Помощник Карташова убрал маску, приподнял голову пациента и подсунул под нее подставку с расположенным по Периметру подковообразным углублением. Взял триммер и наголо обрил Богомолова, стряхивая волосы в лоток. Потом обработал бледную до синевы кожу спиртовым раствором дезинфектора и зажужжал аккумуляторной мини-дрелью. Когда с десяток отверстий на висках и в темени были готовы, он вставил в них толстые металлические штыри и присоединил к ним зажимами идущие от копира провода.
В это же время другой лаборант надел на голову реципиента сетчатую шапочку с похожими на разноцветные пуговицы электродами и тоже подсоединил ее к проводам, чтобы оба находящихся без сознания человека и странного вида аппарат оказались завязаны в одну цепь. Потом закрепил клипсы на пальцах молодого мужчины и убедился, что сигналы с датчиков выводятся на монитор контроля за состоянием организма.
Помощники закончили приготовления и отошли в сторону. Профессор занял место возле копира, защелкал тумблерами и кнопками клавиатуры, настраивая прибор на нужный режим работы. Откинул прозрачный колпак предохранителя, занес кончик подрагивающего от волнения пальца над кнопкой запуска и помедлил, как будто не решаясь преодолеть незримую черту.
Быть может, не прояви он толику малодушия, все прошло бы иначе, но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. Секунды промедления дорого обошлись не только Альберту Аркадьевичу и его помощникам, но и группе ученых и техников, что в это же время работали с трансмиттером. Точнее, с возникшим на месте вмонтированного в стену передающего узла загадочным образованием в виде глубокой воронки с бугристыми краями.
Карташов все-таки набрался решимости и нажал на кнопку. Копир тихо загудел, как работающий на холостых оборотах двигатель. Профессор, не отрываясь от мониторов, следил за показателями донора и реципиента. Все было в порядке, пока процесс не перевалил за шестьдесят пять процентов. Тогда сердце Богомолова начало сбоить, и Карташов не придумал ничего лучше, как предельно ускорить процесс копирования сознания. Он снова защелкал кнопками клавиатуры.
В этот момент кто-то из техников решил проверить одну из своих догадок и резко увеличил подачу напряжения на силовое ядро трансмиттера. Возможно, это стало совпадением и на самом деле действия техника были ни при чем, но из загадочного образования на стене главного зала внезапно вырвался густой поток похожего на северное сияние излучения неизвестной природы. Словно гамма-частицы, пронзая все на своем пути, он устремился к лаборатории, где возле копира в это время колдовал Карташов, как будто притягивался максимально возросшей мощностью прибора.
На краткий миг этот поток соединил расположенные далеко друг от друга помещения, причем сделал так, что люди в них видели коллег, как будто между ними не было ни множества стен, ни разделяющего их расстояния. А потом грохнул такой силы оглушительный взрыв, что посыпалась штукатурка не только в зале энергоузла и лаборатории, но и в помещениях других корпусов исследовательского центра.
Катастрофа привела к печальным последствиям. Когда в лаборатории и в центральном зале потушили возникшие после взрыва пожары, выяснилось, что находившиеся в них люди бесследно исчезли. Они как будто испарились в огне. Все, кроме Богомолова. Его единственного нашли под завалами искореженного оборудования. Живым. Правда, почти все его тело покрывали жуткие волдыри и красные язвы ожогов, а сам он впал в кому от невыносимой боли. По крайней мере, к такому выводу пришли Карпентер и Сандерс, когда им доложили о происшествии.
«Аврора» позарез нуждалась в материалах исследований по созданию биомехов. С тех пор, как внедренный под видом ученого в штат компаний N.A.T.I.V.E. тайный агент перестал выходить на связь, боссы корпорации озаботились получением достоверной информации из первых рук. В том числе, преследуя эту цель, на Новую Землю отправился Сандерс под защитой и негласным надзором полковника Карпентера.
По их приказу пострадавшего перенесли в отдельное, изолированное от посторонних глаз помещение и поместили в наполненный до краев резервуар. Подключенный к системам жизнеобеспечения, Богомолов парил в болеутоляющей и залечивающей ожоги жидкости, как в невесомости. Карпентер и Сандерс каждый день справлялись о его самочувствии, терпеливо ожидая, когда он выйдет из комы и сможет говорить. Волею случая Богомолов остался единственным, кто знал о работе над биомехами. Получить от него хоть какую-то информацию по этому проекту для посланников «Авроры» стало делом принципа. Кроме того, у обоих были четкие инструкции на этот счет, и они не собирались их нарушать.
Часть 2Ловушка для победителя
Глава 15. Пункт назначения
Федор включил указатель поворота, свернул с трассы и подрулил к придорожному кафе «Русский лес». Неизвестный художник превратил фасад заведения в произведение искусства. И сама кирпичная стена, и широкие окна стали холстом для его картины в шишкинском стиле. Не хватало только медвежат на стволе поваленного дерева. Это была первая остановка в незапланированном путешествии, и Федор надеялся, что последняя. Если уж суждено сверзнуться с вершины столичного Олимпа и упасть лицом в грязь, то чем быстрее это произойдет, тем лучше.
С ранних лет он не любил, как говорила его мать, тянуть кота за хвост; всегда все делал быстро, четко и не выказывая ни малейших признаков недовольства. Даже если ему это не нравилось или доставляло определенные неудобства, как тот же поход к стоматологу или визит в школьный медицинский кабинет для плановой прививки. В его лексиконе не было слов: «не хочу», «не буду», «не могу», «не знаю». Он ставил перед собой конкретные цели и достигал их с маниакальным упорством, благодаря чему в свои двадцать семь досрочно получил звание майора ФСБ.
Федор Орешкин – или, как звали его сослуживцы, Фундук – стремился к совершенству во всем, и в отношениях тоже. Собственно, по этой причине в его жизни и произошел столь резкий и крутой разворот. Из баловня судьбы он в мгновение ока превратился в ее пасынка и вполне мог вылететь со службы, если бы не желание начальства побольнее уязвить самолюбие дерзкого сотрудника. Вместо увольнения его понизили в звании и, в качестве особо унизительного наказания, отправили в ссылку.
– Ты у меня до самой пенсии будешь тюленей гонять, – пообещал генерал-майор Бакин, подписывая бумаги на перевод Орешкина в региональное управление ФСБ по Архангельской области. – Чтобы впредь неповадно было министерского сына мордой об пол возить.
Федор хотел тогда объяснить начальнику, что не просто так надавал тумаков отпрыску высокопоставленного чинуши, но передумал. Во-первых, это ничего бы не изменило: решение приняли на самом верху, и вряд ли оно подлежало пересмотру. А во-вторых, посвящать посторонних в семейные дела – последнее дело. И без пикантных подробностей бывшим сослуживцам будет о чем посудачить за его спиной.
Мелодично запел телефон. Федор вытащил аппарат из кармана пиджака, глянул на дисплей. Звонила жена. Он не хотел с ней разговаривать. Как застал дома в кровати с тем министерским охвостьем, так и вырвал из сердца раз и навсегда. Но сначала разукрасил морду охочему до чужих жен подонку, хлопнул дверью и ушел. С тех пор минула неделя, а он так больше не показывался в квартире и на звонки не отвечал.
«Приеду в Архангельск, подам заявление на развод», – решил Орешкин, сбросил вызов и убрал телефон в карман. Посидел еще немного, глядя на припаркованные возле придорожного кафе запыленные фуры и старую, в пятнах ржавчины, «четырку». Вышел из «Форда» и подставил лицо ласковым лучам весеннего солнца. Легкий ветерок шелестел молодой листвой тонких берез, доносил запахи медового разнотравья с заросшего кустарником и древесной порослью поля. По трассе мчались машины. Свистящий звук, с каким они проносились мимо, отчего-то вдруг напомнил Орешкину о скоротечности бытия.
«Куда бежал всю жизнь? Зачем? Ради чего лишал себя покоя и сна? Может, послать эту службу к чертовой матери, уволиться и жить в свое удовольствие? А что? Сбережения кое-какие есть. Куплю домик в деревне, заведу скотину, пчел разведу. Буду жить с продажи плодов своего труда. Мне много денег не надо».
Рисуя в воображении пасторальные картинки будущего, Федор направился к кафе. Толстый слой красок на окнах скрывал внутреннее убранство заведения и число посетителей.
«Судя по количеству машин на стоянке, вряд ли там все столики заняты», – подумал он, открыл дверь и шагнул через порог.
– Стой, падла! Руки в гору!
Федор замер на месте. Повернул голову в сторону, откуда прозвучал грубый голос, увидел направленный на него пистолет и мгновенно оценил ситуацию. Двое налетчиков в грязных штанах и заношенных джинсовых куртках намотали на лица черные тряпки, разжились оружием и решили по-легкому срубить деньжат. Один взял на прицел испуганную до полусмерти и белую как мел официантку. Чуть слышно подвывая и шмыгая носом, та трясущимися руками вытаскивала деньги из ящика под кассовым аппаратом и запихивала их в тряпичный мешочек. Она с трудом попадала в узкую горловину мешка. Часть купюр высыпалась на прилавок. Другой грабитель контролировал вход и сидящих за столиками троих дальнобойщиков. Перед каждым из водил лежал бумажник. Видимо, бандиты потребовали выложить лопатники на стол, когда ворвались в кафе.
– Ты че оглох, сука?! – Короткий пистолетный ствол угрожающе качнулся.
– Не стреляйте, пожалуйста, – трусливо проблеял Федор и полностью повернулся к подонку, одновременно чуть смещаясь влево с линии огня. Он стал медленно поднимать руки, как будто боялся резкими движениями спровоцировать налетчика на фатальные действия.
Внезапно маска покорности слетела с его лица. Губы искривились в злобной усмешке, глаза сузились в щелочки. Он схватил пистолет сверху левой рукой; правой сильно, без замаха, ударил бандита по запястью и вырвал оружие из мгновенно ставших ватными пальцев.