Анатман означает «не Я».
Это понятие буддизма противоположно понятию «атман» – индуистскому варианту эго.
Таким способом Будда хотел выразить тот факт, что индивидуальное «Я» есть простая условность. Оно не определено и не унифицировано, являясь простым стечением преходящих обстоятельств. Тем не менее человек идентифицирует себя с этим атман-эго настолько, что оно становится его уникальным «Я».
Вместо того чтобы сомневаться в нем, мы его чтим и пытаемся удовлетворить. Так человек превращается в невольника ненасытного властелина. Эго, или атман, – это источник желания обладать, ревности, насилия.
Понятие «анатман» подразумевает, напротив, отсутствие окончательного индивидуального «Я». Значит, нечего обслуживать, нечего спасать и нечего бояться, ибо есть возможность, что наш дух не имеет ни начала, ни конца и не ограничен в пространстве.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания.
Том XIV
35. Неподвижное путешествие
Моя мать говорила: «Если ничего не происходит, значит, готовится что-то ужасное».
По-прежнему идет дождь.
Что затевают эти две зловредные крысы, командующие несчетной армией?
Обстановка внутри башни Свободы далека от оптимизма.
Больше всего народу собралось на шестьдесят восьмом этаже, где разбило лагерь сообщество хиппи.
Там громоздится огромная статуя толстобрюхого человека со слоновьей головой. Познания в РЭОАЗ подсказывают мне, что это Ганеша, индуистский бог праздника и расслабления.
Обстановка на этом этаже странная: здесь пахнет ладаном, полно разноцветных картинок, изображающих длинноволосых музыкантов и обнимающихся парочек.
Многие лежат на подушках или даже прямо на голом полу и курят сигареты с цветочным запахом. Музыка, которую они слушают, совершенно не похожа на сочинения Иоганна-Себастьяна Баха.
Среди них я с изумлением обнаруживаю моего собственного сына, курящего в компании своей невесты-американки.
Я бросаюсь к нему.
– Это еще что такое, Анжело? Чем ты тут занимаешься?
– Все мы подохнем, мама, вот я и пытаюсь урвать кусочек удовольствия. Пусть хотя бы мои последние часы будут приятными. Это кошачья курительная трава, Кимберли дала мне попробовать. От нее появляется желание расслабиться, чувствуешь себя легким, как облачко. Музыка кажется еще мелодичнее.
– Кошачья курительная трава? Это же наркотик!
– Полегче, мама, не осуждай того, чего не знаешь. Попробуй, сама увидишь.
Мой дебильный сынок, уже доказавший в прошлом, что он всегда принимает наихудшие решения в наихудший момент, предлагает мне одурманиться наркотиком! Я обязана найти убедительное возражение.
Я пытаюсь его вразумить:
– На мой взгляд, пока продолжается жизнь, есть надежда, пока теплится разум, можно попробовать выиграть. У меня впечатление, что твоя кошачья курительная трава как раз затмевает тебе разум.
– Чем больше я курю, тем больше забываю обо всем, что портит мне жизнь. Музыка и Кимберли уносят меня в небеса.
Он с наслаждением затягивается кошачьей курительной травой и выпускает дым через ноздри. Невеста принимается вылизывать ему шерсть, он дрожит от удовольствия.
– Кимберли называет это «отпустить ситуацию». Сама знаешь, мама, мы боролись как могли. Ты сделала даже больше, чем должна была. Ты рисковала, еле избежала гибели, а теперь оказалось, что все это бесполезно. Лучше откажись от этой непрерывной бесполезной возни. Смирись с поражением.
И это мне говорит Анжело, всегдашний оголтелый вояка? Неслыханное дело!
– Хватит трепыхаться, покури и все забудь…
Теперь он вылизывает шерсть Кимберли, а та урчит от удовольствия.
– Анжело, ты, кажется, не понял, кто такая твоя мать…
– Нет, мама, это ты ничего не поняла. Ты хочешь все контролировать, оттого и страдаешь. Полюбуйся, Эсмеральда – и та курит.
Действительно, бывшая моя соперница растянулась рядом с человеком, который сует ей самокрутку.
Еще сильнее мое удивление при виде Хиллари Клинтон, которая тоже курит. Кашляя, она обменивается дурацкими шутками с генералом Грантом.
Все опустили руки и лапы. Все, но не я.
Я вынесла из РЭОАЗ, что принцип действия этих наркотиков – впрыск дофамина, вызывающий краткосрочную эйфорию. Когда она проходит, нехватка дофамина вызывает, наоборот, недомогание, причем гораздо более длительное, чем эйфория.
У всего есть цена. Плата за краткое удовольствие – длительный упадок духа.
Кроме того, наркотик влияет на память. После его употребления трудно вспоминать подробности. Главное, я себя знаю: у меня и так природная паранойя, если добавить в кровь вещество такого рода, дела пойдут еще хуже.
Увы, у меня сейчас период сомнений и неуверенности. Неудача операции «Павел» меня подкосила. Я превратилась в живой знак вопроса. Даже мои убеждения насчет наркотиков утратили былую силу.
Что если и в этом я не права?
Возможно, прав мой сын, нельзя судить, не попробовав самой.
– Ладно, говори, что и как делать.
– Пусть Роман тебе покажет.
Тут передо мной предстает сам Роман.
Неужели даже он отказался от борьбы?
Подозреваю, что так на него подействовала ссора с Натали. А я-то надеялась, что он поборется за еще не родившееся дитя… Куда там! Он предпочитает бегство от реальности.
– Роман! Вы будете курить?
– То же самое было во время Вьетнамской войны. Под конец, когда до солдат дошло, что война проиграна, они обратились к наркотикам, потому что реальность стала для них невыносимой, – объясняет французский ученый.
– И вы туда же? Вы же скоро станете отцом!
– Не думаю… – отвечает он с иронией, в которой раньше не был замечен. – Все мы подохнем, всех нас сожрут крысы.
Так и есть, у всех кишка тонка.
– Что ты тянешь, мама? Попроси, пусть скрутит тебе косячок.
Не дожидаясь моего ответа, Роман скручивает из бумаги трубочку и набивает ее сушеной травой.
– Учти, мама, у тебя может закружиться голова.
– Подумаешь, я уже пила шампанское, – с бравадой заявляю я.
У меня впечатление, что Кимберли от этих моих слов расхохоталась бы, если бы могла. Но не может, поэтому просто смотрит на меня с сожалением.
– Раз так, ты убедишься, что это «почти» то же самое.
Анжело показывает мне, как это делается: затягивается, задерживает дым в легких как можно дольше, выпускает его из ноздрей и изо рта.
– Хочешь быть похожей на людей – изволь попробовать, – говорит он, довольный, что родная мать готовится расслабиться с ним вместе.
Я затягиваюсь, дым щекочет горло, меня душит кашель.
– Готово, – говорит Кимберли. – Немного подожди, чтобы проняло.
Как ни странно, музыка вдруг начинает казаться мне… более благозвучной.
Я делаю новую затяжку, в этот раз кашель слабее.
Третья затяжка.
Не скажу, что это очень приятно, дым обжигает горло и легкие.
– Для первого раза достаточно, а то тебя вырвет, – советует Анжело тоном знатока.
Я тем временем сажусь и слушаю музыку – никогда еще так не слушала.
– Что это за песня? – спрашиваю я Романа.
– Led Zeppelin, композиция Stairway To Heaven.
Может, виновата «травка», но, кажется, я предпочитаю Led Zeppelin, а не Каллас или Баха. Я закрываю глаза. В моем мозгу пестреют цветы. Сотни цветов раскрывают лепестки каждый раз, когда звучат ударные. Из цветов вспархивают бабочки.
– Годится? – спрашивает Анжело. – Начинаешь расслабляться, мама?
Начинается новая композиция Led Zeppelin.
– А это как называется?
– «Кашмир», типичная индийская музыка, этот инструмент называется ситар, – отвечает мне Роман.
– Нравится? Расслабляет, правда? – радуется Анжело.
Это не просто расслабление… Такое впечатление, что забывается все напряжение дня, что у меня впервые получается отпустить ситуацию, говоря словами Кимберли. А все эта странная, монотонная, назойливая музыка…
Я поворачиваюсь к Роману.
– Вам обязательно нужно поговорить с Натали. Этого ребенка надо сохранить. Уверена, смешение ваших генов даст чудесный результат. Он должен родиться.
– Ты плохо знаешь Натали: она очень жесткая. Хватит с меня ее приступов ревности!
– Ей страшно, надо ее ободрить, – говорю я.
– Я только это и делаю, но она как дырявая бочка: сколько ни льешь в такую воду, она никогда не наполняется. Ей постоянно нужно еще больше любви, еще больше похвалы, поддержки. Я дал максимум того, что мог. Проект завести ребенка ее не изменит. Наоборот, у меня впечатление, что она закрывается именно из-за этого.
Под влиянием наркотика я начинаю понимать, что зря пытаюсь вмешиваться в личную жизнь людей и вообще в чужую личную жизнь. Способность и неспособность людей ладить друг с другом объясняются иррациональными причинами, поэтому в отношениях внутри пары ни за что не найти ни малейшего смысла.
И вообще, говорю я себе, мои амбиции ни на чем не основаны. Старания спасать других рождены самомнением. Кто я такая, чтобы встревать в чужие дела? Я чувствую вдруг, что мне ни до чего нет дела. Мне все до лампочки и хочется одного: слушать музыку, отдыхать, ничего больше не узнавать и не знать.
Позитивный элемент – музыка. «Трава» меняет мое слуховое восприятие. Каждая новая вещь вызывает бурю чувств, они захлестывают меня, как раньше живопись Лувра.
Теперь я чувствую, до чего мой сын Анжело счастлив со своей американской невестой, когда лежит вдвоем с ней под статуей Ганеши.
Ко мне подходит Эсмеральда.
– Тебе хорошо? – мяукает она.
– Меня разобрало совсем не так сильно, как я боялась.
Стоит мне это промяукать, как начинается рвота. После рвоты все меняется. Кимберли превращается в рыжую крысу, я от нее шарахаюсь.
– Ты уверена? – не отстает Эсмеральда.
Она подходит ко мне вплотную, твердя эту фразу. При этом ее морда удлиняется, заостренные уши округляются, вместо клыков из пасти торчат крысиные резцы.