— О чем же вам хотелось бы знать?
— Расскажите мне о ваших друзьях и знакомых.
— Все КАПЭКСиане — мои друзья. Правда, на ПЭКСианском нет слова «друг», так же как нет слова «враг».
— Расскажите мне о ком-нибудь из них. О любом, кто первый придет на ум.
— Ну, есть такой брот, а есть мано, и свон, и флед, и…
— Кто такой брот?
— Он живет в лесу к РИЛЛу от релдо. Мано…
— Релдо?
— Это деревня возле фиолетовых гор.
— И брот там живет?
— Да, в лесу.
— Почему?
— Потому что орфы обычно живут в лесах.
— А что такое орфы?
— Орфы — это некто между подобными мне существами и тродами. А троды похожи на ваших шимпанзе, только большего размера.
— Вы хотите сказать, что орфы — получеловеческие существа?
— Еще один пример вашей противоречивой терминологии. Но если вы имеете в виду, что орф — наш прародитель, то так оно и есть. Видите ли, мы, в отличие от вас, людей, не уничтожаем наших предков.
— И вы считаете орфов вашими друзьями?
— Конечно.
— А как, между прочим, вы называете на КА-ПЭКСе таких существ, как вы сами?
— Дремеры.
— А сколько различных видов предков между орфами и дремерами?
— Семь.
— И все они до сих пор существуют на КА-ПЭКСе?
— Mais oui![23]
— Как они выглядят?
— Они прекрасны.
— Вам приходится как-то о них заботиться?
— Иногда только убирать за ними. А в остальном они сами о себе заботятся, как и все наши другие существа.
— Они умеют говорить? Вы их понимаете?
— Разумеется. Все существа умеют говорить. Просто надо знать их язык.
— Хорошо. Продолжайте.
— Мано тихая. Большую часть времени она проводит, изучая наших насекомых. Свон — зеленый и мягкий. Флед…
— Зеленый?
— Ну конечно. Свон — эм. Эмы вроде ваших древесных лягушек, только размером с ваших собак.
— Вы обращаетесь к своим лягушкам по именам?
— А как же еще к ним обращаться?
— Вы хотите сказать, что у вас для всех лягушек на КА-ПЭКСе есть имена?
— Конечно нет. Только для тех, которых я знаю.
— Так вы знакомы со многими низшими существами?
— Они не «низшие», они просто другие.
— А могли бы вы сравнить эти виды с теми, что у нас на Земле?
— У вас большее видовое разнообразие, чем на КА-ПЭКСе, зато у нас нет хищников. И еще, — он просиял, — нет мух, комаров и тараканов.
— Неужели такое возможно?
— О, поверьте мне, очень даже возможно.
— Хорошо, теперь давайте вернемся к людям.
— На КА-ПЭКСе нет «людей».
— Я хотел сказать, к таким существам, как вы. Э-э-э… дремерам.
— Как пожелаете.
— Расскажите мне о вашей приятельнице мано.
— Я уже сказал, что она увлечена изучением хомов.
— Расскажите мне о ней еще что-нибудь.
— У нее мягкие каштановые волосы, гладкий лоб, и она любит мастерить разные вещи.
— Вы с ней ладите?
— Конечно.
— Лучше, чем с другими капэксианами?
— Я отлично лажу со всеми.
— Неужели среди всех тех дремеров, с которыми вы ладите, нет таких, которые вам нравятся больше всех остальных?
— Мне они все нравятся.
— Назовите хотя бы некоторых из них.
Эта просьба явно была ошибкой. Не успел я остановить прота моим следующим вопросом, как он уже назвал не менее тридцати имен капэксиан.
— А вы хорошо ладите с вашим отцом?
— Ну что это, джин? Вам нужно что-то делать с вашей памятью. Я могу дать вам несколько советов, если…
— А как насчет вашей матери?
— Конечно.
— Так можно сказать, что вы ее любите?
— Любовь подразумевает ненависть.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Любовь… как… это все из области семантики.
— Хорошо. Давайте посмотрим на этот вопрос с другой стороны. Есть ли там кто-нибудь, кто вам не нравится? Кто-нибудь, кого вы не любите?
— На КА-ПЭКСе все такие же, как я! С чего мне кого-то ненавидеть? Я должен ненавидеть сам себя?
— На Земле есть люди, которые сами себя ненавидят. Те, которые живут не так, как они себе это представляли, и не так, как бы им этого хотелось. Те, кто не достиг в жизни своей цели. Те, кто совершил катастрофические ошибки. Те, которые нанесли ущерб другим людям и потом очень об этом сожалели…
— Я уже говорил вам, что на КА-ПЭКСе никто никого не обижает!
— Даже нечаянно?
— Даже нечаянно!
— Никогда?
— Вы что, глухой? — заорал прот.
— Нет. Я вас прекрасно слышу. Успокойтесь, пожалуйста. Извините, если я вас расстроил.
Прот резко кивнул.
Я знал, что напал на след, но не очень понимал, как лучше всего по нему идти. Пока прот приходил в себя, я заговорил с ним о некоторых наших пациентах, в том числе о Марии и ее защитных «я», — похоже, прота интересовало ее состояние.
Каким путем приходит прозрение? Может, это просто минутное прояснение в мыслях, вечно затуманенных глупостью? И хотя, возможно, побуждения мои не были лишены корысти, так или иначе, я вдруг понял, что наконец-то напал на след. Теперь я точно знал, с чем мне надо было сражаться: с истерической амнезией!
— Прот!
Он медленно разжал кулаки.
— Что?
— Мне сейчас в голову пришла одна мысль.
— С чем вас и поздравляю, доктор брюэр.
— Как вы смотрите на то, чтобы во время нашей следующей встречи пройти сеанс гипноза?
— Для чего?
— Назовем это экспериментом. Иногда под гипнозом всплывают те воспоминания и чувства, которые из-за их болезненности старательно подавляются пострадавшим.
— Я помню все, что когда-либо сделал. Так что в гипнозе нет нужды.
— А могли бы вы это сделать для меня — в виде личного одолжения? — Во взгляде прота мелькнуло подозрение. — Почему вы колеблетесь? Вы боитесь гипноза?
Дешевый трюк, но сработал без осечки.
— Конечно нет!
— В следующую среду? Хорошо?
— Следующая среда — четвертое июля. Вы работаете в американские праздники?
— Боже мой, неужели уже июль? Значит, так: во вторник проверим, как на вас действует гипноз, а сеансы начнем через неделю после этого. Годится?
— Абсолютно, мой уважаемый сэр, — ответил он неожиданно спокойно.
— Вы ведь не собираетесь нас снова покинуть, правда?
— Повторю это в последний раз: нет, не собираюсь — до трех тридцати одной утра семнадцатого августа.
И он вернулся в свое второе отделение, где его радостно встретили, как блудного сына.
На следующее утро прямо у дверей моего кабинета меня ждала Жизель. На ней был тот же самый наряд, что и прежде, а может быть, один из его двойников. И она вся сияла своей мелкозубой улыбкой.
— Почему вы мне не рассказали о проте? — требовательным тоном спросила она.
Я не спал до двух часов ночи, дописывая статью, пришел пораньше на работу, чтобы подготовить речь для торжественного обеда в ротари-клубе[24], и еще до конца не пришел в себя после исчезновения прота. А тут еще бой часов в моем кабинете, действующий мне на нервы и напоминающий о том, о чем мне не хотелось бы помнить.
— А что я должен был рассказать? — сердито выпалил я.
— Я решила сделать его центром повествования. С вашего разрешения, конечно.
Я бросил свой распухший портфель на письменный стол.
— А почему именно прота?
Жизель в буквальном смысле слова упала в коричневое кожаное кресло и свернулась там уже знакомым мне калачиком. Я подумал: интересно, она это делает преднамеренно или она понятия не имеет, какое чарующее впечатление эта поза производит на мужчин среднего возраста, особенно страдающих синдромом Брауна[25]? Я теперь начинал понимать, почему она стала такой успешной журналисткой.
— Потому что он восхищает меня, — сказала Жизель.
— А вы знали, что он мой пациент?
— Мне сказала об этом Бетти. Поэтому я и пришла сюда. Попросить взглянуть на его дело.
Веки ее задрожали, словно крылья экзотической бабочки.
Я сделал вид, что необычайно занят перекладыванием вещей из своего портфеля на заваленный бумагами письменный стол.
— Прот — пациент особый, — сказал я. — Он требует очень деликатного обращения.
— Я буду очень осторожна. Я не сделаю ничего такого, что поставит под удар мою статью. И не стану разглашать никакую секретную информацию, — игриво прошептала она и тут же добавила: — Я знаю, что вы собираетесь писать о нем книгу.
— Кто вам это сказал? — вскрикнул я.
— Ну… он… прот… сказал мне.
— Прот? А кто ему рассказал?
— Я не знаю. Но уверяю вас, моя статья никоим образом не повредит вашей книге. Скорее она даже поспособствует ее публикации. И я покажу вам эту статью, перед тем как отдам ее в редакцию. Так вас устроит?
Я вперился в нее долгим взглядом, пытаясь сообразить, как мне избежать этих малоприятных осложнений. Жизель, похоже, почуяла мои колебания.
— Знаете что, — сказала она. — Я разузнаю, кто он такой, а вы дадите мне материалы для моей статьи. Так будет справедливо?
Жизель попала в десятку и явно это знала.
— И еще деньги на необходимые расходы, — тут же добавила она.
За выходные дни я просмотрел записи всех моих бесед с протом. Все в них указывало на то, что в его прошлом был какой-то акт жестокости, который побудил его к психологическому «побегу» из глубоко ненавистного ему реального мира в несуществующее идиллическое место, где никто ни с кем не общается и тем самым избегает всех тех больших и малых проблем, с которыми мы все живем изо дня в день. Но заодно и радостей, которые дорогого стоят.
Я решил пригласить прота провести у меня дома Четвертое июля, посмотреть, не проявится ли в нем в обычной семейной обстановке что-то новое, чего я раньше не заметил. Я и прежде приглашал к себе домой пациентов, и иногда это приносило положительные результаты. Моя жена эту идею одобрила, хотя я и предупредил ее, что прот, возможно, был замешан в каком-то преступлении, и не исключено, что…