сегда, когда думаю о том, почему женщины такие, на душе как-то холодно становится, мне с ними тепло только когда я внутри них. Вот хотя бы она, нашла бы себе кого-нибудь, например, моего сына, но не сейчас, а до того как поверила, первому, второму, третьему, четвертому, что он ее любит, может быть, все по-другому складывалось в ее жизни. А может, она никому и не верила, а это я по старинке еще размышляю. Мне хочется спросить ее, о чем она мечтает и почему так происходит. Но я молчу. Жопа, рот, пизда – вот и все наше общение. Ни каких тайн, ни каких загадок. Просто хорошо отлаженные станки для любви. Опять я по старинке. Для секса. В ее возрасте я был совсем другим, не помню, каким именно, но точно, что не таким, у меня тоже чесалось в штанах, но я был другим. На песочных часах 10 минут.
– Все с меня хватит, – говорю я и выхожу из парилки. Холодный душ. Моюсь. Потом заворачиваюсь в простыню и сижу, пью горячий чай. Через музыкальный телеканал проносятся видеоклипы. Думать не хочется, когда натрахаешься, всегда дурацкие мысли в голову лезут, пока опять член не встанет. Остается лишь открывать глаза и закрывать глаза.
Всё. Все помылись, все оделись. Расплатились с администратором за 4 часа.
– Тебя куда-то подвезти? – спрашивает напарник девушку.
– Не надо. Я привыкла сама.
– Хорошо, передавай приветик «мятной».
Мы с напарником выходим из элитного салона красоты, прощаемся и разъезжаемся по домам.
первый снег
Возвращаюсь в квартиру № 139. Мы переехали ко мне. Твои слезы волнения в долгом разговоре с матерью позади и мои сигарета за сигаретой, пока я брожу вокруг дома, ожидая благословения.
Сейчас ты сидишь перед компьютером и азартно расчленяешь монстров.
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
– Да. Хорошо
Перед сном я втираю в твои груди и живот масла, мы готовим твою кожу, оберегая от растяжек. Я массирую кремом твои соски, чтобы, когда жадные и новые губы начнут высасывать твое молоко, соски меньше трескались. Мы читаем журналы для будущих мам и пап, ходим по магазинам, высматривая детские кроватки и коляски, соски и распашонки Я ищу новую работу с высокой зарплатой, а пока распродаю вещи, которые мне больше никогда не понадобятся. Иногда я жалею о том, что вернулся тогда. Иногда радуюсь.
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
– Да. Сейчас.
Иногда я счастлив, а иногда нет. Я все жду, когда ты захочешь мне помочь, ведь мое самочувствие можно исправить несколькими словами. Но ты или не замечаешь моего состояния или я не знаю, что тебе мешает. Меня всегда сбивала с толку внешность людей, как посмотришь все такие разные, как познакомишься все такие одинаковые. Если бы, все было наоборот, изнанка у масок разная, а маски неотличимы. Одинаковый рост, одинаковое телосложение, одинаковые лица, запахи, улыбки, глаза, голоса. И ты только по неуловимым движениям, походке, мечтам и желаниям можешь отличить их друг от друга. Интересно стали бы мы убивать своих двойников, любить, ревновать, изменять. Или все дело во внешности.
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
– Уже бегу спасать.
Теперь я все время забываю, как тебя зовут. Так оказалось, что имя, которым ты представилась при нашем знакомстве не твое. Об этом я узнал, когда встретился с твоей матерью и убедился, листая твой детский фотоальбом в котором было вложено твое свидетельство о рождении. «Какая разница как меня зовут» – сказала ты. Действительно разницы не было, но я перестаю тебе доверять. Тем более твое не настоящее имя постоянно фигурировало в рассказах, которыми была исписана толстая тетрадь в клеточку. Я случайно обнаружил ее при переезде. Герои рассказов – ты, с именем, которым я был, обманут, и он, с именем твоего предыдущего единственного и неповторимого с которым ты случайно познакомилась, в то время когда гостила у матери. А потом вы спешили друг к другу на выходных, переписывались короткими сообщениями по мобильному телефону. Ради него, ты и переехала в этот город, но на вокзале, он встретил тебя словами: «Прости, но у меня есть жена». Толстая тетрадь полная рассказов о ваших встречах, признаниях в любви, тайных обещаний и чередующихся поз и мест. «Когда я увидела тебя, я узнала того, о ком мечтала всю свою жизнь». А кто тогда я?
– Помоги мне, меня на этом уровне все время убивают, – просишь ты.
Теперь наше будущее окостенело крепче прошлого, и у воспоминаний больше альтернатив, чем у надежд. Я с раздражением грубо стягиваю тебя за руку с кресла. Ты начинаешь плакать и убегаешь на кухню, шумно захлопывая за собой двери, что-то падает и разбивается. Я мчусь за тобой и, догоняя, даю звонкую пощечину. Замахиваюсь еще. Ты от испуга жмуришься и оскаливаешься. Я улыбаюсь:
– Девушки рыдают – матросы смеются.
Но ты не отвечаешь, и мне слышно только как слезы разрывают твои глаза. Обидную тишину прерывает, мелодия вызова на твоем мобильном телефоне. Ты хватаешь трубку и кричишь:
– Мама, забери меня отсюда.
Через пятнадцать минут под окнами дома машина. Мать и ее новый постоянный половой партнер заходят к нам. Я сижу без дела, пока ты в противоположном углу плачешь.
– Я не понимаю, как можно ударить любимого человека, – говорит твоя мать.
Я тоже не понимаю «как?». И я не понимаю, зачем приводить домой любовников, которые дрочат на твою дочь.
– Я не представляю, как можно поднять руку на беременную женщину, – говорит ее сожитель.
Я тоже не представляю «как?». И я не представляю, как можно бросить жену с сыном, и что надо сделать, чтобы вторая жена начала пить и превратилась в не просыхающего алкоголика.
Они уходят. Я провожаю их. На меня никто не смотрит. Ты садишься в машину. На меня не смотришь. Уезжаешь. Все мои клятвы и мечты вдовеют, задыхаясь в сизом выхлопном газе. Я возвращаюсь в квартиру, запираю двери и падаю, перед глазами: цветной потолок, черно-белый потолок, тишина.
Зловоние.
Холод.
Воняет и мерзну.
Я открываю глаза. Меня кто-то раздел пока я спал и бросил посреди комнаты. Я лежу в кругу из обросших нарывами воска куч экскрементов с торчащими из них догорающими свечами. Высохшие ручьи мочи повторяют загадочный узор. Россыпи сахара или соли. Магический ритуал? Кто злой колдун? Я пальцем проламываю корочку фекалий, погружаю руку в еще теплую массу, пробую на вкус. Свежее. Он еще прячется где-то рядом. Я отламываю ножку от стула. Я разыщу его и убью. Моя разрезанная одежда лохмотьями свисает с люстры. Я поймаю его и убью. Трупы разорванных фотографий. Я выслежу его и убью. Выпотрошенные подушки. Сегодня я кого-то определенно убью. Бесшумно крадусь, сжимая двумя руками короткую дубинку. Пальцы немеют от напряжения, они ждут тысячи приторных ударов, которыми я выбью из него жизнь. Стены исписаны вонью на неизвестном мне языке, но на известном запахе. Я, убегающий со своего жертвоприношения, ищу своего обидчика.
Таинственный маг, притаился за углом – обнаженное тело украшено капрободи-артом, заточенная щетина, голодные кости, зрачки сужаются, словно не подтертые дырки ануса. Я выскакиваю и одним ударом разбиваю его. Он рассыпается сотней улыбающихся осколков, поверженный, лежит у моих ног, но все равно продолжает каждым отражением улыбаться. Я мочусь на него. Но от этого он приходит еще в больший восторг, открывает сотни ртов и пытается поймать мою звонкую струну.
– Я тебя ненавижу, – кричу я.
– Я тебе ненавижу, – кричит он.
– В кого ты меня превратил? – спрашиваю я.
– В кого ты меня превратил? – спрашивает он.
– Верни меня в человека, – прошу я.
– Верни меня в человека, – просит он.
– Я тебя не слышу, – опять срываюсь в крик.
– Я тебя не слышу, – кричит он.
Мы плачем и наши слезы, капая вверх и вниз, встречаются лужицами на границе отражений.
– Прости, что я убил тебя, – говорю я.
– Прости, что я убил тебя, – говорит он.
– Я вновь рожу тебя, – обещаю я.
– Я вновь рожу тебя, – обещает он.
Дезинфицирующий раствор в ведре, который убивает все известные современной науке бактерии, распахнутые окна, черный полиэтиленовые мешки для мусора. Я вытираю отпечатки бессознательного подозреваемого. Принимаю душ, и с меня долго стекает смрадная вода. Когда отмылся, скручиваю перерезанные телефонные провода и перематываю изоляционной лентой – раздается звонок. Я беру трубку.
– Что только и ждал, пока я от тебя съеду. Я тебе всю неделю звонила. Мне все равно где ты шлялся. Я хочу забрать свои вещи.
– Я люблю тебя.
– Раньше думать надо было, – говоришь ты и бросаешь трубку.
Я продолжаю наводить порядок в квартире и в себе, и поздно ночью засыпаю.
Мы познакомились с ней на пляже. Я решил сплавать к останкам старого разрушенного моста, которые маленькими железобетонными островками разлагались через всю реку, чтобы отдохнуть в одиночестве и позагорать. Там, она меня и разбудила.
– Что заснул? – спросила она меня, стряхивая с волос прохладный дождь.
Я прищурился от солнца, а тело вздрогнуло от неожиданных капель, и улыбнулся ей. Она была приблизительного моего возраста, тонкая и загорелая.
– Не возражаешь, – сказала она, и улеглась возле меня, оголив белую грудь с небольшими сосками. – На пляже слишком много кобелиных глаз.
Мы долго пролежали на тесном бетонном островке, рассказывая, друг о друге и переворачиваясь со спины на живот. Она все время звонко смеялась, похлопывая меня на ноге. Потом мы скрылись от раскаленного солнца и чужих глаз, нырнув под воду, и уплыли к безлюдному берегу. Где мы, валялись на мелководье, и впервые поцеловались и, не снимая плавок, а, просто отвернув их в сторону, занимались любовью, и слабое течение покачивало наши тела. Набегающая волна вталкивала меня в нее, а отступающая вода вытягивала обратно, от удовольствия я прикрыл глаза, и цунами приблизилось к ее раздвинутым берегам. А когда открыл, увидел, что девушка исчезла, а мой член под водой вхолостую ковыряет песок среди гадких водорослей. Я закрыл глаза, и она появилась вновь. Я открыл глаза.