При всём интересе к вопросам глобальным, мог Дато с его добрым открытым сердцем откликнуться и на конкретную проблему, личную беду, его теперь уже известная многим по выставкам в разных городах и, судя по “Книгам отзывов”, получившая широкое признание картина “Какабетский набат” родилась в результате отклика души Дато на несчастье, случившееся в грузинском селе Какабети, где потерявшее всё человеческое преступники украли ребёнка с целью получения выкупа и зверски убили его. Какабетские колокола Дато Крацашвили – это торжественная и горькая пьеса, оплакивание погибшего, это боль, сочувствие близким, это призыв к отпору жестокости, безнравственности.
Рушится нравственность, складывавшаяся в народе веками, но может разрушиться и вся планета. Предсказание ли это планетарной катастрофы, или воспоминание об ужасе, который испытали наши прародители, придя на землю и предчувствуя её будущее? Печально и необычно решает тему Дато, показывая нам скорбное лицо мадонны и трагический лик младенца Христа, казалось бы, в столь традиционной по названию композиции “Мадонна с младенцем”. Опять загадка?
9. Романтика Дато
И всё-таки при всей глобальности и трагичности восприятия окружающего мира, среди главных мотивов творчества Дато – романтизм. Правда, он был печальным романтиком. Ну, да ведь весёлые романтики – они только в туристических песнях. А в жизни и в высоком искусстве романтика, как правило, печальна. Как в его стихотворении
Синие кони
В сказочном мире на синем коне
Мчусь я дорогою синей.
Раннее детство… И кажется мне:
Всех победить мне по силам!
Утро в тумане… А в нашем окне —
Я – отраженьем – на синем коне!
А за окошком чинара
Кажется грустной и старой…
Раннее детство. Капризы. Игра.
Споры. Ошибки. Отметки.
Детство… Обидная это пора:
Как оскорбление: “Детка…”
Детство имеет один лишь изъян:
Быстро проходит. В тумане
Годы проносятся, как ураган.
И ураган разгоняет туман
Детских бесплодных мечтаний…
Белым от старости стал синий конь,
Синяя грива его серебрится.
Нет, он уже не поскачет в огонь,
Синяя юность ему только снится.
Всадник, – он тоже с годами иной.
Вот – от забот уже некуда деться…
Память о детстве всё так же со мной.
Нет беззаботности милого детства.
Горько и больно, – откуда во мне
Зависть, сомнение, высокомерье?
Мне бы сейчас проскакать на коне, —
Только закрыты из взрослости двери…
Позднею осенью чёрной я видел
Старой чинары усталую ветку.
Право, меня бы никто не обидел,
Если б сейчас обозвал меня “деткой”…
В детстве казалось: на синем коне
Быть мне в сражениях непобедимым!
Синие кони… Увы, лишь во сне
Вы равнодушно проноситесь мимо…
Смерть подкрадётся с улыбкой игривой.
С нею сразиться б, да конь мой устал…
Грустно мне машет он синею гривой…
Я ж умирать не боюсь. Я мечтал!
Конечно же, умирать всегда страшно. Красиво у А. Блока сказано: “И гибель не страшна герою, пока безумствует мечта”. В пятом классе Дато посвятил свою классную работу теме “Мечта”:
“Первым делом человек должен задуматься: “Что случится, если его мечта не сбудется?” Я не могу себе представить, чтобы не сбылась моя мечта – стать художником. Почему? Во-первых, потому что я хочу этого всем сердцем, а ведь то, чего очень хочешь, всегда сбывается, правда, ты должен содействовать этому. Ну, и во-вторых, потому, что способности – это сокровище, которое у тебя никто не может отнять, если только ты сам не захочешь поделиться им. Ведь у Шота Руставели: “Что припрячешь, то пропало, что раздашь, вернётся снова”.
Вновь и вновь, как детскую считалку, повторяю про себя эти слова: “Что припрячешь, то пропало, что раздашь, вернётся снова”. Как же щедро раздавал он сокровища своей души, своего таланта! Каждый талантливый человек талантлив по-своему. Печальный гений Дато… Он был по-доброму талантлив, этот “маленький принц” с древней кахетинской земли…
Я снова раскрываю чудесную добрую сказку Антуана де Сент-Экзюпери, французского писателя, тоже трагически рано ушедшего из жизни, и вчитываюсь в этот диалог:
“– Самое главное – то, чего не увидишь глазами… – сказал он.
– Да, конечно…
– Это как с цветком. Если любишь цветок, что растёт где-то на далёкой звезде, хорошо ночью глядеть в небо. Все звёзды расцветают.
– Да, конечно…
– Это как с водой. Когда ты дал мне напиться, та вода была как музыка… Помнишь? Она была очень хорошая.
– Да, конечно…
– Ночью ты посмотришь на звёзды. Моя звезда очень маленькая, я не могу её тебе показать. Так лучше. Она будет для тебя просто одна из звёзд. И ты полюбишь смотреть на звёзды… Все они станут тебе друзьями”.
С тех пор, как узнал Дато, его стихи и картины[5], всё чаще всматриваюсь в звёздное небо: всё кажется, – увижу звезду “Дато”. Ведь с 1988 г. открытая ещё 17 мая 1972 года астрономом Крымской обсерватории Т. Смирновой новая планета, зарегистрированная в международном центре малых планет под номером 3146, наречена именем Дато Крацашвили и отныне будет именоваться “Дато”…
Но увидеть её так и не довелось. И вам, друзья, её не увидеть. Она слишком далеко от нас. Но в память о Дато нужно чаще смотреть в небо, – ведь тогда полюбишь смотреть на звёзды и все они, как обещает Маленький принц, станут твоими друзьями.
В своей далекой от Тбилиси Москве я по-прежнему продолжаю смотреть в чёрное небо, выискивая звезду по имени “Дато”, звезду маленького принца из Грузии, с которым я, к сожалению, так и не успел встретиться при его жизни. Но память о его картинах, рисунках, стихах всегда со мной. Надеюсь, что теперь она будет и с тобой, читатель. Одно из последних его стихотворений:
И капли дождя меня позабудут
Как годы, в Арагви уносятся воды…
Часы пробивают часы, а не годы.
И детские годы, и юность – не вечны.
Осенним дождём умывается вечер…
В ту осень далёкую, что впереди,
Такие же серые будут дожди…
Мелодию красок я за пианино
Сумею найти и – озвучить картину!
И красок на холст разноликую лаву
Я бросил. И холст обречён был на славу!
Картина теперь поживёт пусть сама
В музее, на выставке и в магазине.
Я осень писал. Но наступит зима.
И значит – забота о новой картине.
Зима в седине улыбнётся счастливо.
Снежинки чинару не гнут, – лёгок груз…
Вновь осень притащится. Утром дождливым
С палитрой и кистью в руке я умру…
И знаю: дождю быть и в день похорон,
Ведь осенью любит поплакаться он…
Родные, друзья и толпа посторонних
В дождливое утро меня похоронят…
Дождь слёзы прольёт на цветочную груду.
А капли дождя обо мне позабудут…
Я расспращивал маму Дато и бабушку Олю: какой был день, когда умер Дато, какой, когда хоронили? Он не дожил до осени, умер 13 июля 1980 г. И без палитры, красок и кисти в руке. Умер в больнице после тяжёлой операции, едва пережив своё семнадцатилетие. А день? “Мрачный был день, пасмурный,” – сказала мама. “Чёрный был день”, – сказала бабушка Оля.
А дождя не было. Не сбылось это предсказание Дато. И капли дождя не позабыли его: каждая капля дождя, проливающаяся над Тбилиси, помнит его, Дато Крацашвили, посвятившего тбилисскому дождю столько прекрасных картин и стихов.
“Жил да был Маленький принц. Он жил на планете, которая была чуть побольше его самого…”
Загляните ещё раз в эту сказку. Обратите внимание: Маленький принц Антуана де Сент-Экзюпери жил на планете № 3251. А маленький принц из Грузии художник, поэт, философ Дато Крацашвили живёт теперь на планете № 3146.
Они ведь соседи!
А ещё говорят, что чудес не бывает. Просто чудеса совершают добрые и хорошие люди. Дато был яркой звездой при жизни. И это справедливо, что когда он умер – погиб на взлёте, – он стал звездой на небе.
Пусть ярко горит твоя звезда, Дато!
Дато Крацашвили: штрихи к портрету
Искусство
Уходит детство, юность пролетает…
Воспоминаний сон приятно розов.
Но взрослость – ураган. И грёзы тают.
Развеивает взрослость мои грёзы.
Всё оказалось проще и сложней.
Не нравится? Но нет пути назад.
Рывок вперёд не удаётся мне.
Рывку назад и сам бы был не рад.
Я в дождь бреду куда-то в никуда,
Туда б пойти… Но я туда “не вхож”.
Приходят и уходят поезда.
Я сам со стороны на дождь похож.
Бессонница замучила вконец,
И жизнь моя бессмысленно пуста.
И тут я вижу: предо мной – дворец!
Огромные тяжёлые врата!
А там, за ними – ни добра, ни зла…
Не давит грудь сомнений тяжкий груз,
Торжественно гудят колокола.
Врата открыты в Храм Прекрасных Муз!
Вход старикам и юношам открыт,
Но не войдут подлец, глупец и хам.
Огонь искусства в алтаре горит.