– Подтверждаю, – подает голос Роман.
– В данной ситуации, раз постамент статуи набит крысами, действовать придется тайно, то есть без участия людей. Крысы обнаруживают людей издали, по запаху. Неприятно вам это говорить, но вы сильно пахнете, особенно когда вам страшно.
– Как вы туда попадете? – спрашивает Хиллари.
– На дроне. У нас в башне Свободы есть крупные дроны, способные перемещаться с несколько большей полезной нагрузкой, чем дроны из башни Финансов. Отсюда вопрос: ваши супердроны смогут поднять в воздух кошку?
На это отвечает Сильвен, специалист по таким аппаратам:
– Дроны из башни Финансов создавались для доставки покупок, оформленных по Интернету. Чаще всего это были книги. Наши дроны оборудуются главным образом камерами телевизионной сети, располагающейся на сорок втором этаже. Грузоподъемность одного такого дрона – четыре с половиной килограмма. Сколько весит кошка?
Эдит приносит бытовые весы. Я встаю на них, и она объявляет:
– Три килограмма восемьсот граммов.
– Чудесно. Итак, мое предложение: я попрошу Романа оснастить один из таких летательных аппаратов системой Bluetooth, чтобы я могла его пилотировать. Думаю, у меня получится.
Роман подтверждает мою мысль.
– Это будет сродни полету на самолете. Я устроюсь на плоской поверхности дрона и пристегнусь, чтобы не упасть. Сможете меня пристегнуть, Натали?
– Разумеется.
Они под впечатлением: не ожидали, что я смогу привести настолько точные технические детали. Теперь они убедились, что я все предусмотрела.
– Полет состоится ночью. Пока крысы будут спать, я проникну под постамент, найду логово царей и… и убью их.
Все смотрят на меня уже по-другому.
Уяснили, наконец, с кем имеют дело.
– Я совершенно не уверена, что подобная миссия может увенчаться успехом, – говорит Хиллари Клинтон.
Опять она за свое?!
– Чем больше я рассматриваю ваше предложение с разных точек зрения, тем слабее мне представляются шансы, что кошка сумеет проникнуть в цоколь статуи Свободы, в самую гущу многотысячной крысиной стаи, добраться до двух крысиных царей, убить их и уйти невредимой. Если честно, шансы попросту нулевые.
Генерал Грант согласен с президентом. Он добавляет:
– Если уж браться за такое дело, то только военным с дымовыми шашками, гранатами, пулеметами – по меньшей мере. Вынужден признать, что мы еще не нашли способа туда подобраться, но дайте нам еще несколько дней – и, думаю, я сумею организовать диверсионную операцию, способную увенчаться успехом.
– Нет у нас этих «нескольких дней», – говорю я. – Надо действовать быстро, пока не перестал дождь, потому что потом крысы опять попытаются поджечь нашу башню. С моей точки зрения, идеальное время для удара – ближайшая ночь.
Внезапно слово берет Натали.
– Нет! – кричит она.
Что на нее нашло?
– Нет, ты не можешь отправиться туда в одиночку.
Обычно саботажниками оказываются как раз те, кого считаешь своими союзниками.
– Как раз могу! – возражаю я.
– Не можешь. Это слишком опасно, у тебя не будет ни единого шанса. Вспомни, Бастет, даже ту операцию во Франции ты осуществила на пару с Романом.
Почему все они мне противоречат?
– Если в этот раз ты не хочешь действовать сообща с людьми, то по крайней мере возьми с собой еще одну кошку.
Обращаясь к присутствующей на дебатах группе кошек, я мяукаю:
– Ну, кто готов помочь мне в этой гибельной миссии?
– Я! – раздается у меня за спиной.
Я оглядываюсь.
Анжело.
Я горда таким отважным сыном. Но взять его с собой я не могу. Не хватало, чтобы погибла сразу вся семья! Нужно, чтобы в случае провала один из нас остался в живых.
– Кто-нибудь еще?
После долгого молчания появляется новый желающий:
– Я!
Смотрю туда, откуда раздалось мяуканье.
– Я полечу с тобой, – говорит Эсмеральда. – Я даже легче тебя.
Не дожидаясь разрешения, она прыгает на весы.
– Три килограмма шестьсот граммов, – сообщает Натали. – Пожалуй, дрон ее выдержит.
– Тем лучше, тогда летим вдвоем.
– Втроем! – мяукает кто-то еще.
Я опять оглядываюсь.
Буковски. Только его мне не хватало.
– Не хочу отпускать Эсмеральду одну, – объясняет палач Шампольона, пытающийся выглядеть и звучать по-рыцарски.
Желтоглазая черная кошка в благодарность лижет его языком, он отвечает ей тем же.
Недурно было бы напомнить ей о преступлении ее дружка. А впрочем… В создавшемся положении это мало что изменит. И потом, я, в отличие от людей, считаю, что общий интерес важнее персональных трений.
Ужасный короткошерстный американец уже лезет на весы.
– Четыре килограмма триста граммов, – докладывает Эдит.
Еле проскочил!
– Что ж, вы нас убедили, – говорит Хиллари Клинтон. Она поворачивается к микрофону, чтобы ее все слышали. – Этой ночью, пользуясь темнотой и дождем, вы, все трое, полетите на дронах. Если миссия завершится удачно, то вы получите право быть представленными в нашей ассамблее в качестве сто третьего племени. Считаю, вы заслуживаете поддержки! – И она хлопает в ладоши, подавая пример всем остальным.
И тут меня осеняет, что на самом деле сунуться в самое крысиное логово с целью убийства обоих их вожаков (скорее всего, тщательно охраняемых) – возможно, не лучшая идея.
Но гордость мешает мне отступиться.
Дожидаясь, пока будет готов мой летательный аппарат, я стою перед широким окном и гляжу на Нью-Йорк, поливаемый дождем.
Потом закрываю глаза.
При помощи своего Третьего Глаза я подключаюсь к РЭОАЗ, чтобы полюбоваться лучшими примерами человеческих свершений и набраться смелости для своей самоубийственной миссии.
Я смотрю и пересматриваю картины Лувра: «Джоконду», «Плот Медузы», «Свободу, ведущую народ», «Мадонну в скалах», «Брак в Кане Галилейской», «Клятву Горациев», «Кружевницу», «Шулера с бубновым тузом», «Ладью Данте». Сопровождаю эти шедевры чистой красоты не менее прекрасной музыкой – арией «Casta Diva» в исполнении Марии Каллас. РЭОАЗ автоматически переводит:
Целомудренная Дева!
Серебришь ты дивным взором
Вековой сей бор священный.
Обрати к нам лик нетленный,
Ясным светом озари.
Целомудренная Дева,
Укроти страстей горенье,
И умерь пыл дерзновенный
На земле покой блаженный,
Как на небе, водвори.
Не очень-то понимаю, что значит этот текст, но, чувствую, он чудесный.
Должно быть, это и есть поэзия.
Я забываюсь, поглощенная музыкой, голосом, живописью.
Весь гений человечества выражен в этом искусстве, но к чему он?
Мне, впрочем, полезна такая перспектива, она меня мотивирует. Для чего? Чтобы рискнуть жизнью ради спасения горстки близоруких тупоумных людишек, которым не хватило деликатности даже для того, чтобы проголосовать за признание меня равной им.
Согласна, я определенно сделала неверный выбор, но отступать поздно. Раз начала, придется идти до конца. Когда понимаешь вдруг, что совершила ужасную ошибку, то обычно говоришь себе, что лучше притормозить, остановиться, а то и дать задний ход. Но поступить так сейчас было бы хуже всего. Придется пройти ошибочным путем до упора, иначе не убедишься, что он ошибочный.
26. Об искусстве упорства в собственных ошибках
Крылатое латинское выражение гласит: Errare humanum est, perseverare diabolicum («человеку свойственно ошибаться, упорствовать (в ошибках) наставляет дьявол»). И все же в искусстве злонамеренного заблуждения и настойчивости в нем мало кто сравнится с Жаном Данри.
Родился он в 1725 г. у служанки, от неизвестного мужчины, на юго-западе Франции. Захотел во что бы то ни стало быстро, не учась и не трудясь, добиться богатства и славы. Для достижения своей цели в двадцать четыре года составляет план: вымышленный заговор против маркизы де Помпадур. Сначала он мастерит посылку с безопасной бомбой в виде театральных петард. Потом едет в Версаль и предупреждает полицию, что подслушал в Тюильри разговор злоумышленников, готовивших посылку со взрывчаткой для маркизы, что явно указывает на заговор террористов. За это он надеется получить награду и прослыть спасителем.
Однако полиция принимает угрозу всерьез. В том же 1749 г. маркиза де Помпадур добилась отставки морского министра Морепа, и тот перед уходом ей угрожал. Заведено дело, Данри допрашивают, тот, набивая себе цену, еще красноречивее расписывает опасность заговора. От него требуют письменных показаний. Следователь сравнивает его почерк с почерком на посылке и убеждается, что они идентичны. Данри в итоге сознается, что разыграл все это ради благосклонности маркизы. Его признательные показания передают Людовику XV. Тот, решив, что этот Данри опаснее, чем кажется, повелевает заточить его в Бастилию.
Оттуда Данри ежедневно шлет маркизе письма с жалобами на кормежку, грязь и «плохую обстановку» в тюрьме. В конце концов она устраивает ему перевод в Венсеннскую тюрьму. Оттуда он, сочтя условия не вполне комфортабельными, сбегает. Спрятавшись у подружки-белошвейки, он продолжает писать Помпадур, требуя исправить допущенную к нему несправедливость. В письме указан его адрес, по которому Данри и арестовывают.
И снова мужчина в Бастилии. Не смирившись, он пишет и пишет маркизе де Помпадур, кляня несправедливое обращение и требуя срочного вмешательства. За это у него отнимают бумагу и чернила, тогда он пишет на собственной сорочке, кровью.
В конце концов, уязвленный отсутствием ответа и извинений от маркизы, он вторично совершает побег и добирается до Амстердама, откуда опять шлет маркизе оскорбительное письмо с указанием своего адреса. Задержанный голландской полицией, он передан полиции Франции.
В этот раз его помещают в худший застенок Бастилии и заковывают в кандалы. Там он приручает крысу, чтобы защититься от других крыс. Он плющит хлебный мякиш, делает таким способом бумагу и, окуная в свою кровь рыбью кость, пишет доклад о необходимости тюремной реформы. Священник, тронутый его упорством, снабжает его бумагой, пером и чернилами. Новый доклад Данри посвящен всеобщей налоговой реформе.