— Благосклонно.
Поперек прошения лежала резолюция: «Пусть!».
— А ну-ка… — она протянула руку.
— По инстанциям пустить велено! Не суетясь! Так как на счет вечера? А?
— Занята! — отрезала Тата. — В другой раз. А на консультацию куда?
Клерк кивнул: в другой, так в другой. И передал веление начальства — разбирайся сама.
Вернувшись из дальнего вояжа, Тата отправилась исследовать маточные трубы соседки. Проход из-за спаек был узким по всей длине, в некоторых местах и вовсе образовались почти глухие заторы. Однако кроме механистических преград присутствовало что-то еще. Осторожно прикоснувшись к стенке трубы, Тата почувствовала, как чужая плоть завибрировала враждебным излучением.
Так, стало быть…
Прихватив нужный для проведения теста квант, Тата вернулась к себе и занялась анализом. Вскоре картина прояснилась: соседкино нутро излучало энергию смерти, основу которого составляло проклятие.
«Проклятие, — прочитала Тата в старых записях, — это сконцентрированный энергетический импульс, посланный мысленно, письменно или вслух одним человеком другому.
Если импульс слаб, то столкновение с энергетической оболочкой человека не приводит к пробою и тогда не происходит ничего страшного. Когда же оболочка разрушается, проникший негатив приводит к диссонансу в энергосвязях со внешним миром и тогда на уровне ДНК формируется новая психоэмоциональная программа, влияющая на судьбу человека. И даже на его род. В том случае, когда проклятие мощное или конкретно направлено на потомков, программа передается по наследству, предопределяя жизнь последующих семи поколений.
Но проклятие — не приговор. Он него можно и нужно освободить человека. Лучший способ для этого: найти автора проклятия и убедить покаяться».
Этим Тата и занялась.
Из родовой памяти соседки она вытащила на свет белый старую историю и ужаснулась. Сто лет назад, бабка соседки повздорила с подружкой. Та одолжила кофточку в белый горошек и пятно поставила. Перепалка переросла в ссору.
— Не проси ничего больше. Не дам! — заявила решительно бабка, тогда еще молодая барышня.
— Черт с тобой, — сказала подружка. И в сердцах — гардероб, чужой, богатый, выручал не раз — добавила: — Будь ты проклята, сквалыга!
«Что же теперь делать?» — гадала Тата. Автор проклятия и его жертва давно лежали в могилах. Ушли, естественно, не примирившись, не простив друг друга, не покаявшись. Следовательно, шансов на успех нет? Соседке придется нести свой крест дальше, а ей — либо искать новых родителей для младенца либо рожать самой?
Тата с ужасом посмотрела на часы. Время шло, бежало, таяло с каждой минутой. Но до крайнего срока осталась еще неделя, и опускать руки было рановато.
На всякий случай она еще раз погрузилась в старую ссору, пробежалась по колким обидам, перебрала сказанные в сердцах оскорбления. Увы, ничего кроме злобы обнаружить не удалось. Дурацкая кофточка напрочь убила дружбу, уничтожила привязанность, превратила двух приятельниц во врагинь. До конца жизни обе ненавидели друг друга. А за что собственно? Скорее из праздного любопытства, чем по здравому размышлению, Тата задалась неожиданным вопросом и обнаружила, что взаимные претензии по поводу одежонки были поверхностными. Суть обиды крылась в ином. Девчата злились из-за того, что подруга не пришла мириться первой, что поставила свои амбиции выше отношений.
Это было уже кое-что, и Тата принялась рыть усерднее.
Старания не пропали втуне. Перебрав ворох воспоминаний столетней давности, она наткнулась на случай, который мог бы стать ключом к ситуации. Подружка соседской бабки, Лида, уже в приличных летах, будучи изрядно во хмелю, призналась сестре, что из-за дурацкой тряпки рассорилась с самым близким человеком и всю жизнь жалела об этом. Однажды Лида даже пошла в церковь: замолить грех. Но по дороге заскочила в магазин, там как раз выбросили сосиски, и суд да дело стало не до лирики.
Тата вздохнула с облегчением. Полученный факт, хоть и с натяжкой, можно было расценить, как покаяние и провести процедуру. Она вернулась в маточную трубу и трижды произнесла заветные слова: «По поручению рабы Божей Лидии, снимаю проклятие! Прошу за нее прощение и прощаю от ее имени то зло, что, возможно, причинила!» Затем от имени бабки соседки приняла прощение: «Прощаю то, что ты прокляла меня! Прости и ты, то зло, что, возможно, я причинила».
Бесконечным мгновением разлилась в организме женщины неопределенность. Тата замерла. Хватит ли у опосредованного покаяния силы, чтобы победить проклятие? Стенка матки вибрировала от перенапряжения. «Ну же, голубушка, давай, — подстегнула Тата процесс. — Пусть добро победит. Тебе это самой выгодно: реализуешь свое истинное назначение».
В тот миг, когда проклятие отступило, Тата и в своем волшебном воплощении, в чужом женском нутре и дома, в человеческом обличье, испытала что-то сродни оргазму.
— Поняла, как это творить добро в особо крупных размерах? То-то… — поинтересовался Внутренний Голос.
Кроме вечного резонера с его дурацкими комментариями омрачило праздник и отсутствие результата. Соседи старательно занимались сексом, однако оплодотворение не наступало. Тата снова отправилась в Высшую Канцелярию.
— Почему ничего не получается? — взяла за горло референта.
Тот прохрипел:
— У пары генная несовместимость.
— И что, не бывать ребеночку?
— Почему же? Шансы есть!
— Говори!
— Отпусти, тогда скажу.
Тата ослабила хватку.
— Существует всего пять процентов вероятности, что у твоих соседей будут дети. Так что, на счет вечерка? Прогуляемся?
Не успел секретут закрыть рот, а Тата уже исчезла. И едва отдышавшись, занялась строевой подготовкой. Генной. Выстроила по ранжиру гены, не беда, что нет числа, был бы толк. Прокашлялась, как опытный оратор, и заматерилась фельдфебельно.
— Вашу мать! Да я вам…Да я вас…Сволочи, негодяи! Всех урою! Вы тут для чего торчите, жизнь продолжать или жопы наедать? Род людской продолжения требует! А вы в рулетку забавляетесь! Выдать немедленно зачинщиков! Пять из ста! Иначе каждого второго собственноручно…пожалеете…трам… тарам… там… там…
Призадумались гены. Сдать пятерых или всем миром полечь? Дама серьезная, силы не мерянной, вожжа под хвостом, вдруг не шутит?
Расступились ряды. Понурив непутевые головы, явились ответчики.
— Здесь стоять! Ждать вторжения! С места сдвинетесь, пожалеете!
И опять фиаско. Тата в отчаянии в секретарские ноги бухнулась:
— Веди, куда хочешь. Делай, что желаешь. Но скажи, что не так?
— Спешишь, лакомая моя, природа у парочки разная. Не бывать-с!
Тут-то разомлевший от приятного соседства клерк и совершил ошибку. Одну руку за пазуху Тате засунул в задумчивости или в забытьи грудь стал щупать. Другой под юбку полез. В волшебном Дальнем Никуда, как и заурядной реальности, всякий имевший власть старался превысить свои права. Но не такую попал. Зажав злодейские руки на месте преступления, Тата завопила что есть мочи:
— Помогите! Насилуют! Люди добрые!
Клерк задергался, зашипел: «Стерва!». А поздно. Кругом набежало видимо-невидимо.
— Обижают меня, сиротинушку! Совращают с пути истинного! Чести лишают! Что же это делается на белом свете? И сюда злыдни добрались! — орала Тата, размазывая по лицу несуществующие слезы и почти веря в угрозу посягательства и свершаемое насилие. Мелкий бюрократ, хилые ножки, спички-пальчики, ни как смог бы с ней совладать. О покушении на добродетель вряд ли бы и помыслил.
— Сама она, видит Бог, я бы никогда, — растерянно лепетал анти-герой.
— Так… — раздалось протяженное, будто эхо, восклицание. Откуда? Страшно и подумать! — Цирк устраиваем? Матросский танец с выходом?
— Я, я… — залепетал клерк.
— Молчи уж! Кого тут обижают? — Голос обрел твердость и стал похож на тот, с кем Тата беседовала на кладбище.
— Меня, — пролепетала Тата. — Меня, бедную, несчастную, помощи лишают. Один на один с бедой оставляют. И еще вдобавок насмехаются.
Голос приказал:
— Хватит выпендриваться! Переходи на нормальный язык. В чем суть дела?
Тата кратко изложила ситуацию.
— Дама знает о твоих стараниях?
— Нет, как можно?
— Благородство играешь!
— Вину искупаю! С совести пятна свожу! Какие тут игры.
— Ладно, тогда старайся.
— А сроки можно передвинуть? В виду непредвиденных обстоятельств?
— Надоедливая ты особа.
— Пожалуйста.
— Хорошо.
— У меня еще один вопрос…
— Будет тебе беременность! Не ной!
— Не мне, — закричала Тата. — Соседке.
Голос не ответил. Видимо, счел аудиенцию завершенной. Так и есть. Появился новый чиновник. Поважнее, посолиднее первого. Записал все подробно. А в завершение ошарашил:
— Запоминайте число, время, положение. Соседка твоя забеременеет двойней. Однако один ребенок умрет родами. Ясно?
— Ну, почему?
— Первенец вберет в себя несовместимость природ и погибнет. Второй останется жив.
— А еще рожать можно?
— Бабье и есть бабье! Только б плодиться! Посмотрим.
Тата скорчила обиженную гримасу, грудь вперед выставила и поперла:
— Жалко, что ли? Да?
— Ладно. Еще разик можно.
— Спасибочки! Благодарствую! Ручку пожалте, — опять ее понесло.
— Не паясничай! И дамочку свою приготовь…
Тата ввалилась к соседям с сияющими от возбуждения глазами.
— Сон видела! Вещий.
Мужчина и женщина смотрели на нее недоверчиво.
— Хотите ребенка?
— Ты, что смеешься?!
Тата чертыхнулась, вот напасть. И пересказала, что надо делать и как.
— Бред какой-то, — отмахнулась дама.
— Дело хозяйское. — Тата не очень расстроилась. На всякий случай она уже придумала план. Если соседи не послушаются, она нашлет на парочку страсть и покорность. А затем немножко «поиграет в куклы».
— Странная она, — сказала соседка и ушла готовить ужин.
— Странная, — согласился сосед.
Через час вернулись к теме.