овать разбросанные очаги немецкого сопротивления, кавалеристы возникли у Дебальцева на главной железной дороге, идущей с востока на запад, приблизительно в 40 милях за линией фронта. Здесь они перехватили два эшелона с пополнениями для 17-го корпуса и буквально изрубили их. Присутствие русских означало, что единственным путем снабжения для всех войск, оборонявших рубеж по реке Миус, оставалась неудобная железная дорога Таганрог – Мариуполь.
Еще более серьезным было то, что сильная танковая группа, три механизированные бригады из 1-й гвардейской армии Попова, пробилась по замерзшей долине реки Кривой Торец (командир 40-го танкового корпуса, чей левый фланг защищала эта долина, уверял Манштейна, что она «непроходима») и остановилась у Красноармейска, в пределах танкового огня от главной железной дороги из Днепропетровска, по которой поступало горючее и боеприпасы для всей 1-й танковой армии и группировок Холлидта и Фреттер-Пико. Дивизия СС «Викинг» была немедленно брошена в бой против прорыва у Красноармейска, но ее усилия не дали результатов. ОКХ примирительно объяснило, что эта дивизия (которая состояла из волонтеров СС из прибалтийских и «нордических» стран) «понесла такие тяжелые потери, что стало не хватать офицеров, владевших соответствующими языками».
Итак, на второй неделе февраля положение Манштейна было следующим. У него не имелось контакта со своим левым крылом, основная масса которого, в оперативной группировке Ланца, была привязана к Харькову. Русские фактически имели полную свободу действий на 50-мильном отрезке Донца по обе стороны от Изюма. Боевой состав группы армий был разрезан на три части на юге и востоке русскими вклинениями у Красноармейска и Дебальцева. 15 февраля танковый корпус СС отошел от Харькова, несмотря на приказы Гитлера и самого Ланца о том, что город нужно удерживать до последнего. Теперь брешь между правым флангом Клюге и первыми сплошными позициями на левом фланге Манштейна стала превышать 100 миль.
Можно простить Гитлера за то, что он видел в очевидном развале всего южного крыла неизбежные следствия несоблюдения его принципа держаться, не считаясь ни с чем. На следующий день после падения Харькова группу армий «Юг» предупредили о «немедленном» приезде фюрера, и он прибыл в Запорожье 17 февраля в сопровождении Йодля и Цейцлера. Это было самым близким расстоянием, на которое Гитлер приближался к линии фронта на всем протяжении войны (пока бои не завершились над его головой в 1945 году в Берлине). Он оставался там три дня, причем от передовых отрядов группы Попова его отделяли только несколько противовоздушных частей и рота штабной охраны. Мелкие отряды советской кавалерии уже просачивались вплоть до северного берега Днепра, а в последний день пребывания Гитлера в Запорожье несколько танков Т-34 приблизились на дистанцию танкового огня к аэродрому!
Главный интерес совещания в Запорожье заключался в споре между Гитлером и Манштейном, который шел все эти три дня. У Гитлера были две сильные козырные карты. Первая – это стратегическое вдохновение в больших масштабах; Норвежская кампания и Арденнский план 1940 года останутся свидетельствами такой способности в военных учебниках. Вторая – это замечательная способность запоминать цифры и тактические детали: скорострельность нового миномета, потребности взвода в боеприпасах, пропускная способность данной сети железных дорог, даже такие подробности, как наилучший способ выбора места для 88-мм пушки. Его владение запасом тактических «разменных монет» в обсуждениях позволяло Гитлеру вести разговор на равных с большинством командиров и быстро достигать превосходства над ними даже в сфере специальных знаний.
Но хотя Гитлер мог планировать и кампанию, и руководить боевыми действиями на уровне полка, его способности как командира в области оперативно-тактического искусства, на уровне руководства корпусом и армией, были значительно слабее. Его первый настоящий опыт связан с увольнением Браухича зимой 1941 года, когда германская армия была в крайне тяжелом состоянии и он очертя голову бросился руководить сам. И тогда он нашел решение – не в процессе рационального мышления, а в глубинах собственной убежденности. Держись, не уступай ни пяди, умри, где стоишь. Совпадение стратегических требований и необходимости абсолютного повиновения деспотическим приказам в данном случае уже обсуждалось. Но когда Гитлер применил ту же формулу к трагической ситуации с Паулюсом в Сталинграде, результат был далеко не так утешителен. Фюрер был потрясен и преисполнен раскаяния, и он позволил Манштейну принять другие методы разрешения нового кризиса на Донце. И что произошло? Пространство, а вместе с ним, казалось, и престиж стали теряться с еще большей быстротой. Фронт потерял свою целостность. Боевые действия были, несомненно, маневренными, но ход событий развивался не в пользу вермахта.
Так что, когда Гитлер встретился с Манштейном в Запорожье, он сразу же заявил ему, что отступление должно быть прекращено, прямо с этого же дня. Харьков должен быть отвоеван немедленно. (Танковые дивизии СС, надо думать, сейчас уже готовы?) Ланца снять и начать фронтальную атаку. Прорывы Попова и кавалерийской группировки должны быть немедленно ликвидированы. Конечно, «Викинг» не мог сделать ничего, кроме как сдержать Попова. Но разве для такой важной цели могло быть достаточно одной потрепанной дивизии СС? Опять-таки Манштейн все время ворчит о необходимости пополнения для себя, а более половины его сил и три четверти танков даже не участвовали в боях! 4-я танковая армия не воюет уже две недели. 1-я танковая армия ведет бои силами только одной дивизии.
Нет записей, о чем говорили Цейцлер и Йодль, если им вообще дали возможность что-то сказать, но кажется правдоподобным то, что их привезли только для поддержки данного Гитлером разноса. Однако Манштейн оставался невозмутим. Да, конечно, обстановка серьезная, сказал он Гитлеру, но в ее изменчивости и лежат зародыши успеха. Ибо русские просто не смогут наступать прямо на запад, через брешь у Харькова. Какую цель поставят они себе в наступлении – Киев? Львов? У них нет ни запасов, ни мобильности, ни достаточной поддержки, чтобы попасть туда. Они должны планировать, просвещал Манштейн своих слушателей, повернуть на юг и попытаться прижать группу армий обратно к побережью Черного моря. Но шансы Жукова добиться второго окружения теперь совсем не те, что были у него в ноябре прошлого года. Тогда русские вели атаку со своих собственных исходных рубежей, с накопленными в течение недель материальными средствами, а немцы были потрепаны и сражались до полной остановки, находясь на дальнем конце ненадежных коммуникаций. Теперь потрепаны были русские, их танки прошли сотни миль, местность позади них разбита и опустошена, и через несколько недель при оттепелях станет непроходимой. Когда острие их клина направится к переправам на верхнем течении Днепра, тогда Гот снова получит свободу; тогда эти три дивизии СС смогут сыграть свою должную роль мстителей и нанести удар в направлении на юго-восток, встретиться с 4-й танковой армией и затянуть петлю вокруг русских танков. Как раз хватит времени, чтобы нанести это поражение до начала оттепелей, и вслед за этим Харьков упадет «как спелое яблоко». Таким образом, во время распутицы, этой шестинедельной передышки, когда большая часть местности превратится в непроходимое море грязи, можно будет восстановить целостность фронта вермахта.
Глава 16ПЕРИОД ЗАКРЕПЛЕНИЯ ЗАХВАЧЕННОГО
В последние дни февраля наступление русских достигло наивысшей отметки. Линия фронта переместилась более чем на 200 миль к западу за период меньше трех месяцев. При отступлении немцы опустошали всю сельскую местность и стирали города с лица земли.
Немцы дотла сжигали деревни, вырубали фруктовые сады, уродовали пашни, уничтожали все следы человеческой деятельности. В хозяйствах они свозили плуги, жатки, косилки в одну кучу и взрывали их.
Для русских это был первый опыт наступательной маневренной войны в крупных масштабах, и для них она оказалась отличной от маневренных боев 1941-го и 1942 годов. Тогда они отступали к своим складам и станциям выгрузки, а их передовые войска всегда шли навстречу пополнениям и запасам. Теперь же сочетание погодных условий, разрушенных коммуникаций и собственной неопытности в сохранении движения, которая необходима для поддержки глубокого прорыва на узком фронте, привело к опасному распылению сил наступления русских, которые распались на четыре отдельные группировки.
На севере обе армии, захватившие Харьков, – 3-я танковая армия Рыбалко и 69-я Казакова, – с трудом продвигались вперед, время от времени сталкиваясь с группировкой Кемпфа. Южнее Харькова еще две советские армии – 6-я и сильно потрепанная 1-я гвардейская – растянулись по длинному коридору, который они открыли между Изюмом и Павлоградом, причем их головная кавалерия и несколько танков (потом так и застрявших там) ушли вплоть до Днепра около Запорожья. Далее к востоку группировка Попова базировалась вокруг Красноармейска. В его четырех дивизиях на ходу осталось только 50 танков. Две другие группировки находились за германскими линиями: кавалерийские дивизии – у Дебальцева и несколько стрелковых частей, которым удалось форсировать Миус, – у Матвеева.
В начале февраля, когда обе армии были сильно потрепаны, и казалось, что немцы находятся в худшем состоянии, риск подобного распыления был оправдан. Если бы Красная армия смогла поддерживать такое давление до начала распутицы (планировала Ставка), тогда в этот период затишья немцы выровняли бы свою линию фронта, и многие советские выступы, захваченные в последние недели, слились бы в солидный выигрыш территории. Замечательное хладнокровие Манштейна, с которым он постепенно отводил с фронта небольшими группами свои оставшиеся танки, не считаясь с переходом за принятую границу опасности, не было предусмотрено русской Ставкой.
В течение пяти дней два корпуса Гота, 48-й и 57-й танковый, двигались в направлении на северо-запад, к линии железной дороги у Красноармейска, а под Харьковом танковый корпус СС занял исходное положение. 21 февраля Гот перешел к атаке против группировки Попова и левого фланга 1-й гвардейской армии, а 23 февраля СС начали свое наступление в направлении на юго-восток. Под этим сходящимся давлением потрепанные русские армии начали рассыпаться и отступать в восточном направлении отдельными частями. Появление «тигра», которым были недавно оснащены дивизии СС «Рейх» и «Великая Германия», стало ударом по моральному состоянию русских. До сих пор единственной пушкой, которая могла справиться с броней Т-34, была 88-миллиметровая. Но она была уязвима в неподвижном положении и во время установки на позицию. Теперь, смонтированная в броневой башне и поставленная на такие широкие гусеницы, что могла проходить даже там, где, может быть, не смог пройти Т-34, она ознаменовала конец превосходства русского танка на поля боя.