– Без результатов экспертизы рано говорить о какой-то конкретике, но, мне кажется, чип применялся не только для отслеживания местонахождения его носителя. Для этого не обязательно вживлять в мозг маячок. Думаю, его функционал намного больше и наверняка связан с функцией управления индивидом.
– Вот, значит, как. – Шестаков задумчиво постучал очками по столу. – Но зачем вживлять чип в мозг старого человека? Это явно недешевая операция. Лучше использовать подобные технологии на молодых, физически сильных, выносливых людях и получать максимальную отдачу от вложений в течение длительного времени. Здесь какое-то несоответствие. Вам так не кажется?
– Давид Самуилович первым заметил эту странность. Внутренние органы трупа соответствуют биологическому возрасту в тридцать лет. Получается, каким-то образом внешние покровы объекта быстро состарились. Вряд ли это произошло мгновенно. Возможно, потребовались недели. Может, месяцы, но не годы.
– Этого еще не хватало. Ладно, дождемся результатов экспертизы, там видно будет.
Спустя пару часов из лаборатории принесли результаты. По серийному номеру чипа удалось проследить его историю от момента производства до приобретения конечным покупателем. Им оказалась некая фирма из Сингапура со сложным, труднопроизносимым названием. Оно показалось Шестакову знакомым. Где-то он его слышал.
Владимир Сергеевич порылся в записях и нашел, что искал. Эта шарашкина контора занималась поставками различных товаров для компании N.A.T.I.V.E., которой принадлежал исследовательский центр на острове Южный архипелага Новая Земля. За компанией велась негласная слежка, и занимались ей коллеги из центра.
Дело принимало совершенно иной оборот. Владимир Сергеевич немедля связался с Москвой и по закрытым каналам связи передал всю имеющуюся у него на этот час информацию о странном трупе и найденном в его мозгу чипе.
Федор изрядно удивился, когда на экране его телефона высветился знакомый номер. Сейчас он меньше всего ожидал звонка из столицы и поначалу не хотел отвечать, но любопытство взяло верх над обидой. К тому же прошло достаточно времени, чтобы душевные раны начали понемногу затягиваться. Правда, насчет этих самых ран Федор погорячился. Василий Прохоров, а именно он звонил в эту минуту, не имел отношения к их появлению. Он был единственным, кто до последнего боролся за сохранение Орешкину звания и должности и открыто выступал против ссылки того в Архангельск. В конце концов Василий отступил, не видя смысла в дальнейшей борьбе.
Из-за этого решения Федор и обиделся на него. Умом-то он понимал, что Василий прав, что на его месте он поступил бы точно так же, потому как бороться с системой в одиночку – все равно что пытаться остановить танк голыми руками: бесполезно и смертельно опасно. Да только вот и в дружбе, и в любви разум – ничто супротив сердца.
Федор коснулся экрана кончиком пальца и приложил телефон к уху.
– Ну, привет! Чего звонишь? Совесть замучила?
– Здорово, Фундук! О чем ты?! Какая совесть? Там, где она была, хрен вырос, – преувеличенно бодро пошутил Прохоров и замолчал. Потом заговорил снова, но уже виноватым голосом: – Прости, Федь, не смог тебя отстоять. Надо было сразу к министру на прием идти, а не тянуть до последнего.
– Не вини себя понапрасну. Против судьбы не попрешь. К тому же твой визит к министру ничего бы не дал.
– Почему это?
– По кочану! – сердито сказал Федор. – Просто поверь на слово.
«Значит, о реальной причине моей ссылки в глухомань никто, кроме посвященных, не знает. Иначе Василий не стал бы надеяться на помощь министра», – подумал он и увел разговор со скользкой темы в другое русло:
– Так ты поэтому позвонил? Считай, твои извинения приняты. Только вот, Васек, тебе не за что извиняться. Ты один стоял за меня горой, за что я искренне благодарен. Это мне стоило бы повиниться, ведь я уехал даже не попрощавшись.
– Считай, мы квиты. Ладно, с политесами покончили, давай к делу. У нас тут командировка вахтовым методом на архипелаг намечается. Тебе предлагают поучаствовать. Оплата хорошая, не пожалеешь: из командировки вернешься в Москву в прежнем звании и должности. Ты как на это смотришь? Отвечать не торопись. Я тебе из Внуково звоню. Через три часа встретишь меня в аэропорту, там и поговорим.
Орешкин задумчиво повертел телефон в руках. Прохоров шифровался, не рискуя открыто говорить по незащищенной линии. Впрочем, он и так все прекрасно понял. В их кругу командировкой вахтовым методом называлась работа под прикрытием. Архипелаг здесь один – Новая Земля. Его хотят внедрить в какую-то организацию на одном из островов и готовы ради этого забыть неприглядную историю с министерским сынком. Но почему выбрали его? Время поджимает и некогда искать другого? Неужели это как-то связано с массовым убийством в деревне? Участковый настойчиво утверждал – во всем виноваты упыри. Что, если его слова правда, а не пьяный бред? Надо с этим разобраться, но сначала неплохо бы решить вопрос с Федяевым.
Он посмотрел на часы. Времени оставалось не так и много. Пока доберешься до квартиры Евгения, пока с ним поговоришь и расставишь все точки над нужными буквами, пока доедешь до аэропорта… если не раскачиваться и действовать прямо сейчас, можно успеть.
Евгений открыл дверь не сразу.
– Только зря время потерял, – сердито пробурчал Федор, направляясь к лестнице. Он злился на себя, что не позвонил заранее и не договорился о встрече.
Позади щелкнул замок и скрипнули несмазанные петли. Федор оглянулся через плечо. Евгений стоял на пороге, одной рукой опираясь на косяк, а другой придерживал дверь за ручку. Выглядел он неважно: как будто состарился за день лет на сорок. Лицо осунулось. Глубокие морщины избороздили лоб и щеки. Глаза ввалились, под нижними веками набухли темные мешки. Нос заострился.
– Чего тебе? – Евгений выпустил дверную ручку, прикрыл рот ладонью и сухо кашлянул. Пальцы мелко подрагивали, как у старика.
Федор повернулся к нему лицом.
– Надо поговорить. Не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание. Ты как себя чувствуешь? Не заболел, часом?
– Нормально я себя чувствую, а ты зря пришел. Говорить нам не о чем.
Евгений захлопнул дверь. Федор постоял, соображая, как поступить: отправиться в аэропорт или попытаться еще раз поговорить с коллегой. За него все решил Федяев. Он открыл дверь и кивком пригласил Федора войти, подчиняясь странному, как будто пришедшему извне наитию.
В тот момент его поступками и действиями руководил Богомолов. Он чувствовал, что этот биологический контейнер для его сознания оказался таким же неподходящим, как и первое тело. Дело было вовсе не в активном подавлении сознания реципиента, как думал поначалу Игорь Михайлович, опираясь на подсказки профессорского разума. До этой минуты он никак себя не проявлял, а физическая оболочка все равно старела. Значит, виной всему банальная несовместимость, как при переливании крови или пересадке органов. Проблема исчезнет сама собой, если он подберет для себя подходящее во всех отношениях тело. Найти его можно методом проб и ошибок, потому он и приказал впустить гостя в дом.
– Рад, что ты передумал. – Федор вошел в квартиру. – Не волнуйся, я ненадолго.
– Чай будешь?
Не дожидаясь ответа, Евгений пошаркал на кухню. Федор проводил его удивленным взглядом и с тревогой в голосе поинтересовался:
– С тобой точно все хорошо? Как-то ты неважно выглядишь.
В ответ донесся шум воды из-под крана.
Орешкин прошел по короткому коридорчику и оказался на кухне. Евгений стоял к нему боком и как завороженный смотрел на пламя зажженной конфорки. Вода серебристой струйкой текла в переполненный чайник и через край переливалась в раковину.
Федор положил руку на плечо сослуживца:
– Жень, ты чего? Скажи толком, что стряслось? Могу я как-то помочь?
Евгений повернулся к нему, и он почувствовал нарастающее головокружение под немигающим взглядом глаз с огромными, почти во всю радужку, зрачками. Тело Федора как будто окаменело. Он хотел, но не мог пошевелиться, и со странной смесью отвращения и любопытства наблюдал как из открытого рта Федяева медленно выползают отливающие черным глянцем гибкие щупальца.
Глава 20. Миттельшпиль
Федор потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя лежащим на полу. Чуть в стороне от него лежал Евгений без признаков жизни. Орешкин понял это, не нащупав пульс на его шее. Вода по-прежнему журчала тонкой струйкой из крана, текла по выпуклому боку пузатого чайника и исчезала в черном отверстии слива. Синим огнем горела зажженная конфорка. Федор поднялся на ноги. Перекрыл воду, выключил газ.
– Что здесь произошло? Почему я ничего не помню?
– Потому что я стер твои воспоминания для твоего же блага.
Федор изумленно посмотрел по сторонам. Он был один, если не брать во внимание тело Евгения.
– Кто это говорит?
– Друг.
– Где ты? Почему я не вижу тебя, но слышу твой голос? Я сошел с ума?
– Нет. В этом плане ты абсолютно здоров. Ты меня слышишь, потому что я внутри тебя. Мы, можно сказать, вынужденные соседи. Не беспокойся, это ненадолго, если ты мне поможешь. Это, кстати, в твоих интересах. Ты собирался поехать на архипелаг и, вот ведь совпадение, мне надо туда же.
Переместившись в новое тело, Игорь Михайлович первым делом покопался в памяти Орешкина, узнал о его недавнем разговоре с бывшим коллегой из Москвы и несостоявшейся встрече. Тогда-то у него и возник новый план, основанный на почерпнутых из доставшейся ему частички профессорского разума знаниях. У него не было ни времени, ни желания искать идеально подходящее тело. Да и оставались сомнения в том, что такое вообще осуществимо. Шанс добиться успеха имелся, но для этого надо было вернуться в исследовательский центр и заново провести так и не законченный толком процесс перемещения сознания в новое тело. Нынешняя оболочка его вполне устраивала: тренированная, физически выносливая, обладает навыками рукопашного боя – он это выяснил, когда сканировал память Федора, – то что надо для реализации его замысла.