– Мечтали, чтобы у дочери открылся талант? Ваша мечта исполнилась. Это вы порхали в своих иллюзиях. А я ударилась о землю, превратилась в талантливую торговку.
Она знает, что они ответят: торговки не имеют талантов. Талантливы те, кто посвятил свою жизнь искусству. Даже если они – не боги, даже если из-под их рук выходят кривые рамки. Или салфетки с запутанным узором… Люди, посвятившие себя искусству, живут в раю. Все остальные – изгнаны. Жаль, что их дочь не воспользовалась шансом, предоставленным ей от рождения. В юности подавала прекрасные надежды. Со своей стороны они сделали всё от них зависящее: отдали ее в балет.
Она думает: «Хоть бы замолчали…»
Хотя, если разобраться, они и так молчат.
В детстве их дочь была хорошей, доброй девочкой: помогала по дому, мыла посуду, собирала окурки, выращивала цветы. То, что она предпочла быть изгнанной, – не их вина. Им остается оплакивать ее судьбу. Но этого они никак не ожидали: не думали, что она вырастет и станет такой злопамятной. Как бы то ни было они на нее любуются: их девочка все еще стройная, как балерина, которой так и не стала. Нет, они ее не винят. Боги на то и боги: не всем даруют талант. Кому-то приходится быть торговками. По-человечески, конечно, им очень, очень жаль. Они помнят прекрасную клумбу, которую она разбила…
Разбить клумбу – русское выражение. Никакой иностранец не поймет. Переспросит: в смысле, разрушить? «Ага, вот именно, – она подтверждает. – Кокнуть. Шандарахнуть».
До чурбака несколько шагов. Она видит капли смолы, проступившие на свежем срезе. Лунная полоса, в которую она вступает, уходит вниз, к ручью. Свет холодит щиколотки.
Ставит на чурбак. Примеривается… Заносит гаечный ключ…
Стоит, прислушиваясь, будто ожидает услышать отголосок: тонкий звук, с которым разбиваются жестокие родительские сердца, полные пустых надежд.
Птицы, рыбы, насекомые(пятница)
Задние борта откинулись. Грузовики заурчали, разгибая затекшие спины. Дрова, песок, гравий соскальзывали бесшумно. Опроставшись от груза, кузова замерли. Покачивались только задние борта. Вдруг понял: не борта, это – железные объявления. Чтобы найти рабочего, надо оторвать… Вцепившись обеими руками, рванул на себя. Железо не поддавалось…
Он пришел в отчаяние и открыл глаза.
Лежал, изгоняя из памяти последние отголоски тягостного сна, прислушиваясь к наступившему утру. Спустил ноги, нашаривая тапки. Мельком взглянул на часы – половина десятого: «Заспался, непростительно заспался». Действуя энергично и собранно, оделся: носки, рубашка, брюки, – предусмотрительно сунул в карман мобильник.
Дверь во времянку была закрыта.
«Ну вот, – кивнул удовлетворенно, словно рачительный хозяин, предпринявший необходимые меры, которые дали закономерный результат. Бросил взгляд на термометр, прибитый к продольной перекладине: – Уже двадцать восемь. Что же будет днем?..»
Свет, не по-утреннему прямой и жаркий, золотил верхушки сосен, обливал двор, подбираясь к крыльцу.
«Мох – и тот не выдерживает, – мелкие шерстистые кустики, обложившие валун, пожелтели и высохли. – Все-таки что-то странное в воздухе… Необычное…»
Еще не войдя во времянку, понял: птицы. По утрам обычно чирикают. Видимо, успели попрятаться от жары.
На плитке стояло летнее варенье. Заглянул и увидел гладкую поверхность, будто стянутую пленкой. Из кастрюли торчала ложка. Он попытался вынуть. Нити застывшей патоки тянулись, как корешки какого-то странного растения. Повертел в руке, разглядывая налипшую массу: «Ну и что с этим делать?..» – откусил маленький кусочек.
Челюсти мгновенно слиплись. Он напрягся, преодолевая клейкую силу. Во рту хрустнуло, но разжалось. Подставив ладонь, выплюнул багровый сгусток. Язык, метнувшись в глубины рта, обшаривал острые корни – вместо привычного моста. «Как же я?.. Как-нибудь вставить, приклеить… – ногтем пытался соскрести патоку. – Неужели в город? Господи… – сообразил. – Замо́к. Закрыть – больше не откроется. А если не закрывать?.. Что может случиться за пару дней?.. Позвонить бригадиру? Сказать, что уезжаю? Потом и вовсе не допросишься…» – чувствуя какое-то сонное отчаяние, будто снова тянул на себя железный борт, обернувшийся объявлением, позавтракал, стараясь жевать осторожно, и поднялся на чердак.
С вареньем получилась ужасная глупость: мало того что придется ехать…
Еще и, небось, сдерет… Уж тысячу – точно!
Тысячу!.. Как бы не полторы…
«Полагаете, стоматолог должен работать бесплатно?» – спросил, заранее зная, что они ответят: в наше время врачи работали не ради денег…
«Интересно, а ради чего?» – понимая, что, в сущности, они правы: раньше он и сам…
…а ради любви к своей профессии.
«Ага, – кивнул, чувствуя солоноватый привкус крови. Видно, все-таки оцарапал язык. – Между прочим, мне тоже приходится. На одну любовь не проживешь».
Теперь они должны были сказать: это – твой выбор. Этому мы тебя не учили, – но они молчали. Видно, обиделись.
«С вареньем получилась ужасная глупость».
Глупость, – теперь откликнулась только мать. – Во-первых, ягоды надо выращивать, а не покупать. А во-вторых, мог бы спросить соседку. Хорошая девочка, приходила за цветами…
«Девочка! – он хмыкнул. – Теперь уже не девочка…»
Для нас она всегда девочка. А ты – всегда мальчик.
«Вчера срубили дерево… – пожаловался, будто и вправду, остался мальчиком, которому некому жаловаться, кроме родителей. – Теперь сожгут…»
Мы видели. Жаль, но ничего не поделаешь. Это дерево попадет в ад.
«Дерево?» – он опешил.
Конечно. – Родители подтвердили хором. – Ад существует для всех.
«А рай? Интересно, как он выглядит, этот рай для деревьев?»
Ухоженный участок. Такой, каким был наш. Пока ты сам всё не запустил, перестал пропалывать, опрыскивать, поливать, подсаживать новые кусты на место старых…
«Но это несправедливо… – он прервал перечень садовых работ, по мнению родителей, превращающих обычный клочок земли в райский сад. – Чем виновато несчастное дерево? Росло себе и росло. Мечтало стать кораблем. Или хотя бы домом…»
Про дом он упомянул намеренно. Надеялся, что родители, знающие цену хорошей древесине, поддержат. Пустые надежды: они не слушали, талдычили свое:
В рай попадает то, что выращивают с любовью. Растения, которые мы выращивали, попали в рай…
Он усмехнулся: растения, которые они выращивали, попали в стеклянные банки. Уже на будущее лето эти банки оказывались пустыми…
– Хозяин! – внизу под окнами кто-то кричал.
«Бригадир… – мгновенно забыв о родителях, он ринулся к окну. Там стоял парень, судя по всему, из черных. – Неужели бригадир тоже из черных?..»
– Я здесь! – крикнул во весь голос.
– Здравствуйте, хозяин. Металл собираем, – парень, стоявший у забора, улыбнулся застенчиво, как улыбаются несвободные люди.
– Какой… металл?..
– Ненужный, – парень говорил с явным акцентом. – Старая ванна. Может, меняли?
– Ванну? – он переспросил изумленно: кому придет в голову менять ванну на даче?
– Ну… Или кровати, металлические… такие… с шариками… Если вам не надо, у нас машина.
– У меня ничего нет.
Парень снова улыбнулся и пошел к ободранному грузовичку. Из кузова торчали остовы разобранных кроватей: спинки, темные металлические сетки.
– Спросите у соседей. Может, у них… – подсказал негромко: парень уже садился в кабину и все равно бы не услышал.
Грузовичок, заставленный остовами кроватей, разворачивался, наезжая на яму задним колесом. Спинки кроватей шатнуло к правому борту. Водитель поддал газу. Колеса вращались, наращивая обороты. Правое заднее, нависшее над ямой, пыталось зацепиться за край. Рывок. Еще рывок… С третьей попытки грузовичок все-таки выбрался и, конвульсивно подрагивая, словно отходя от пережитого страха, двинулся вперед.
Он почему-то ждал, что спинки кроватей шатнет обратно, но кузов казался пустым. Будто кровати, с которыми расстались хозяева, воспользовались случаем и канули в яму – лишь бы спастись от переплавки.
«То одно, то другое… Прямо как сговорились», – поворчал и вернулся к рукописи, лежащей на столе.
Капитан рассматривал фотографию, выведенную на экран главного бортового монитора: озеро – довольно глубокое, очертания дна едва различались, – кипело рыбой. Будто именно здесь она расплодилась и размножилась, по какому-то недоразумению или стечению обстоятельств наполнив собой не море и даже не реку, а стоячую озерную воду, из которой, сколько ни бейся, никуда не выпрыгнешь. Остается только сверкать на солнце, и на мгновение преодолевая границу воды и воздуха, падать обратно, чтобы уйти вниз, на дно. Озеро окружали высокие деревья. На фотографии был представлен вид сверху – вершины, устремленные в небо. В этом ракурсе не различалось ни листьев, ни веток.
Снимок был сделан их предшественниками, оказавшимися на этой планете в незапамятные времена. По какой-то неясной причине – это и некоторые другие обстоятельства Ученый Совет засекретил – команда так и не сумела высадиться, ограничившись фотосессией, а также пробами воды, грунта и растительной массы. Именно в этих пробах обнаружили споры грибов.
Долгое время их хранили в капсулах, не придавая особого значения. Однажды, по недосмотру новичка-лаборанта, в одну из капсул попала вода. В открытой печати появились интересные публикации, но вскоре тему тоже засекретили. Ходили слухи о каких-то особых свойствах.
Капитан смотрел на озеро – круглое, похожее на блюдце. Вдруг, словно промыли глаза, осознал истинную цель экспедиции: встреча с разумным существом – дымовая завеса. Все дело именно в грибах…
Следующие пару абзацев он перевел, не обращаясь к словарю. Вставил в машинку новую страницу, но, взглянув на часы, спохватился: без семи одиннадцать. Телефон, дремавший в брючном кармане, молчал. Благоприятное предзнаменование: если бы бригадир отменил встречу, женщина-диспетчер уже бы позвонила. Как в прошлый раз, когда он проворонил ее звонок.