Сама Мария объявляется редко. Обычно ее подменяет кто-то из ее «охранников» или «защитников». Но изредка, когда на ее место заступает «прокурор», пред нами предстает совсем другая Мария — более темная сторона ее личности. Одна из этих «прокуроров», называющая себя Карлоттой, уже дважды пыталась убить Марию, то есть самое себя, и «всех остальных». И эта беспрестанная борьба за «власть» между разными «личностями», сопровождаемая повышенным возбуждением, бессонницей и бесконечными головными болями, превращает жизнь страдающего раздвоением личности в сплошной кошмар.
Чак считал, что все «личности» Марии смердят. Впрочем, по его понятию, смердели и Рассел, и миссис Арчер, и Эрни, и Хауи, и даже маленькая, кроткая Бесс. А уж весь персонал, включая меня, смердел «просто до небес». К его чести, следует заметить, что, говоря о себе, Чак признавал, что сам он воняет почище, чем все мы, вместе взятые, — как он выразился, «прямо как бочка с потрохами». Единственный, кто, по его мнению, не смердел, был прот.
Беседа седьмая
Из-за происшествия, случившегося в конце нашей прошлой встречи, я попросил мистера Дженсена и мистера Ковальского во время нашей седьмой беседы побыть поблизости. Однако прот оказался в необыкновенно хорошем настроении и тут же принялся уминать ананас.
— Как прошла ваша важная встреча? — спросил он с привычной улыбкой.
Я на минуту растерялся, не понимая, о чем он говорит, но тут же вспомнил, как в конце нашей шестой беседы отпустил его пораньше, сославшись на «важную встречу». Я сказал, что встреча прошла хорошо, и по его улыбке понял, что ему приятно было это слышать. А может быть, он не улыбнулся, а ехидно усмехнулся? Так или иначе, часы тикали, и я включил магнитофон. А потом и запасной магнитофон, на котором заиграла заранее мной записанная песня Шуберта. Когда мелодия закончилась, я попросил прота пропеть ее. Он не осилил и первой фразы. Музыкальное дарование среди его талантов явно не числилось. Так же как и дар скульптора. Я попросил его вылепить из пластилина голову человека, а получился какой-то мистер Сморчок. Он не смог как следует нарисовать ни дом, ни дерево. Все его рисунки походили на работы маленького ребенка.
И тем не менее на все это пришлось потратить половину нашего времени.
— Ну что ж, — сказал я слегка разочарованно, — в прошлый раз вы рассказали мне о медицине на КА-ПЭКСе, или, вернее, об ее отсутствии. Расскажите мне о вашей науке — в общих чертах.
— О чем вам хотелось бы знать?
— Кто ею занимается и как? И есть ли у вас ученые?
— На КА-ПЭКСе мы все ученые.
— Так и знал, что вы это скажете.
— У большинства людей, которых я встречал, о науке мнение довольно негативное. Они считают, что она скучна, трудна для понимания и, возможно, даже опасна. Но и на ЗЕМЛЕ каждый человек — ученый, сознает он это или нет. Всякий, кто хоть раз следил за раскрывающимся листком или полетом птицы и размышлял о том, как она летает, или приходил хоть к каким-то умозаключениям на основе своих собственных наблюдений, ученый. Наука — это часть жизни.
— Скажите, а есть на КА-ПЭКСе какие-нибудь научные лаборатории?
— Они являются частью библиотек. Разумеется, вся ВСЕЛЕННАЯ — лаборатория. И каждый может ее изучать.
— Какого сорта научными наблюдениями обычно занимаются капэксиане?
— Каждое существо, живущее или когда-либо жившее на нашей ПЛАНЕТЕ или на некоторых других ПЛАНЕТАХ, систематизировано и подробно описано. То же самое касается горных пород. То же самое касается ЗВЕЗД и других АСТРОНОМИЧЕСКИХ ТЕЛ. Зарегистрированы все лекарственные травы и их свойства. И все это сделано в течение миллионов и миллионов лет наблюдений и их регистрации.
— А что происходит в лабораториях?
— Ну, там, например, определяют новые вещества, которые могут обнаружиться в какой-нибудь вновь появившейся разновидности растений.
— Вы имеете в виду их химический состав?
— Да.
— Я полагаю, ваши химики могут создать все эти натуральные продукты синтетическим путем. Почему же вы их до сих пор получаете из растений?
— На КА-ПЭКСе никто никогда ничего не синтезирует.
— Почему же это?
— А для чего?
— Ну, например, можно найти какое-нибудь новое полезное лекарство. Или лучшего качества воск для натирки полов.
— У нас для всех известных болезней есть лечебные травы. И у нас нет никаких полов. Зачем создавать красную траву и синие деревья?
— Вы хотите сказать, что вам уже все известно?
— Не все. Поэтому-то я сюда и прилетел.
— Если не считать редких межпланетных путешествий, похоже, жизнь на вашей планете довольно тоскливая.
— Неужели еще тоскливей, чем на ЗЕМЛЕ, — огрызнулся прот, — жители которой большую часть своей жизни проводят в поисках секса, или вперившись в телевизор, или в погоне за деньгами?
Я сделал заметку в своих записях о его неожиданной вспышке гнева, а потом невзначай добавил:
— Я просто хотел сказать, что, наверное, довольно скучно жить, когда уже нечего больше открывать.
— Джин, джин, джин. — Это прозвучало, как звон колокольчика. — Никто из отдельных индивидуумов особо много не знает. Сколько бы мы всего ни изучили, всегда найдется, что еще познать.
— Но кто-то уже это знает.
— Вы когда-нибудь слушали симфонии моцарта?
— Слушал пару раз.
— Как вы думаете, если их слушать в третий или в двадцатый раз, они покажутся вам скучными?
— Нет, только не…
— Точно.
— А как насчет физики?
— А что насчет физики?
— Все законы физики известны?
— Вы когда-нибудь слышали о хайзенберге[17]?
— Да, слышал.
— Он был неправ.
— Имея это в виду, что вы можете сказать о фундаментальных законах Вселенной? О распространении света, например?
Его привычная улыбка стала еще шире.
— Ничего.
— Ничего?
— Ничего.
— Почему?
— Если я расскажу вам, вы взорветесь. Или еще хуже, взорвете кого-нибудь другого.
— Но может быть, вы мне можете ответить хотя бы на такой вопрос: что вы на КА-ПЭКСе используете для получения энергии?
— Об этом я могу вам рассказать, потому что у вас это уже есть или скоро будет. Мы используем солнечные энергии типа один и типа два, кроме тех случаев, когда мы путешествуем, и в некоторых других процессах — в них мы используем солнечный свет. Вы и представить не можете, сколько энергии содержится в солнечном луче.
— Что такое солнечные энергии типа один и типа два?
— Тип один — энергия звезд: слияние атомных ядер. А второй — тип радиации, которая согревает вашу планету.
— А разве недостаточно энергии слияния ядер? Для чего вам нужна еще и другая?
— Такое мог сказать только homo sapiens.
— То есть?
— Вы, люди, ну никак не можете научиться не повторять своих ошибок. Наконец-то вы обнаружили, что сжигание дерева, угля и нефти разрушает вашу атмосферу и климат. И что же вы решаете делать дальше? Вы как одержимые набрасываетесь на солнечную и геотермальную энергии, на энергию ветра и приливов и ни на минуту не задумываетесь о последствиях. Ох эти люди! — Прот вздохнул и покачал головой.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Ну разве это не очевидно? Использование одного типа энергии производит тепло, другого вида — его поглощает. А в результате мы не нагреваем нашу ПЛАНЕТУ и не охлаждаем ее. Мы не загрязняем и не разоряем ее.
— И вы всегда могли использовать эти источники энергии?
— Конечно же нет. Только несколько последних миллиардов лет.
— А что вы использовали до этого?
— Да так, какое-то время забавлялись магнитными полями, разложением бактерий и всякими прочими вещами. Но вскоре мы поняли: все, что мы ни пробуем, оказывает то или иное влияние на наш воздух, температуру, климат. Энергия гравитации оказалась и того хуже. Но мы поднатужились, и один наш сообразил, как можно безопасно использовать слияние атомных ядер.
— Кто же до этого додумался?
— Вы имеете в виду, как его зовут?
— Да, именно это.
— Понятия не имею. Мы на КА-ПЭКСе не боготворим наших героев.
— А как насчет расщепления атомного ядра?
— Невозможно. Наши существа немедленно отвергли его.
— Почему? Из-за боязни несчастного случая?
— Это мелочь в сравнении с сопровождающими его отходами.
— Вы не смогли придумать хранилища для этих отходов?
— Где же взять хранилище, способное существовать вечно?
— Давайте вернемся к астрономии, а еще лучше к космологии.
— Одна из моих любимейших тем.
— Скажите, какая судьба ожидает Вселенную?
— Судьба?
— Вселенная разрушится или будет расширяться до бесконечности?
— О, вы будете в восторге: и то и другое.
— И то и другое?
— Она разрушится, потом расширится, и это будет повторяться, и повторяться, и повторяться.
— Не знаю даже, утешительно это или нет.
— Пока вы решаете, вот вам кое-что еще.
— Еще?
Прот загоготал, и я впервые услышал, как он смеется.
— Когда ВСЕЛЕННАЯ расширится, все в ней встанет на свои прежние места!
— Вы хотите сказать…
— Именно так. Все совершенные сейчас ошибки повторятся и на следующем этапе, а потом снова, и снова, и снова, и так будет во веки веков. Аминь!
Поведение прота вдруг резко переменилось. На мгновение мне показалось, что он вот-вот заплачет. Но он быстро взял себя в руки, и к нему вновь вернулась его уверенность, а на лице опять засияла улыбка.
— Откуда вам это известно? Ведь это невозможно знать, правда же?
— Эту гипотезу невозможно проверить, это так.
— Тогда почему же вы так уверены, что ваша гипотеза правильна? Или ваши другие теории?
— Я нахожусь здесь, так ведь?
Меня вдруг осенило.
— Я рад, что вы об этом заговорили. Если вы сможете кое-что для меня сделать, это полностью развеет любые мои сомнения относительно вашего рассказа. Вы знаете, что я хочу вам предложить?