Я аккуратно вложил в конверт как сам договор, так и список приглашенных на симпозиум гостей, который на всякий случай заучил наизусть. Тренированному резиденту сделать это несложно. На всякий случай восстановил магический замок – дабы Каронг не учуял мое любопытство к документу.
Осторожное покашливание Соловья в комнате, которую Василий почему-то называл предбанником, заставило меня поторопиться. Через три секунды я закрыл сейф и неслышно выскользнул из чужого кабинета. Тревога оказалась ложной. Просто какой-то сотрудник заглянул к ведьме Дуняше с шоколадкой и набором комплиментов, но, уяснив, что у секретарши посетители, быстро ретировался.
В ту самую минуту, когда мне показалось, что все обошлось, в моем кармане вдруг заиграла музыка. Не ожидавший ничего подобного Соловей испуганно вскрикнул. Хорошо хоть не свистнул, иначе бы нам вовек не рассчитаться с Казюкевичем за вдребезги разлетевшиеся стекла.
– Это мобильник! – хмыкнул Василий, которого позабавила наша с Соловьем реакция.
Звонил Жигановский, которому я вчера дал номер своего телефона. Венедикт Владимирович сообщил мне радостную весть: он уже оформил все документы на приобретение особняка, оставалось только подмахнуть бумаги и заплатить деньги.
– Пришлось прибавить за скорость,– огорченно вздохнул Жигановский.– Семьдесят пять миллионов баксов за все.
– Это мелочи,– утешил я Венедикта Владимировича, безмерно довольный, что дело с особняком Великого Поэта благополучно завершилось.– А бал вечером будет?
– Обязательно,– в свою очередь успокоил меня Жигановский.– Я уже звонил Пушкину. Натали в восторге.
– Хорошо, будем у вас через полчаса.
Наскоро распрощавшись с агентом Дуняшей, мы ринулись прочь из замка магната. То есть ринулся я, а Василий с Соловьем с трудом за мной поспевали. Зато я летел как на крыльях. Если скажу, что меня окрыляла мысль об оказанной Великому Поэту услуге, вы мне можете не поверить, и, в общем, будете правы.
Конечно, я думал о Натали. Но сразу же скажу: никаких планов на ее счет не строил. Пусть будет как будет.
На выходе нас встретили очухавшиеся после Соловь-иного свиста охранники. Препятствий они не чинили – возможно, потому, что мы не входили в доверенное их попечению здание, а покидали его. Но не исключено, что они нас просто боялись. Во всяком случае, взгляды, которые бросали в нашу сторону липовые минотавры, были явно испуганные.
Я было сам хотел сесть за руль, но Василий ударился в истерику и заявил, что жизнь ему пока не надоела и что он скорее костьми ляжет, чем позволит форменному психопату размазать свои мозги – пусть и не шибко умные! – по горячему асфальту. И вообще, оказывается, главное для водителя не умение крутить баранку и жать на газ, а знание и скрупулезное соблюдение всех правил уличного движения. Без знания этих правил садиться на место водителя противозаконно.
Кто бы мог подумать? Но правил я действительно не знал, а Василий говорил настолько горячо и убедительно, что я вынужден был смириться с навязанным мне статусом пассажира.
Соловья я хотел высадить у дома Капитолины, но он неожиданно заартачился. Ему, видите ли, страшно захотелось побывать на балу. Вот старый мухомор! Из него песок сыплется уже не первую сотню лет, а ему вдруг приспичило танцевать!
Соловей на меня страшно обиделся и заявил, что танцевать он не будет, а вот спеть – споет!
– Заранее восторгаюсь! – хихикнул Василий.– Но с одним условием: на балу должна быть его внучка Дуняша.
– Да я их всех приведу! – охотно согласился Соловей.– Семь девок отборных, ядреных, крутобедрых и грудастых. Ты таких, Васька, еще не видел!
– Ну это едва ли,– засомневался оруженосец.– Хотя, с другой стороны, конечно.
Я прямо завибрировал от возмущения. Вот два прохиндея – что Василий, что Соловей: они мне бал у Великого Поэта хотят в шабаш превратить. Одна мысль, что бесценная Натали окажется в окружении циничных и похотливых особ, повергла меня в ужас. С другой стороны, не мог же я сказать Василию – будь он хоть трижды мой агент, что внучки Соловьева Степана Степановича – самые обыкновенные ведьмы. Во-первых, подобная откровенность категорически запрещалась инструкцией, а во-вторых, Василий мне, скорее всего, не поверит.
На Земле вообще странные люди живут. Они без конца поминают нечистую силу, но в своем большинстве в нее не верят.
А Дуняша, надо сказать, произвела на меня очень хорошее впечатление. Она умела себя вести в приличном обществе, чего не скажешь о Василии и Соловье. Была надежда, что остальные ведьмы покажут себя тоже с лучшей стороны. К тому же мне обязательно нужно было повидаться с новыми агентками. Лучшего места, чем многолюдный бал, для таких встреч (из соображений конспирации) не найти. Словом, человеческое сердце говорит одно, а долг резидента предписывает совершенно другое. И я вынужден был согласиться с мнением Василия, что кашу маслом не испортишь. Хотя и не совсем понял, кто каша, а кто масло.
В ответ на мое ядреное земное «хрен с вами» (фраза была заучена еще в Школе, и нам настоятельно рекомендовали употреблять ее как можно чаще) Соловей запел довольно-таки приличным тенором «Ямщик, не гони лошадей». Песню эту я слышал впервые, и она мне, что называется, запала в душу. Василию исполнение тоже понравилось, и он скосил в мою сторону торжествующий глаз:
– А я что говорил. Артист! Вся пипла обалдеет, когда мы его на сцену выпустим!
Соловей был польщен – прямо расплылся ослепительной белозубой улыбкой. Все-таки не зря я заплатил за эту улыбку две тысячи баксов. Она того стоила. Но мысль, что Соловей может прийти на бал к Натали с не чищенными тысячу лет зубами, заставила меня содрогнуться.
Венедикт Владимирович поджидал нас в своем партийном офисе в окружении двух немолодых мрачного вида людей. Дело нам предстояло серьезное, а именно: приобретение собственности, причем за достаточно приличную сумму... Честно говоря, раньше мне таких сделок заключать не приходилось и я боялся попасть впросак. Документы изучал скрупулезно – чем, кажется, удивил даже Жигановского. Похоже, Венедикт Владимирович держал меня за олуха и таковым охарактеризовал продавцу и посреднику. Конечно, особыми знаниями по части купли-продажи недвижимости я обременен не был, но кое-что мне объяснил Аббудала Ках, а кое-что я почерпнул из компьютера. Тут же указал партнерам по сделке на весьма серьезные неточности в подготовленных документах, которые впоследствии могут привести к расторжению договора, а то и к признанию сделки недействительной. Они попробовали было возражать, но быстро отступили перед железной логикой моих доводов.
– Никак не предполагал встретить в столь молодом человеке такое глубокое знание юридических тонкостей!– сказал желчный господин в весьма далеком от элегантности костюме, мешковато сидевшем на покатых плечах, и недовольно глянул при этом на Жигановского.
Венедикт Владимирович только плечами пожал. Документы, однако, по-моему настоянию были исправлены. После чего я не без удовольствия поставил на них свою подпись.
– Шампанского! – потребовал Жигановский.– Это дело надо обмыть!..
Мне шипучее вино понравилось. Соловей пришел от него в полный восторг, Василий – из страха перед гаишниками и каторжными работами – от вина отказался. Что касается желчного господина, то он долго морщился и недовольно бубнил в ухо Жигановскому в дальнем углу обширного кабинета всякие неприятные слова, уверенный, что я их не услышу. Венедикт Владимирович вяло отругивался. А я в душе торжествовал, поскольку из обмена репликами сразу же уяснил, что эти ребята собирались меня надуть – то есть оспорить в суде законность сделки и изъять у Пушкина дворец в свою пользу.
– Да что ты, в самом деле, Евграф? – отмахнулся от настырного знакомого Жигановский.– Итак на сделке десять миллионов заработал! Побойся бога. Еще претензии предъявляешь!
– Ты говорил, что он полный идиот – князь Мышкин! Теперь мне придется выцарапывать дворец из чужих рук.
– Он в Швейцарии учился, Евграф, понимаешь, в Швейцарии! А у них даже идиоты разбираются в сделках купли-продажи. И вообще: все только начинается. Тебя жадность погубит, Сиротин, помяни мое слово!
Скажу честно: я был страшно обрадован, что практически сразу, без всяких хлопот, вышел на человека, близкого к Каронгу. Именно Евграф Сиротин по просьбе черного мага пристроил Свистуновых ведьм секретаршами к влиятельным людям. Обрадовало меня и то, что Сиротин, будучи безусловно крупным проходимцем, никакими магическими способностями не обладал.
– Встретимся на балу...– сказал я Жигановскому, покидая его офис, который, к слову, ни в какое сравнение не шел с замком олигарха Казюкевича, но был, разумеется, получше квартиры Великого Поэта. Мне требовалось переодеться: не мог же я пойти на бал к Пушкиным в джинсах и кроссовках. Это был бы такой моветон, за который пришлось бы всю оставшуюся жизнь сгорать от стыда.
Я вернулся в квартиру Аббудалы Каха и вплотную занялся своим гардеробом. Оруженосец Василий не столько помогал мне, сколько мешал, давая абсолютно никчемные советы. Соловей вел себя куда умнее: просто сидел в кресле сиринца и сосал прямо из бутылки его вино. Я втайне надеялся, что Свистун упьется до полного не могу и тогда его можно будет оставить здесь, а не тащить с собой туда, где ему не место.
– Что ты мне смокинг суешь? – накинулся я на рывшегося в моих вещах Василия.– Пушкин будет во фраке, Натали – в бальном платье, а я – как последний дурак– в смокинге?!
– Вот привереда! – пыхтел от возмущения оруженосец.– Ну надень красный пиджак – раньше все крутые в них ходили. Блеск!
– Я за себя не отвечаю, Василий, ты лучше держись от меня подальше. Ты что предлагаешь? Я тебе клоун или обезьяна?
Действительно, я был вне себя. Это ж надо додуматься – отправить человека на бал в красном клубном пиджаке!.. Более тупого по части этикета советчика, чем Василий, мне видеть не приходилось. Он бы мне еще сапоги со скрипом предложил, как у Соловья! Требовался фрак. Фрак! А вот его-то среди приготовленной для меня сиринцем одежды как раз и не нашлось... Такой недосмотр со стороны Аббудалы Каха грозил самой настоящей катастрофой – и на служебном поприще, и на личном фронте.