е энергии, чем бег, и потому эта пернатая скотина жрёт мясо, как не в себя. Тарнсмены — это самые богатые члены воинской касты, так же как тарноводы — едва ли не богатейшие члены касты торговцев. Не только потому, что они дорого берут за свои услуги — но и потому, что они просто не могут себе позволить быть бедными — содержание такой птички очень дорого обходится.
За вычетом скоростных курьерских и гоночных, а также неповоротливых грузовых тарнов — остаётся около двенадцати тысяч боевых, одинадцать тысяч из которых приняли участие в атаке на народ фургонов. Они решили не ждать подхода медлительных наземных войск, а сразу атаковать с воздуха.
Против них Турия могла выставить одиннадцать тарнсменов Журавля, включая саму Журавля. На одиннадцати тарнах.
Она выставила одного.
Контесса порекомендовала назвать тарна Кассандры Ирокезом. Картер решил, что это за боевой характер, и за то, что хохолок тарна очень напоминал причёску индейца этого племени. Но у Спартанцев это имя вызывало совсем другие ассоциации. ККОН «Ирокез» — эсминец, который под командованием капитана Киза впервые сумел нанести существенный ущерб кови в космическом сражении, не имея численного преимущества. По коже бежали мурашки — неужели «Путь к победе» учитывает даже такие мелкие психологические нюансы?
Крылатый гигант упал с юго-востока на ночной лагерь объединённой группировки через два часа после заката. Как и большинство тарнов, он был совершенно слеп ночью — но безоговорочно доверял телепатическим командам всадницы.
Навстречу им вылетело около двух сотен чёрных ночных тарнов, которые прекрасно видели во мраке, при свете звёзд и лун — их глаза были устроены скорее как у сов, чем как у орлов. Днём они спали, накрытые колпачками, а ночью осуществляли патрулирование как раз против таких вот умников.
Только вот беда — «видит тарн» и «видит тарнсмен» — далеко не одно и то же. Телепатической связи с животными у гориан не было, и они могли только надеяться, что их птицы сами настигнут и разорвут нарушителя во мраке — прицельно стрелять в таких полётах было совершенно невозможно.
А вот у двух пассажирок Ирокеза таких проблем не было и близко. У Спартанцев среди модификаций присутствует в том числе и прекрасное ночное зрение. А Мясник-14 видела кровеносные сосуды тарнов и тарнсменов — и это чувство от освещения не зависело вообще никак.
Хороший лучник делает двадцать выстрелов в минуту. Парачеловек и шоггот, вероятно, могли бы и больше, но остановились на этом рубеже, чтобы не демонстрировать слишком явно своих сверхспособностей. Хорошо разогнавшийся боевой тарн за то же время пролетит около двух километров.
Но Ирокез тоже не был неподвижен — как только его засекли, Кассандра тут же развернула птичку и направилась прочь. Пусть его скорость полёта была ниже — она вычиталась из скорости преследователей, и сближение замедлилось до шестидесяти километров в час. Так что первые два десятка вражеских тарнсменов Мясник-14 сняла с пугающей лёгкостью.
Тут к ней уже устремились все две сотни… но за отсутствием дальнобойного ночного вооружения, атаковать они все могли только когтями, клювами и (изредка) копьями наездников, если те всё-таки различали во тьме крылатый силуэт (и не путали его с одним из своих, что тоже легко могло случиться в ночной потасовке). Одновременно зайти в атаку могли не более пяти птиц, остальные уже мешали друг другу… и Мяснику-14 не составляло сложности ударить по всем этим птицам болевым импульсом, который обращал их в паническое бегство, или импульсом ярости, который заставлял набрасываться на ближайшего соседа в воздушном строю. Ну а Кассандра тем временем продолжала отстрел вражеских тарнсменов.
Двадцать наездников в минуту, две сотни патрульных в десять минут, все ночные тарны, какие были у объединённого войска, за неполный час.
Ну а дальше и вовсе начался отстрел слепых кур. Дневные тарны ночью были абсолютно бесполезны. Они либо сидели на земле, не желая взлетать, либо слепо носились в воздухе кругами, не понимая, чего наездники от них хотят.
А девушки стреляли, приземлялись, чтобы подобрать вязанку из пары сотен стрел, разложенных заранее в нужных местах, взлетали и снова стреляли. За неполных пять часов, прежде чем небо начало светлеть, грозная объединённая воздушная армия всех крупных городов-государств перестала существовать.
Впрочем, «перестала существовать» в данном случае совсем не значит «была истреблена до последнего человека». Почти половина тарнсменов пережила ночную бойню. У двух тысяч ранения оказались хоть и тяжёлыми, но не смертельными — для горианской медицины. Ещё примерно столько же своевременно догадались капитулировать — по ним не стреляли, только потребовали отойти подальше от тарнов. Ну и где-то около тысячи сумели сориентироваться по звёздам и лунам, и заставить дневных тарнов лететь прямо — и вырвались из-под обстрела, хаотично разлетевшись во все стороны.
Первые две группы — пленных и раненых — забрали на рассвете всадники на кайилах. Разумеется, кайила скачет по земле гораздо медленнее, чем тарн летит, но благодаря указаниям Контессы кочевники выехали на перехват раньше, чем тарнсмены стартовали из своих городов. Они остановились всего в двух часах скачки от места посадки объединённой армии — и ждали только сигнала для атаки. После этого мало у кого остались сомнения, что Журавль Гармонии — святая пророчица, исполняющая волю Жрецов-Королей.
Что касается тарнсменов-беглецов, то их опять же можно было разделить на две группы. Примерно половина вернулась в свои города, чтобы доложить о неудаче. Таких не преследовали — не из соображений гуманизма или воинской чести, а потому, что на единственном, к тому же медленном тарне было физически невозможно перехватить всех одиноких летунов.
Другая половина попыталась, несмотря ни на что, всё-таки объединиться и нанести удар оставшимися силами. Даже полтысячи тарнсменов — это всё ещё серьёзно. На полный разгром кочевников их не хватило бы, но нанести степнякам существенный урон и, возможно, отбить Домашние Камни — вполне. Безумству храбрых поём мы песню! Своей цели в смысле географического пункта назначения они достигли. Цели в смысле выполнения поставленных задач — разумеется нет.
Приблизившись к стойбищу, они увидели, что фургоны закрыты дымовой завесой — в тысячах костров вокруг них горело нечто, создававшее плотный белый дым. Кайилы, приспособленные эволюцией к жестоким пылевым бурям, чувствовали себя в этой завесе отлично, а вот тарны в ней, вероятно, потерялись бы. Что ещё хуже, дым не давал тарнсменам использовать преимущество в высоте и расстоянии — непонятно было, куда стрелять из луков.
Некоторые попытались подлететь поближе и загасить костры взмахами крыльев тарнов — но безошибочно вылетавшие из дыма стрелы дали понять, что это плохая идея — заодно сократив число тарнсменов на несколько штук.
Спешиваться и соваться в белое марево, туда где у противника будет численное преимущество? Некоторые, самые отчаянные, так и попытались сделать — резонно предположив, что дым будет слепить как их, так и самих кочевников. Ни один из них не вернулся, от пяти сотен осталось четыре.
Веществ для постановки завесы не может быть много, решили тарнсмены. Нужно переждать, пока кончится топливо в кострах, тогда дым рассеется и можно будет обстрелять кочевников с воздуха, расчищая себе плацдарм для десанта. Даже фургоны не станут надёжным укрытием. Стрелы, выпущенные даже из небольших луков, но с высоты в сотни метров, разгоняются в падении так, что пробивают прочнейшие деревянные доски.
Они ждали почти до заката. Костры продолжали гореть. Стало ясно, к чему всё идёт.
За час до заката тарнсмены разлетелись в разные стороны, в надежде, что поодиночке их в степи не найдут — как было в прошлую ночь.
На месте посадки каждого в траве уже ждал заранее заготовленный самострел. Это десять тысяч ловушек Контесса не смогла бы заготовить и настроить лично. А четыре сотни — вполне.
Теперь в распоряжении Журавля Гармонии оказалось около тысячи тарнов и полутора тысяч тарнсменов. Хорошо постаравшись, она могла бы переловить все десять тысяч птиц — но чем их потом кормить? Тарны, как уже упоминалось, твари весьма прожорливые. «Путь к победе» не стал жадничать или переоценивать экономические возможности орды. Он просто не умел ни того, ни другого. Он указал силы, необходимые и достаточные для захвата всей человеческой части Гора в минимальный срок с его помощью. Всех остальных тарнов кочевники просто разогнали, и те присоединились к диким сородичам. Конечно, тарноводы могли поймать их и поставить под седло снова, но это процесс не мгновенный и даже не быстрый. Тарн предан одному конкретному всаднику, и в руках любого другого — всё равно что дикий, его требуется приручать заново.
Эта тысяча птиц неожиданно оказалась самым крупным воздушным боевым соединением на Горе. Нет, у всех городов-государств вместе взятых до сих пор было больше — около двух тысяч. Но у каждого в отдельности — в разы меньше. Плюс ещё оставался в неприкосновенности огромный «флот» небоевых тарнов — грузовых, гоночных и курьерских. Их, в принципе, тоже можно было мобилизовать. Но вот их наездников на воинов так быстро не переучишь. Хотя формально большинство курьеров и гонщиков принадлежит к касте воинов, но всё-таки требования к ним совсем иные, чем к солдатам первой линии. А грузовые тарны и вовсе почти все в распоряжении касты торговцев. Этих можно убедить взяться за меч разве что пытками.
Никто, однако, не считал, что города-государства севера оказались беспомощны за одну ночь. К тарнам на Горе отношение было примерно как к аэропланам на Земле в Первую Мировую. Полезная приправа в любом стратегическом супе, но ими одними войну не выиграешь, иначе как против дикарей. Решающий удар по противнику всегда наносят кавалерия и пехота — а с этими-то родами войск у Ара и остальных всё было в порядке. Да, они медленнее, чем тарны. Зато их гораздо больше, потому что они дешевле.