— Хотелось бы с ним объясниться самостоятельно, без посторонней помощи, иначе это навсегда повиснет между нами, как не доведённое до конца дело…
— Ну, попытайся, — он встаёт, произнося это. — Ладно, пора. Уже утро, практически. Видишь, из-за тебя глаз не сомкнул.
— Простите, — с улыбкой говорю я и развожу руками.
Он в духе итальянского мафиози чуть хлопает меня по щеке и бросает Айгюль:
— Пойдём, моя красавица. Об остальных делах днём с ним поговоришь.
Они уходят, а я остаюсь посреди этой восточной роскоши. Золотых инкрустаций нет, но на маленький дворец бухарских эмиров вполне похоже. Я разыскиваю душ и встаю под прохладные струи. Как прекрасны достижения цивилизации! Вода, мыло, кондиционер. В таких-то условиях можно и в Ташкенте прекрасно себя чувствовать.
После душа я вхожу в огромную спальню с кроватью под балдахином и ложусь в чистую мягкую постель, предвкушая отдых. Только закрываю глаза, как кто-то приходит. Я слышу, как открывается входная дверь. Чужие вряд ли здесь появятся, но иногда и от своих стоит ожидать подвоха. На всякий случай я тихонько поднимаюсь с кровати и на цыпочках двигаюсь к двери.
Но не успеваю я сделать и пары шагов, как она распахивается и на пороге появляется Айгюль. Она врубает свет и, замерев, рассматривает меня, с восторгом и блеском в глазах, обещающим много прекрасных моментов. Кроме сна, конечно же.
— Ждёшь? — мурлычет она.
Конечно милая, только и делаю, что жду… Я улыбаюсь самой очаровательной своей улыбкой. Как Леонардо Ди Каприо на том меме, где он протягивает креманку с шампанским, из «Великого Гэтсби», кажется.
— Ты почему молчишь? — притворно строжится она. — Не ждёшь?
— Иди сюда, — отвечаю я, протягивая к ней руку. — Разве не видишь, что я уже заждался? Я же весь у тебя на виду, как на ладони.
— Вижу, — прыскает она от смеха и бросается ко мне, на ходу расстёгивая платье.
Рано утром, то есть буквально через пару часов, она выпархивает от меня и исчезает в душной ташкентской мгле. Но лишь для того, чтобы через час зайти за мной облачённой в шёлковый брючный костюм цвета хаки, соблазнительно подчёркивающий все лучшие части её тела. Восхитительного тела, надо сказать.
Девушка она немелкая, одного роста со мной, а если на каблуках, то и повыше, но кость у неё тонкая, кожа нежная, губы сладкие и всё такое прочее.
— Нравится костюм? — спрашивает она и крутится передо мной, как маленькая девочка, переступая ногами в открытых босоножках.
— Очень нравится, — сознаюсь я. — Тебе идёт. Узбекский?
— Шутишь?
Она распахивает глаза и прекращает крутиться. Французский, разве сразу не видно?
— Видно, — подтверждаю я. — Видно, что вещь шикарная, но я подумал, что самое прекрасное в ней то, что она надета на тебя.
Айгюль сначала пытается понять, что это я сказал, а потом заливается звонким смехом. Кто бы мог подумать, что эта суровая воительница может быть просто девчонкой.
— Одевайся, вот держи. Пока твои вещи не вернули, я тебе кое-что подобрала на свой вкус.
Она подаёт мне свёрток, из которого я достаю чистое бельё, белые хлопковые брюки, голубую рубашку поло от Лакост и замшевые мокасины «гоммино» от Тодс.
— Ого! — удивляюсь я, примеряя обновки. — Мы с тобой будто на лазурку собрались.
— Куда?
— Ну, Сен-Тропе, Канны, Антиб, куда-нибудь туда.
— Не сегодня, — мотает она головой. — Может быть, когда-нибудь потом.
— Как ты так сумела? Всё сидит просто идеально.
На это она ничего не отвечает, а лишь улыбается с видом победителя.
Мы идём в столовую, где строгая горничная подаёт нам завтрак. Омлет, лепёшки, яйца, сладости, кофе. После завтрака выходим из дома и садимся в машину, сегодня это красный мерседес SLC, если не ошибаюсь, двухместное спортивное купе.
— Прокатимся немного с шиком, — предлагает она.
— Не слишком ли мы будем внимание на себя обращать? — хмыкаю я.
— Сначала будем, потому что я этого хочу, а потом пересядем.
Мы забираемся в машину, и она рвёт с места, оглашая округу визгом покрышек. Говорят, по тому, как мужчина ведёт машину можно судить, каков он в постели. О женщине — можно, сто процентов.
— Слушай, Айгюль, — говорю я, когда мы выезжаем из дворцового комплекса Ферика. — Почему такая чудесная девушка, как ты и до сих пор не замужем? Сколько тебе лет?
Она хмурится. Вопрос про замужество не слишком приятный, судя по всему.
— Когда жених подходящий найдётся, тогда и выйду.
— Это типа меня кто-то? — уточняю я.
— Вряд ли, — грустно улыбается она. — Мне сейчас двадцать три и скоро уже моя «свобода» закончится. И так, говорят, в девках засиделась. Я-то не слишком тороплюсь, но родственники просто замучили. Уже давно бы выдали, но дядя пока не может найти подходящего жениха. Нужен не слишком старый, с богатыми родителями и связями. Такой, чтобы не просто хороший парень, а чтобы усилил позиции нашего рода.
— А если он тебе не понравится? — интересуюсь я.
— Какая разница? Это никого интересовать не будет. На кого дядя покажет, тот и будет моим мужем. Даже урод или извращенец, главное, чтобы нашему общему делу была польза.
— Это только у вас в семье такие законы?
— Нет, конечно. У нас в республике вообще часто родители решают подобные вопросы. Несмотря на советскую власть, традиции мы чтим.
Она невесело улыбается.
— Так может… Может, тебя украсть? Спасти от пережитков прошлого?
— Тоже мне, спасатель, — фыркает она. — Нос не дорос ещё.
— А нос в этом деле не главное, — улыбаюсь я. — Причём здесь нос вообще? Главное, что другие части доросли.
— Что?
Она заливается смехом.
— Балбес, — смеётся Айгюль.
За рулём спортивного мерседеса она выглядит очень эффектно, как буржуинка на аристократическом курорте.
— А гаремы у вас всё ещё существуют? — спрашиваю я.
Не такой уж и праздный этот вопрос, кстати. Мне самому уже впору о гареме задуматься…
— Официально нет, конечно, но, думаю, всякое случается.
— А если тебя дядя в гарем пристроит, ты тоже покорно выполнишь его волю?
— Не пристроит, он хочет породниться с какой-нибудь семьёй, имеющей большой авторитет в партии, причём на союзном уровне. Я должна сиять в Москве, понимаешь? Поступлю в аспирантуру МГИМО, сделаю карьеру, буду семье помогать и муж тоже. Будет защищать и приумножать, в общем.
— Так я, как раз…
— Ты не подходишь, — качает она головой. — Удачливый выскочка. Сначала добейся большого положения и тогда уже посмотрим. То есть по дядиной логике, в случае твоего успеха, только твои дети или даже внуки будут достойны породниться с моей семьёй.
Далеко в будущее заглядывает Ферик Ферганский. Только он его не знает, а я знаю.
— А ты что, спрашивала его мнение на мой счёт?
Айгюль внезапно заливается краской.
— Нет, — говорит она немного растерянно, но я понимаю, что да, спрашивала. — Он сам так сказал, когда предупреждал, чтобы я с тобой ни-ни… ну…
— Ты не во всём, как я погляжу, слушаешь своего дядю, — констатирую я.
— Не во всём… — соглашается она и, повернувшись, внимательно смотрит мне в глаза.
Громкий сигнал клаксона заставляет Айгуль перевести взгляд на дорогу, и ей приходится резко крутить руль, чтобы избежать столкновения. Дальнейшую часть пути едем молча.
Но уже минут через пять мы заезжаем во двор большого административного здания и выходим из машины. Айгюль идёт к стоящему здесь же уазику, из которого выскакивает человек в офицерских брюках и рубашке без погон и приветствует её, символически отдавая честь. Ну надо же… Они коротко переговариваются, и она, повернувшись, делает мне знак подойти.
С командирскими качествами у неё всё нормально, так что её будущему мужу придётся либо всю жизнь воевать за первенство, либо подчиниться и уже никогда не высовываться из-под её элегантного, но несгибаемого каблучка. Впрочем, не знаю, есть в этом какой-то азарт, как на охоте, кто кого…
Садимся в машину и тут же выезжаем. Дорога идёт по окраинам, среди сортировочных станций, предприятий, складов и режимных объектов. Через какое-то время мы останавливаемся у большого КПП. Наш водитель выходит из машины и показывает кучу бумаг. Дежурный забирает их и уходит в будку.
Ждать приходится минут пятнадцать. В машине жарко. Мы стоим в тени, но и здесь сейчас градусов сорок, наверное. Наконец, нас пропускают. Доезжаем до образцовой стоянки с бордюрами, выкрашенными белой краской, оставляем машину и пешком доходим до одноэтажного здания из красного кирпича.
Наш водитель молча показывает караульным бумаги. Нас пропускают, и мы заходим внутрь. Сопровождающий уверенно шагает по коридору, доходит до лестницы и спускается вниз. Мы следуем за ним, погружаясь в относительную прохладу, сохранившуюся здесь, благодаря толстым стенам и расположению в подвале.
Спустившись, проходим ещё один пост с вооружёнными караульными у толстой железной двери, как на подводной лодке, ну, или в киношном банке. Солдатик крутит большое, колесо и толстая дверь со скрипом ползёт в сторону. Сим-сим, откройся…
Заходим внутрь и я замираю, будто действительно оказался в волшебной пещере, полной несметных сокровищ. Чего здесь только нет! Калаши, пистолеты, маузеры, наганы, пулемёты разных производителей, включая «Максимы», гранатомёты, противотанковые ружья, гранаты, мины…
Я хожу, как по музею, рассматривая встречающиеся здесь совершенно диковинные старинные карамультуки.
— Неплохой арсенал, — говорю я удивлённо. — Это что?
— Трофеи, вывезенные из Афганистана, — объясняет Айгюль. — Здесь пока немного, но скоро станет гораздо больше.
— Столько я не переварю, мне кажется, — задумчиво тяну я.
— А столько и не получится. Скажи, что тебе нужно и я всё организую.
— Хорошо, я сейчас прикину и скажу.
— Не торопись, подумай. Я тебе билет на завтра организовала, так что до этого времени можешь спокойно размышлять.
Мы покидаем арсенал и едем встречаться с ткачами, а потом с конъячниками. Мне, конечно, не очень нравится полная осведомлённость Ферика о моих узбекских делах, но, выскользнуть из-под опеки Айгюль совершенно не представляется возможным. Большой брат следит за тобой… С другой стороны, они получают свои посреднические и я могу быть относительно спокоен.