На самом деле секрет «перибаджаларов» (как их называют местные) прост. Ножка «гриба» представляет собой мягкий туф, тогда как «шляпка» – твердый базальт. Со временем от ветра и воды туф истончается, и «гриб» приобретает все более законченный вид. Метаморфоза, впрочем, не бесконечна. В какой-то момент «ножка» подточится настолько, что рухнет под тяжестью базальтовой «шляпки».
Мои главные воспоминания сплетены именно с пейзажами: совершенно инопланетные панорамы, раскрашенные в дивные цвета. Приедете сюда – ходите пешком. Больше, еще больше ходить, пусть по горам карабкаться и не так просто! Бродить, просто смотреть по сторонам, отдохнуть и двигаться дальше. Можно взять напрокат велосипед, тоже неплохой вариант. Хотите фотографировать – фотографируйте, но сперва насмотритесь всласть. Днем при солнечном освещении картинка ярко-желтая, утром персикового цвета, а на закате становится розовой.
Мы провели среди скульптур Анатолии пять дней и все время что-то снимали. Пожалуй, можно было бы сделать цикл фильмов. Например, «Невероятная природа центральной Турции». Если честно, вся каппадокийская история с нашими футбольными делами увязывалась плохо, но невозможно было упустить такую красоту. Под безжалостным руководством разбушевавшегося Сени мы работали на земле, под землей и, как потом оказалось, даже в воздухе.
Но прелесть Каппадокии не только в смелом ландшафтном дизайне природы. Местные жители с энтузиазмом продолжили это начинание. В мягком туфе рубили сначала пещеры, а потом дома и храмы, превращая горы в монастыри и города. Характерный пример симбиоза природы и деяний рук человеческих – Музей под открытым небом близ городка Гореме. Здесь в глубине пещер сохранились десятки раннехристианских церквей.
Церкви дошли до нас в разном состоянии. На многих фресках уничтожены лица святых. Как минимум замазаны глаза, так суеверные турки защищались от сглаза.
Но есть церкви, интерьер которых почти не тронут. Особенно впечатляют яркие тона и четкие образы, которыми расписана Каранлик Килисе, Темная церковь. Несколько столетий она использовалась как голубятня. Когда же в середине 1950-х годов ее стены очистили от слоя голубиного помета, изумленным глазам реставраторов предстали фрески XI века, сохранившие первозданную яркость. Темное помещение прекрасно сохранило работу средневековых мастеров.
Пещерных церквей в окрестностях Гореме много. От некоторых почти ничего не осталось, кроме полустертых крестов на стенах. Иные находишь совершенно случайно, они не отмечены ни на одной карте. При исследовании долины за долиной, пещеры за пещерой, не покидает ощущение первооткрытия.
Каппадокия не перестает удивлять. Только привык к каменным грибам, как из-за поворота встает целая армия. Богатыри-скалы стоят плечом к плечу, солнце играет на их остроконечных базальтовых шлемах. Просто окаменевшие легионы Суллы из поэмы Бродского «Каппадокия». Только привык к многообразию форм рельефа, как в игру вступает цвет. Волнистые склоны Розовой долины словно расписаны гигантской малярной кистью: темно-розовый слой скалы, потом нежно-желтый, потом светло-розовый. В голову снова и снова лезет надоевший уже штамп об инопланетном пейзаже. Но как еще можно объяснить увиденное?
Местечко Зельве было жилой деревней до 1952 года, когда аварийное состояние пещер вынудило власти переселить их жителей. Теперь это музей, где также можно найти пещерные церкви, но более раннего, иконоборческого периода. Но не надо думать, что переселили современных троглодитов в благоустроенные панельные дома с водопроводом и канализацией. Точнее, это верно лишь отчасти. Их переселили… в пещеры с водопроводом и канализацией. Ведь вырезать дом в туфе проще и дешевле, чем построить его.
И сегодня сотни, если не тысячи жителей Каппадокии живут в пещерах и скалах. Прямо как хоббиты, которые жили в норках под холмом. Даже в названии главного туристического городка Каппадокии – Гореме, есть от гор и пещер. Странное ощущение – бродить по городу, дома которого – это скалы с выдолбленными в них окнами и дверьми и выглядывающими наружу печными трубами. Есть даже мечеть-в-пещере с торчащим из скалы-минарета мегафоном.
Наверное, особенно колоритно городская панорама смотрится зимой, когда из труб, выходящих из скальной породы, валит дым. Вот уж точно сцена из мультфильма. Кстати, говорят, именно так и появилось название «перибаджалар»: когда турецкое правительство ужесточило продажу алкоголя, местные стали гнать его в пустующих пещерах на плато. Увидев поднимающийся по ночам над каменными грибами дым, местные и дали им такое название, что в переводе значит «волшебный камин».
Туристам также предоставляется возможность переночевать в пещере – более того, это один из обязательных элементов каппадокийской экзотики. Так что в скале вырезают и комнату в гестхаусе за пару долларов, и пятизвездочный спа-отель. Мне довелось ночевать и там, и там. На жилище хоббита, конечно, больше походил гестхаус, но комфорт хорошего отеля украшает даже пещеру. К тому же в последнем случае имелась терраса с видом на долину. Рано утром с нее можно было наблюдать, как в небо поднимаются десятки разноцветных воздушных шаров.
Воздушный шар – самый красивый и дорогой способ взглянуть на Каппадокию. Правда, для этого надо встать в пять утра и накануне вечером помолиться, чтобы не было дождя.
Главную порцию приключений я получил уже в день отъезда. С первого дня поездки меня уговаривали попробовать свои силы в воздухоплавании – все вместе в пять голосов, и поодиночке. Сперва я героически отбивался, потому что высоты боюсь с детства и даже на застекленный балкон выхожу осторожно.
Сеня, разумеется, меня стыдил, приводил в пример всех героических путешественников от Одиссея до Тура Хейердала, не забыв Миклухо-Маклая и Пржевальского, пока, наконец, я не дал слабину. Согласился. Немедленно закипела работа.
Три дня мы договаривались с компанией, которая устраивает эти полеты. Развлечение, прямо скажем, недешевое, в то время ценник равнялся примерно 150 евро с человека. Джахиде в красках рассказывала агентам компании, как наш фильм прорекламирует полеты на воздушных шарах. Жители Москвы и Самары буквально толпами кинутся парить над Каппадокией! В общем, нам сделали скидку и согласились взять в корзину без малого двух человек. То есть меня и Лешу, не считая камеры. Старт назначили на 8 утра, то есть подъем наметился в 6.
Я с трудом сполз с постели, с омерзением умылся, с ненавистью посмотрел на Сеню, сладко посапывающего на другой кровати, и отправился на встречу с Лешей. Затем нас подобрал микроавтобус и отвез в зал ожидания. Последовало объявление, что погода хмурая, дождик, так что лететь невозможно. Мое ликование долго не продержалось – нам просто пришлось посидеть два часа. Ускользнуть от полета не удалось.
Потом мы ждали, все-таки поехали к площадке, затем долго растягивали шар и наполняли его горячим воздухом… В огромную кабину набилось человек 15, из них примерно 10 французов и несколько японцев.
Вова с Лешей уходили в скверном настроении – дождь шел всю ночь и не думал прекращаться. Однако потом произошло чудо, дождь прекратился, через облака стало пробиваться солнце.
И тут же, словно по сигналу стартового пистолета, в воздух взлетели десятки шаров. А на земле на глазах надувались все новые и новые. Зрелище захватывающее, благо у меня места в императорской ложе, на террасе нашего гостиничного номера… Но то, что для меня – эпическое полотно, то для моих товарищей чуть не обернулось драмой.
Я что-то мямлил в камеру и опасливо косился на медленно уплывающую землю. Иностранные туристы весело смеялись. Турок-пилот уверенно управлял нашим аэростатом, конструкция выглядела надежно. Я выдохнул с облегчением. «Как Незнайка и его друзья в детской книжке Носова, – мелькнуло в голове. – Правда, они там разбились в конце полета…»
БАМ!!!!!
Корзину сотряс могучий удар, французские тетушки с воплями и стонами образовали куча-мала на полу, а меня швырнуло спиной на перила. Оказалось, мы зацепили одну из знаменитых скульптур-столбов и с размаху снесли верхушку. Корзина выдержала. Мы полетели дальше, подумалось, что еще пару таких эпизодов – и мне потребуются новые штаны или хотя бы памперс.
К счастью, не потребовалась новая камера. Леша совершенно непонятным усилием сумел удержать дорогостоящий аппарат в руках, а то закончились бы наши съемки. В момент удара он как раз снимал мою физиономию, но нас тряхнуло так, что в кадр попало лицо самого оператора, вывернув ему кисть. В общем, крепкие у всех операторов руки. Профессиональное.
Больше ничего страшного не случилось. Мы мирно плыли над разноцветными долинами Каппадокии. Полная тишина нарушалась разве что шипением газовой горелки над головой. Все любовались видами, французские тетушки мирно щебетали, а я даже отважился высунуть нос из корзины, чтобы сделать несколько фотографий.
Садились на специальную площадку, куда поджидавшие рабочие уже подтащили столик с шампанским и фруктами, квадратные щиты, на которых предстояло стоять, и лесенку, чтобы с комфортом спуститься из корзины.
«Слабаки!» – презрительно подумал я, лихо выпрыгнул на землю и немедленно провалился в грязь по щиколотку…
Когда я зашел в гостиничный номер, Сеня лежал на кровати и что-то читал.
– Как полетал, Незнайка? – поинтересовался научный руководитель концессии, тем самым подтверждая, что в детстве мы любили одни и те же книжки. Я буркнул в ответ что-то малоцензурное и ушел чистить ботинки. Вечером того же дня съемочная группа выехала в Газиантеп.
От полета над Каппадокией у меня остались красочные воспоминания и синяк на всю спину.
Сейчас я думаю, что логичнее от Анкары было поехать на север и добраться до города Трабзона на Черном море. «Трабзонспор» один из немногих турецких клубов, который бросал вызов стамбульцам. Кстати, Гекдениз Карадениз, символ и капитан казанского «Рубина», провел в «Трабзонспоре» 11 лет. А имя футболиста переводится просто: Лазурное море – Черное море…