брах, а расхристанный ансамбль местных музокоделов споро расставил с краешку колонки и усилки и принялся потчевать почтенную публику децибелами своих воплей.
Причем желающие навести порядок, а такие были, как и полагается, там, где нужнее всего, ощутили себя, прямо-таки, в патовом положении: что-то надо было делать, но не бросаться же с резиновой дубинкой на слона, пусть даже и розового? Самый голосистый призывал в рупор: “Граждане, разойдитесь! Это опасно!” – но кто его слышал?
Наконец, на площадь выдвинулась пожарная машина с брандспойтом, и, к всеобщему удовольствию, пронзила могучей водяной струей и розовых слонов, и полосатых зебр, и устроила ночь мокрых маечек зазевавшейся публике, которая немедленно полезла на наличествующий на площади помост танцевать ламбаду под рОковые аккорды пляшущих под струями воды из брандспойта лабухов.
Самая страшная участь в ту ночь выпала на долю гопников и прочего преступного элемента, вышедшего на криминальный промысел на улицы города. Первыми жертвами стали три мордоворота, попытавшиеся в глухом переулке отжать у очкарика-отличника мобилу. Пока они делали устрашающие пассы перед лицом юноши, с тылу подобрался целый наряд полицейских с огромной овчаркой восточноевропейских мастей. И не успели гопники обернуться на грозный оклик:
– Всем лежать, нюх в асфальт! – как устрашающая псина сорвалась с поводка и, роняя хлопья пены с оскаленных клыков, бросилась прямо на незадачливых охотников за чужими мобильниками. Говорят, кое-кто из них даже понизил свой статус в криминальной иерархии, перепачкав внутренность своих штанов-адидасов; и уж вообще никто не отказался пройти в отделение написать явку с повинной.
К утру ситуация в правоохранительной системе стала критической: обезьянники всех отделений полиции были переполнены трясущимися от свежих впечатлений явочниками с повинной; новых пребывающих поили валерьянкой, брали с них покаянную грамоту и из жалости отпускали на все четыре стороны.
За одну ночь с криминалом в городе было покончено.
А утром над весями и стогнами стоял ржач. Все, у кого был доступ в социальные сети, смотрели ролик, главным героем коего выступал тот самый начальник пожарной части, который столь своевременно подослал на феерию с розовыми слониками, турнирами, Белоснежкой и семью гномами машину с брандспойтом. Облачившись в парадный лапсердак, он бродил по ночным улицам с гармошкой через плечо и распевал во всю глотку: “Эх, яблочко, да куды котисся?” – мешая добропорядочным гражданам спать. Причем сопровождали главного брандмейстера две фривольные девицы в обмундировке из укороченных до масштабов топиков кителей и сетчатых колготок; эти мамзели так лихо отплясывали “Яблочко”, как не снилось самым революционным матросам.
Поручив от благоверной пару тумаков, начальник пожарной части решил на работу не ходить. Тем более что городской транспорт забастовал: водители и водительницы сочли невозможным езду по улицам, на которые то и дело выскакивают розовые слоны, полосатые зебры и полуголые дамочки с младенцами наперевес, преследующие криками: ”Дорогой, у нас мальчик!” – самых авторитетных и труднодоступных вельмож и мандаринов города и матёрых бизнюков.
В тот же день все мало-мальски значимые представители делового сообщества города и сотрудники отдела горадминистрации по борьбе с предпринимательством – пардон, оговорился; разумеется, “По поддержке малого и среднего бизнеса” – получили приглашения на некий деловой сейшн, и сочли за благо прибыть на него.
Сейшн состоялся в том самом летнем лектории городского парка, на скамейках которого обнаженная Лайза пару дней назад танцевала перед своими поклонниками во главе с Сашкой Машкиным. Представители делового сообщества были приятно удивлены, когда вместо привычного в таких случаях дородного дяди с постной миной и долгими речами перед ними предстала юная дама в строгом, но подчеркивающим всяческие достоинства деловом костюме, которая без долгих предисловий принялась перечислять производственные программы и сбытовые возможности промышленных предприятий и торгующих организаций, вскрывая попутно неиспользуемые резервы и тех, и других, причем делала это так, словно имела доступ к самым секретным файлам на самых персональных компьютерах руководителей всех этих ПАО, ЗАО и даже ООО.
В завершении спича юная дама расстегнула пару верхних пуговиц своего френча и, чуть склонившись к аудитории, рассказала, как все эти товарные потоки и маркетинговые потуги можно скомбинировать для того, чтобы максимизировать прибыль по всему кругу предприятий, а у населения и деловых партнеров хватило бы денег, чтобы все это купить и за все это заплатить.
Летний лекторий замер, ожидая, когда юная дама расстегнет третью пуговицу и можно будет угадать, есть на ней лифчик или же нет; тем временем на трибуну водрузился дородный дядя и сообщил, что он уже успел подсчитать, что, в случае реализации высказанного ранее предложения, городской валовый продукт возрастет на 28%, а все заживут так богато и счастливо, что даже в рай никто не захочет.
В ответ юная дама, уже спустившись к первому ряду, расстегнула третью пуговку и, наклонившись еще ниже, веским голосом сказала, что для достижения указанного 28-процентного результата надо лишь реализовать те плановые показатели, которые будут высланы завтра каждому хозяйствующему субъекту электронной почтой; в ответ на что аудитория разразилась овациями, а те директора предприятий и учредители фирм и компаний, которые сидели в передних рядах и умудрились разглядеть, что бюст бизнес-леди поддерживается соблазнительно-кружевным пуш-апом, принялись скандировать:
– Даешь! Пятилетку в три года! Решениям комитета по плановому апгрейдингу экономики – зеленый свет! – и так далее, и стали постепенно окружать ораторшу и задавать насущные вопросы по развитию бизнеса, диверсификации производства и маркетинговой политике в малом и среднем бизнесе; однако когда кольцо страждущих ответов стало слишком тесным, юная бизнес-леди, покраснев, извинилась и с поразительной ловкостью выскользнула из окружения, в мановение ока исчезнув в тени парковых клёнов и дубов.
Благодеяние и наказание
Несмотря на обещанные 28% увеличения всего хорошего, жить в нашем городке становилось день ото дня все неуютнее. Ветер гонял по улицам мусор – коммунальщики перестали посещать вверенные им участки территории с метлами и прочим инструментариям, так как многочисленные ранее инспекции и комиссии по благоустройству перешли на дистанционную работу, рассевшись по квартирам и коттеджам из-за опасений нападений агрессивных голографических дамочек с их беззастенчивыми воплями: “Тоша, у нас будет девочка!”
Преступность совершенно озверела. Поняв, что виртуальные овчарки только лают, но не кусают, криминал творил свое черное дело уже и среди бела дня, не смущаясь окружением из голографических ОМОНовцев со щитами и касками, добровольных дружинников и даже танков и пусковых установок залпового огня.
А полиция тем временем баррикадировалась от рассвета до рассвета на участках, аргументируя тем, что в условиях разгула голоиллюзии отличить реальных преступников от виртуальных нет никакой возможности.
В магазинах пропадали то макароны, то булки, то колбаса. Продавцы доброжелательно сообщали, что очередной транспорт с продовольствием заблудился в непроходимых джунглях на улицах нашего городка; а из сетей можно было узнать, что какие-то коварные маркетологи реализуют наши булки и макароны по повышенной цене в соседних населенных пунктах, где электорат получает зарплату регулярно и без ссылок на то, что “в кассу опять завезли голографические рубли, решили не выдавать”.
Причем нельзя сказать, что заинтересованные лица были полностью индифферентны к происходящему. В город одна за другой приезжали бригады исследователей, сталкеров и борцов с нечистой силой. По парку, в окрестностях летнего кинотеатра, были развешены ленточки в бело-розовую полоску, оповещающие, что вход посторонним запрещен; мужчины и женщины в прорезиненных комбинезонах брали анализы почвы, воздуха и воды из паркового фонтана; повсюду стояли теодолиты, звукопеленгаторы и прочая высокотехнологичная утварь; борцы с привидениями рисовали на асфальте загадочные пентаграммы и очерчивали в воздухе широкие круги защиты от потусторонних явлений.
Там, где еще совсем недавно тихие пенсионеры сидели друг напротив друга за шахматными досками, сходились в дискуссионных баталиях научные школы и в воздухе висели вскрики:
– Массовые галлюцинации!
– Проецирование ментальной аппроксимации на реальную парадигму действительности!
– Еще Фрейд предупреждал! – но противник был неуязвим: непролазные джунгли на подступах к кинотеатру не удавалось преодолеть ни при помощи компасов, ни гироскопов, ни даже лазерных лучей, долженствующих обозначать трассу движения сталкерам и следопытам.
Тем временем во всем городе отвалился интернет, а провайдеры сообщили, что стекловолоконная линия целиком похищена бомжами. Но особо плохо обстояли дела в промышленности и науке: куда я ни пытался сунуться с предложением своей рабочей силы, встречал грустные лица и отрицательные ответы:
– Чего ты хочешь? Сам видишь, то голоиллюзия творит! Никакой возможности вести нормальный бизнес! Не знаем, что с нами-то завтра будет! Какое трудоустройство? Убытки на убытках! – и потихоньку начался исход и бизнеса, и активного населения из наших стогн. Предприниматели перебирались туда, где виделась хоть какая-то определенность в ведении дел; те из работяг, кто еще на что-то рассчитывал, вербовались на стройки в другие регионы, а то и просто – куда примут.
Наконец, по телевизору выступил главный городской общественно-экономический эксперт и аналитик. Он назвал происходящее “цифровым шабашом” и подрывом стабильности, осуществляемом под видом реинкарнации планового хозяйства; карательные меры в ответ на столь суровое обвинение не замедлили последовать. На следующее же утро на площади перед горадминистрацией начался сеанс всенародного покаяния. Самые видные чиновники и бизнесмены выходили на помост, с которого в былые времена власти принимали первомайские и ноябрьские парады, и рассказывали о своих прегрешениях – начиная с благословенных 80-х с их недорытыми кубометрами и приписанными тонно-километрами с переходом в шальные девяностые с банковскими прокрутками зарплат, и все дальше и дальше, к временам нынешним и строгим.