— Куда ты — туда и мы, — утешила Татьяна.
— Тогда так: на людях меня без особой нужды не отвлекать! Ясно?
— Да, — кивнула Татуся.
— Кстати, надеюсь, посторонние вас не видят? А то мне будет сложно объяснить коллективу, почему меня стало так много.
— Для всех, кроме тебя, нас как бы нет в природе, — сказала Разумница.
— Хоть это хорошо.
— Да не переживай ты так. В жизни всякое случается и каждый может, как расстрОиться, так и расстроИться, — Татуся тоже нашла походящие ситуации слова.
Глава 4. На пути к истине
Тата шествовала по улице, впитывая, как промокашка горячие мужские взгляды и ледяное женское любопытство. Несколько раз вслед летел грубоватый свист — дань восхищения малолеток. Кто-то восторженно бросил вслед: «Ого!». Так или иначе, народ к явлению красоты пред очи своя равнодушным не остался.
Родной коллектив тем паче!
— Добрый день, — поздоровалась Тата, входя в офис.
— Добр… — Василий Петрович замолк на полуслове. Остальные пораженно молчали. Шефиня — ярая поборница дресс-кода — весь год одевалась в строгие костюмы безликих тонов и вдруг явилась воплощением женственности и соблазна с ярким макияжем, в зеленом, под цвет глаз, жакете с глубоким вырезом и черных очень широких брюках из струящегося шелка.
— Татьяна Михайловна, ну, вы, блин, красотка! — высказал общее мнение Камейкин.
— Неужели? — Тата деланно удивилась и, как ни в чем, ни бывало, направилась в кабинет.
Спустя полчаса появился Линев.
— Василий Петрович передал, что вы просили меня зайти?
— Да. Вы уже готовы дать ответ?
— Нет.
Тата поднялась с места, прошлась будто бы в задумчивости от двери к окну:
— Почему?
— Мне еще, — безучастно оповестил Никита, — нужно кое в чем разобраться. Думаю, после обеда я смогу поделиться некоторыми выводами.
— Тогда до встречи. — Тата одарила консультанта одной из самых ослепительных, предназначенных только для VIP-клиентов, улыбкой. А когда Никита вышел, довольно потерла руки. Как и следовало ожидать, мужика зацепило. Да еще как! Убедиться в собственной правоте Тата смогла в обеденный перерыв. Едва в офисе зависла тишина, как Татуся выскользнула из кабинета.
Тата замерла, если план удался, барышня вернется. Так и есть. Губы обиженно поджаты, взгляд растерян, на лице огорченная гримаса.
— Никита думает не обо мне, — объяснила обиженно.
— А о ком? О ней?! — догадалось разумное начало.
Татуся кивнула. Татьяна приняла к сведению полученную информацию, поразмышляла с минуту, затем озвучила новый вопрос, уже адресованный Тате:
— Что происходит?
— Ничего особенного. Если в ваше измерение я попала из-за Татуси, значит, от нее надо избавиться. Чем я и занимаюсь.
— Какая же ты сука! Жестокая сука! — возмутилась Душенька — И даже не скрываешь этого.
Не обращая внимания на слова потенциальной жертвы, Тата продолжила:
— Уничтожить мужскую сексуальную фантазию можно двумя способами. Первый путь предполагает рациональный подход. Если я покажусь Никите матерой феминисткой, или истинной, без прикрас бизнес-леди, он быстро прекратит свои воображаемые игрища.
— Не желаю, чтобы мной пугали мужчин! — возмутилась Умница.
— Мне тоже не нравится этот вариант. Поэтому, скорее всего, я пойду другим путем. Эмоциональным. Заморочу Никите голову так, чтобы он перестал думать о каком-то туманном собирательном образе и забыл Душеньку напрочь.
— Какое коварство! Какая низость! — зашлась от гнева Татуся.
— План твой хорош. Но имеет узкое место, — Разумница проигнорировала реакцию коллеги. — Манипулируя на чувствах Никиты, ты рискуешь столкнуться с его воображением, силы которого отчасти соизмеримы с ресурсами твоего колдовства. И кто победит в этой битве — предугадать невозможно.
— Хорошо. Я тебя услышала, — оборвала разговор Тата и принялась за служебные заботы.
Точно в два часа пополудни, в сопровождении Копейкина, порог кабинета переступил Линев. Пока длился обмен дежурными фразами, пока Никита раскладывал на столе бумаги, Тата внимательно разглядывала консультанта и мусолила непростую думу. Ничего не происходит просто так. Если ее внутренние проблемы обострились с появлением этого человека, да еще и приняли такую чудную форму, значит пришло время понять что-то важное. Но что именно?
«Никита Линев… — мысленно произнесла Тата, — Никита…
Линев жил в гармонии со своим именем.
Никита происходит от греческого слова «побеждать» и означает победитель. Однако имени не хватает силы и могущества. Слабость его подтверждает интересный факт: когда в тридцатых годах двадцатого века в СССР разрешили менять имена, «Никита» оказался в топ-списке имен, от которых охотнее всего отказывались. Основные черты: всегда первый, одарен, талантлив от Бога. Согласно характеристике Никита — это мужчина, который знает себе цену. Эгоистичный, целеустремленный, настойчивый, упрямый, идет к цели прямым путем. Не любит, чтобы им командовали. Чувствителен и раним. Внешне похож на мать, характером в отца. Преданный сын. Семейная жизнь из-за отсутствия дипломатичности и не желания приспосабливаться складывается трудно.
Все так и было. Линев побеждал, был талантлив, целеустремлен, чувствителен и раним; знал себе цену и умел ее получить.
С биографией консультанта Тата знакомилась на месте основных событий, в квартире Линева, в которую перенеслась волшебной сутью.
— Мне нужно знать о Никите все. Так что выкладывайте, — обратилась она к чужим вещам.
Не приученные разговаривать, те не спешили отвечать.
— Позвольте, я начну, — наконец решился книжный шкаф из прихожей, — пожалуй, я, единственный, кто помнит, как Никита появился на свет.
— А я? — возмутился старый фотоальбом. — Я тоже в курсе.
— Давайте, по очереди, — велела Тата.
Рассказ оказался не долгим.
Мужчина и женщина. Совместная, жизнь в достатке и отсутствии детей. В сорок семь лет она впервые забеременела. По началу испугалась — больна. Тошноту, слабость, минутные обмороки приписала модной и страшной онкологии. Мужу решила не говорить: не расстраивать заранее. Но по тому, как стремительно жена худела, теряла силы и упорно молчала, он догадался и повел к врачу. Лучшему, самому-самому. А потом еще к череде других. Неутешительный диагноз никто не подтверждал, но и не опровергал. Наконец, ситуация прояснилась.
— Голубушка, у вас вульгарная беременность. Четыре месяца. О прочих глупостях забудьте, думайте о ребенке.
Аборт в таких сроках невозможен. Да и не помышляла об убийстве первенца пожилая чета. Поздний, он был по-особенному желанен.
— Значит, родители Никиту любили? — спросила Тата.
Шкаф и альбом только хмыкнули насмешливо.
— Не то слово, обожали.
— Отлично. Спасибо большое, — продолжился допрос. — Детство и юность пока упустим. Перейдем к молодости. Кто будет отвечать?
Вызвался обеденный стол. Обычный на четырех ножках.
— Однажды Никита привел в дом молодую женщину. Меня накрыли скатертью, выставили угощение. Чувствовал я себя в тот момент неважно, нога пошаливала, знаете ли, и слушал невнимательно. Но дерево, очень чувствительно к человеческим настроениям, и волей-неволей, все четверо вовлекали меня в свои мысли.
Пожилой мужчина — отец Никиты радовался.
«Молодая, здоровая, красивая, скоро родит внуков».
Гостья выглядела славной: крепенькая, стройненькая, симпатичная.
И не нравилась, откровенно не нравилась потенциальной свекрови:
«Не такая нужна моему сыну. Не такая!»
Материнское сердце не обманешь. Барышня была не плоха, просто слишком реалистична: мечтала о квартире, машине, даче. Никита же хотел творить. Он с детства бредил писательством и каждую свободную минуту посвящал мечте.
Усугубили семейный конфликт и женские свары. Невестка со свекровью делили кухню и Никиту, рыдали на широком плече, просили защиты. Примирить враждующие стороны мог разъезд, но оставить родителей одних Никита отказался наотрез. Матери семьдесят три, отец на год старше. В ответ разобиженная супружница подала на развод.
Через год умерла мать Никиты. Отец ушел вслед.
— Дальше можно я? — попросил разрешения диван.
— Давай, — согласилась Тата.
— После смерти родителей Никита загулял. Вечеринки, пьянки, женщины.
— Он любил кого-нибудь?
— Нет, развлекался.
— И долго?
— Через полгода гульба закончилась. С тех пор на мне пользуют дам изредка, по мере надобности.
— А его кто-то любил?
— Не знаю. Никита сторонится серьезных отношений. Ему сейчас не до того. Он хочет стать профессиональным писателем.
— Это уже по моей части, — откликнулся письменный стол. — Мы написали много статей и рассказов. Нас печатали журналы и газеты. Потом мы взялись за книги. Две вышли и даже очень хорошо разошлись. Над остальным мы пока работаем.
— Да, да, — подхватили тему два томика в книжном шкафу. Тата взяла каждый в руки, подержала, словно оценивая вес; увидела на обложке знакомые имя и фамилию и удивленно покачала головой. Это ж надо, настоящий писатель.
— Главное у нас впереди, — сказал ноутбук.
— Ну, а ты чем порадуешь? — Тата обратилась к зеркалу.
Не часто мужчины поверяют зеркалам тайны, но ежедневный полный опасности и сакраментального смысла ритуал бритья роднит суровую мужскую душу и серебристую гладь. В миг, когда глаза упираются винтовочным дулом в собственное отражение, и идет настоящий, откровенный разговор. Без дураков, формальностей, по-настоящему.
— Главное у нас здесь и сейчас. Писать для Никита самое важное занятие в жизни, — сказало зеркало. — Следующие места пока вакантны. Правда, с некоторых пор мысли Никиты поглощены тобой и, судя по некоторым признакам, это серьезное увлечение.
Тата недоверчиво повела плечами. Как же! Два дня знакомы! Но, заинтригованная, достала из воздуха книгу Судеб, открыла нужную страницу. Стекляшка не ошибалась. Действительно, именно ей суди