается. Раз так, то предательство жениха и лучшей подруги, финансовые неурядицы мамы и Вадима, притязания папы явно указывали на необходимость подкорректировать выбранный курс.
Но что именно требовалось изменить?
Тата учинила строжайший аудит всем свершениям и чарам, и не обнаружила отклонений. Поступки соответствовали нормам общественной и личной морали, чудеса были идеально сбалансированы. Следовательно, возникшие проблемы имели другие корни.
— Думаешь, если ничего плохого не сделала, то и наказывать тебя не за что, да? — с подковыркой спросил Внутренний Голос.
«Да», — ответила Тата.
— Наивная ты моя.
«Неужели я наказана за несовершенные поступки?»
— Вполне возможно.
«Как это?»
— «Думай сама».
Спустя неделю ситуация прояснилась.
Тата готовила угощение на бабушкины сороковины и вдруг замерла, словно громом пораженная. Скорее всего — пришло понимание — устоявшийся порядок ее жизни был создан бабушкой. И без поддержки начал превращаться в хаос. Аналогичным образом регулировалось благополучие и мамы с Вадимом. И даже папы.
«Что же мне теперь принимать от бабушки эстафету?» — Тата испугалась. Ей совсем хотелось мирить отца с его подругой, поддерживать финансовые возможности банка Барбары, вести к высотам капитализма компанию Вадима и направлять в мамин магазин покупателей. Не было ни малейшего желания улаживать и бесконечные неурядицы, которыми полнятся чужие жизни. Вернее, можно было в случае острой необходимости посодействовать близким один, два, ну, три-четыре раза. Взвалить же на себя постоянную ответственность — увольте. Слишком большая это морока и слишком явная несправедливость по отношению к ней.