— Лёшка, держи.
Он радостно хлопает глазами, втягивая вечно висящую зелёную соплю.
— Беги за серый, там на скамейке толстый мужик сидит. Это дядя Вилен. Запомнил? Дядя Вилен. Повтори.
— Дядя Вилен, — послушно повторяет пацан.
— Молодец. Скажи ему, чтобы шёл ко мне домой, потому что я не смогу прийти к нему. Понял? Приведёшь ко мне его.
— Ладно, — кричит Лёшка и убегает.
— Дядя Гена, — говорю я Рыбкину. — Я пойду домой, срочно позвонить надо. Ты забегай потом, лады?
— Лады, давай. Я только не сейчас, попозже забегу, а то там гости, сам понимаешь… Ещё хлеб купить…
Понимаю.
— Дядь Ген, спасибо!
— А? Да ладно, чё ты, Суходоев этот давно нарывался.
Нарывался, это точно, да только всё совсем невесело. Вот же козёл этот Печёнкин, закусил удила. Лучше бы он коньяк халявный закусывал… Мда… Снимаю трубку и звоню Платонычу. Хоть бы на месте был, а то он может и в область уехать, хозяйство-то у него ого-го.
На моё счастье он оказывается на месте. Я объясняю ситуацию и прошу связаться с Ефимом. Сам ему звонить не рискую, чтобы всё дело не испортить, Ефим товарищ непростой, к нему подход нужно иметь. Тут же набираю Куренкова и тоже рассказываю, что произошло. Он матерится на чём свет стоит.
— Бл*дь! Егор! Вот твоя самодеятельность е**чая!
Приходится ему рассказывать и про наезд Корнея, а я ведь не хотел, чтобы он был в курсе ситуации. Блин… Ну, а что делать? Если меня закроют, а шанс на это очень большой, придётся на стрелку ехать Куренкову. Он только корки свои покажет и проблема будет разрешена, конфликт исчерпан. Наверное. Другое дело, что ему тоже не с руки святить свою связь с этим объектом.
В общем, он матерится ещё больше.
— Роман Александрович, я вас информирую на случай, если сам не смогу поехать. Если что, Печёнкина можно попробовать прихватить на ЛВЗ через людей Парашютиста, но он там наверное сейчас подчищает как раз.
Раздаётся звонок в дверь, я прощаюсь с Ромой и бегу в прихожую встречать Баранова.
— Ты почему не пришёл? — спрашивает он входя в комнату и озираясь.
— Да, тут заварушка неожиданно приключилась. Пошли на кухню, хоть чайку попьём, всё лучше, чем в кустах сидеть. Да один я, один, никого больше нет, пройди по хате, посмотри.
— Да не-не, я ничё, — пожимает плечами Баранов. — Так что, пацан правду сказал? Про ментов. Ты ментам вломил что ли?
— Ну, так вышло… Я — Суходоеву, а Зарипову — народ заступился.
— Охренеть. Ну, если ты и из этого дерьма выберешься, я тебя буду считать вообще непотопляемым и непробиваемым.
— Выберемся, никуда не денемся. Чай или кофе?
— Давай кофе, раз такое дело.
Мы идём на кухню. Я наливаю кипяток и ставлю на стол низкую коричневую жестянку с пышногрудой индианкой, сахарницу и вазочку с мятными пряниками без глазури и овсяным печеньем.
— Ну, что, товарищ майор, скажешь хорошего? — интересуюсь я, откусывая пряник.
— Так это, меня поставили начальником группы…
— Какой группы?
— Специальную группу создали. Прям экстренно так, сегодня. Группа интересная такая, будем напрямую Печёнкину подчиняться.
— Во как! Любопытно. И каковы цели и задачи? Только не говори, что под меня копать.
— Не, — смеётся Баранов, — до такого не дошли ещё. Будем хищениями на ЛВЗ заниматься. Причём, есть первоочередные цели, в смысле, конкретные лица, с которых надо начинать. Задача нарыть по-крупному на тех, кто под комитетчиками. Прям открытым текстом так и сказал.
— Интересно. А он что злой был, нервный, спокойный? Какой?
— Да он вроде бухой был и… злой, как собака. Смурной такой, короче. А что? Психологический портрет?
— Любопытно просто, что людей на безответственные шаги толкает. Ну, и что, миссия твоя секретная?
— Да, сказал, чтоб ни одной живой душе. Я поэтому и шифруюсь, чтобы не засветиться с тобой ненароком.
— Правильно, Вилен Терентьевич. Очень правильно ты всё делаешь.
— Так это…
— Погоди, дойдём до «этого», ты меня знаешь. Скажи, что он тебе пообещал?
— Напрямую ничего, намекал на повышение по должности и очередное звание. Но это знаешь, намёков я столько за свою службу слыхал… Если б половина сбылась, я б уже министром был.
— А хочешь ты чего? Только давай реально, министром я тебя сделать не смогу. Пока, по крайней мере.
— Ну, как обычно… — мнётся он. — Только здесь… опасности больше. Риск большой. И, опять же, смотря что надо…
— Надо на Печкина вашего компромат.
— Печёнкина, в смысле?
— На него, да, а то больно он много думает о себе родимом. Погоди минутку, я сейчас.
Я выхожу с кухни и иду в спальню, залажу под свой письменный стол, сдвигаю отвёрткой плинтус и поддеваю кусок половицы. Там у меня оборудован небольшой тайник. Понятно, что опытному человеку найти его не представляет труда, но за неимением в квартире другого, использую этот. Тут много не держу, так, кое-что на экстренный случай, вроде вот этого.
Достаю три пачки сотенных и возвращаюсь на кухню. Кладу деньги на стол и сажусь на табуретку. Одну пачку двигаю к обалдевшему Баранову, а две оставляю у себя.
— Одна пачка сейчас, — говорю я, — две в случае успеха дела. Десяточка — аванс. Ну, и страховка. Если вдруг, просто мы должны все варианты предусмотреть, правильно? Так вот, если вдруг что, этого тебе хватит на начало новой безбедной жизни, плюс у тебя уже солидные накопления имеются, правда?
— Ну как… — скучнеет майор.
— Неважно, Вилен Терентьевич, твои деньги я не считаю. Если что пойдёт не так сможешь, например, в Сочи уехать, дом купить, понимаешь? Или в Юрмалу.
— Лучше в Сочи, — прикидывает он.
— Хоть в Москву. Но нужно хорошо потрудиться. Пока это главное дело всей твоей жизни. Рой так, чтобы земля во все стороны летела. Придётся делать три отчёта, по числу пачек. Первый — инфа на Печкина.
— На Печёнкина?
— Бл*дь нет, на почтальона Печкина! На Печёнкина, конечно. Всё, что касается его связей с людьми Парашютиста и Звездочёта. Второй — всё на «контору». Третий — облегчённый вариант второго, чтобы что-то твоему шефу показать, но не очень серьёзное. Это мы с тобой потом уже по результатам будем редактировать. Он пойдёт Печёнкину, позывной Печкин. Усёк?
— Да, — кивает.
— То есть мне нужен криминал и связи на всех руководителей ЛВЗ. А что кому давать, потом видно будет.
— Но мне надо будет отчитываться регулярно.
— Отчитывайся, раз надо, — разрешаю я. — А потом, когда ты закончишь этот титанический труд, будем решать с продвижением по службе. Но только ты понял? Полное досье на каждого работника ЛВЗ и полная же картина, кто за ним стоит, со всеми схемами и доказательствами.
— Надо будет членов группы подкормить.
— Подкорми, если надо. Всё под расписку, чётко и…
— Не, ну кто расписываться-то будет…
— Ну, придумай систему отчётности, просто так я бабки выбрасывать не буду. Сколоти крутую команду настоящих киллеров.
— А?
— Убийц типа. В переносном смысле. Но смотри, чтобы все висели у тебя на крючке, и чтобы ни один из них даже не думал с кем-то ещё сотрудничать.
— Ясно…
Я вбиваю в голову Баранова всё, что мне требуется. Хочу, чтобы он чётко понимал, что от него нужно, как нужно и, самое главное, чтобы сам он даже и не задумывался о том, чтобы соскочить. В общем, разговор идёт плодотворный и конструктивный, но прерывается телефонным звонком.
— Егор!
Это Платоныч.
— Да, дядя Юра. Как там?
— С Ефимом поговорил. Он постарается помочь, а ты, давай, прямо сейчас ноги в руки и беги к нему. Секретарше представишься, и она тебя пропустит.
— Всё понял. Спасибо. Бегу уже.
Возвращаюсь на кухню.
— Ну, майор, на этом всё. Мне идти надо. Основное обговорили, по ходу работы если возникнут вопросы, будем координироваться. Надо только придумать где нам встречаться. Давай, выходи первый, а я через пару минут за тобой пойду.
Он уходит, а я убираю обратно в тайник деньги и только потом выхожу из квартиры. Блин, надо к Геннадию зайти. Точно, хорошо, что сообразил.
Дверь открывает Наташка. На этот раз она смущается, не ожидала, что я припрусь. Щёки чуть краснеют, длинные ресницы озадаченно хлопают.
— Привет… — говорит она и отводит глаза. — Я сейчас не могу говорить…
Какое совпадение, я сейчас тоже не могу, поскольку очень тороплюсь.
— Понятно, — киваю я. — Ладно, значит, как-нибудь в другой раз поговорим. Отлично выглядишь…
От этой дежурной похвалы она смущается и краснеет ещё сильнее и отступает назад.
— Я проходить не буду, — делаю я вид, будто воспринимаю её шаг назад, как приглашение войти. — Неудобно, у вас гость…
При упоминании гостя она вскидывает глаза, в которых от кротости и смущения не остаётся и следа и появляется вызов.
— Позови, пожалуйста, отца, и я сразу уйду.
Она молча выпархивает из прихожей, оставляя едва ощутимый запах свежести, и ноющую тяжесть в сердце.
— О! Егорка, истребитель ментов, — хохочет Гена, успевший уже вмазать. — Ну, заходи, чё стоишь, как неродной. Хочешь, нет, ты только скажи, если хочешь, я это шкета с лестницы спущу, а тебя приму, как сына!
О, да вы нарезались, ваше благородие.
— Дядя Гена, спасибо тебе за помощь! И вообще, ты реально крутой мент. Побольше бы таких, да вот ты один только на весь свет и есть.
— Ценишь? — расплывается он в улыбке. — Молодец, я тебя тоже ценю. Проходи, говорю! Пусть посмотрит, на кого тебя променяла. Не могла подождать, молодая, а уже баба-дура.
— Дядь Ген, дай мне показания свидетелей, я в горкоме их продемонстрирую.
— О! Точно! Молодец! Ща! Голова, Егорка! Не зря тебя медалью награждают.
Он-то откуда знает?
Рыбкин выносит пачку бумаг и протягивает мне.
— Не потеряй смотри, это наша с тобой защита. Ты понял? Билет на свободу!
— Ага, понял. Дядь Ген… ты это… из реальности не выпадай пока, ладно? А то вдруг кто позвонит…
— Кто? Суходоев? Пусть он знаешь куда идёт!