Кошка очень быстро стареет в начале и в конце жизни, а в промежутке почти не меняется.
В шесть месяцев кошка имеет те же способности, что и восемнадцатилетний человек. Это в некотором смысле возраст ее совершеннолетия.
В два года она обладает способностями молодого человека двадцати четырех лет. Она в расцвете сил.
В десять лет она как семидесятилетний человек. Начинается ее старость.
В двадцать лет она как столетний старик.
Кошки живут в среднем тринадцать лет. Породистые кошки больше подвержены болезням, с бродячими кошками чаще происходят несчастные случаи.
Наибольшая продолжительность жизни – у беспородных домашних кошек, прошедших кастрацию.
Согласно Книге рекордов Гиннесса, дольше остальных прожила американская кошка по имени Крэм Пафф, родившаяся в Остине, штат Техас, 3 августа 1967 г. и скончавшаяся там же 6 августа 2005 г. Она прожила тридцать восемь лет и три дня.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания.
Том XIV
65. Он
МОЖЕТ, ЭТО СОН?
Ничего себе! Как такое возможно?
Моя мать говорила, что разница между сном и реальностью в том, что у реальности больше воображения, чем у снов.
Я не свожу с него глаз, не веря тому, что вижу.
ОН? ЖИВОЙ?
Я настолько потрясена, что не реагирую, когда Тамерлан, отброшенный ударом лапы и не способный сопротивляться сразу двоим, лезет на свой дрон.
Он сдался. Он побежден.
Я не сразу решаю его преследовать.
При новых обстоятельствах у меня очевидное преимущество, но больше нет желания им пользоваться.
Красноглазая крыса-альбинос никак не взлетит на своем дроне.
Я могу его сцапать.
Но мой мозг занят совсем другим, и это другое занимает столько места, что я вся цепенею.
Снова я должна выбирать между любовью и страхом.
В Энциклопедии я прочла такую фразу: «Воин тот, кто больше занят своими врагами, чем своими друзьями».
Я, конечно, воительница, но не до такой степени.
Рассмотрев дилемму под разными углами, я решаю повернуть голову влево, чтобы заняться тем, кто меня спас, а не тем, кого я хочу уничтожить. Справа до меня доносится шум винтов. Я знаю, что мой заклятый враг сумел запустить двигатель. Его аппарат быстро поднимается в воздух, жужжание удаляется.
Я никак не поверю своим глазам.
– ТЫ? – лепечу я.
– Надо его догнать! – говорит Пифагор. – Залезай на свой дрон и лети за ним!
Мне больше нет дела до Тамерлана. Меня интересуешь только ты. Мне надоело воевать.
ПИФАГОР.
«МОЙ» ПИФАГОР ЖИВ!!!
– НЕЛЬЗЯ ЕГО ОТПУСКАТЬ. Догони его!
– Нет.
– Тогда объясни, как работает эта штука, я сам за ним полечу.
– Мой дрон больше не летает, а Тамерлан уже далеко.
– Тогда все пропало! Придется снова с ним драться. Он выпутается, хотя уже был у нас в лапах.
Только теперь я поворачиваю голову и провожаю взглядом белого крысеныша, уносящегося на запад на подаренном мной летательном аппарате.
Справившись с удивлением, я больше всего на свете хочу понять, откуда взялся Пифагор.
Наверное, я невнятно выразилась и теперь повторяю, стараясь убедить саму себя:
– ТЫ! ТЫ! ТЫ! ЖИВОЙ!
Он, наконец, соглашается перестать смотреть вслед Тамерлану, превратившемуся в точку вдалеке, и переводит взгляд на меня.
– Бастет, – мяукает он.
Пифагор!
Я обнимаю сиамца лапами, копирую объятие, подсмотренное у Натали и Романа. Прижимаю его к сердцу и долго не отпускаю.
Пифагор! Спасибо Вселенной за этот подарок.
Я немного отступаю, чтобы лучше его разглядеть. Черная маска вокруг синих глаз, серебристая шерсть, его особенные уши, типичное для сиамцев легкое косоглазие. Красавец!
– Пифагор… Как же тебе удалось?..
Прилив чувств не позволяет мне закончить фразу.
Он весело отвечает:
– Разве я тебе не говорил, что у кошек девять жизней?
Он потешно шевелит ушами и ведет меня к постаменту, где мы устраиваемся на нагретом солнцем камне. Отсюда хорошо виден полностью обезлюдевший Нью-Йорк, населенный, кажется, одними птицами.
– Я упал с зиплайна в воду. Море смягчило падение. Я вплавь добрался до берега и спрятался на портовом кране. Я знал, что крысы рано или поздно меня найдут. Забившись под кран, я упорно решал вопрос: где крысам не придет в голову меня искать?
– В заброшенном доме?
– Нет, я знал, что они все время рыщут по всем зданиям. Мне вспомнилась фраза из Энциклопедии: «Безопаснее всего в эпицентре опасности». В сильный дождь, ночью, я обосновался прямо в статуе Свободы.
– Это же была их штаб-квартира!
– Я нашел особенное местечко.
– В голове?
– Именно!
– Это ж вон как высоко, а у тебя боязнь высоты.
– Когда сооружение твердо стоит на земле, у меня не кружится голова.
– Как ты там питался?
– Я ел голубей и воробьев, устраивающих там гнезда. Даже баловался их яйцами. После того как выбили окна в короне, голова превратилась в излюбленное место всевозможных пернатых.
– Я сама видела, как крысы взорвали человеческое лицо статуи и заменили его крысиной мордой.
– Когда они явились, я залез еще выше, в пламя факела в вытянутой руке.
– Вот это да! Ты сидел наверху, когда я наблюдала снизу, как крысы воздвигали маску Тамерлана…
– Я тебя заметил, но не мог подать тебе сигнал.
– Что было потом?
– На следующий день я видел, как вы ушли на север. Я хотел к вам присоединиться, но на дороге кишели крысы. Меня бы убили при попытке приблизиться к вашей колонне. Пришлось ждать. Однажды я увидел из своего факела, как в Центральном парке упала ракета. После этого все крысы покинули город, ушли той же дорогой, что и вы.
– Боялись, что ракета взорвется, – объясняю я.
– Мне было боязно последовать за ними. А потом я решил, что против такого количества крыс вы бессильны, и выбрал одинокую жизнь на острове Либерти и ожидание. Защитой от крыс мне служил их страх перед взрывом бомбы. Я уже думал, что протяну здесь один до конца своих дней, но тут прилетели два ваши дрона. Я видел, как вы сражались. Я покинул свое убежище и помог тебе.
– Ты спас мне жизнь.
Мы тычемся друг в друга носами, он целует меня по-человечьи, с языком. Мне это по-прежнему противно, но я провела много времени с людьми и уже достаточно очеловечилась: я не сопротивляюсь и даже получаю некое извращенное удовольствие. Мы долго целуемся под статуей Свободы.
Потом мы спохватываемся.
– Выходит, Тамерлан спасся и сможет снова сколотить крысиную армию, – сетует Пифагор.
– Ничего у него не выйдет, – возражаю я. – Он не знает о подстерегающем его недуге.
– Что ты имеешь в виду, Бастет?
– Разработанное мной секретное оружие.
Он хмурит брови.
– Что произошло там у вас, на севере?
– Война может протянуться еще немного, но мы нашли новое оружие: вирус, передающий мутацию ДНК. Зараженные крысы перестают друг друга понимать, их действия становятся несогласованными. И они уже не могут толком воевать.
– Тамерлан проморгал такой ваш ход?!
– Он не понял, что я вывожу новую крысиную породу: ее представители уже не умеют жить в обществе и обречены на одинокую жизнь с ощущением, что другие не в состоянии их понять.
– Иными словами, ты изобрела психологическую войну…
– Я отняла у крыс то, в чем состояла их сила: сплоченность перед лицом любых испытаний.
Впервые я читаю во взгляде моего избранника незамутненное восхищение.
Как давно я ждала этого момента!
Он принимал меня за самодовольную задаваку и только сейчас открывает меня настоящую: царственную визионерку.
– Я… люблю тебя.
– Знаю. Я тоже тебя люблю.
Пифагор качает головой.
– Эту шутку я уже от тебя слышал.
– Это потому, что я открываю для себя повторяющийся юмор. Кажется, когда шутишь один раз, становится смешно; когда два раза – это уже не смешно; на десятый раз снова становится смешно – именно из-за повторяемости.
– Ты меня раздражаешь, – говорит он с чувством. – Ты всегда хочешь оставить за собой последнее слово. Всегда хочешь создать впечатление, что ты – мать любого успеха. Из всего хочешь извлекать приумножение своей славы.
– Знаю, иногда я раздражаю сама себя.
– Ты страдаешь мегаломанией.
– А также эгоизмом, эгоцентризмом, самодовольством… Знаю, слыхала от Эсмеральды. Родной сын – и тот считает меня невыносимой.
Мы нежно соприкасаемся кончиками носов.
– Как они там?
– Эсмеральда погибла, спасая мне жизнь. Мой сын предается излюбленному занятию – убийству.
Пифагор качает головой, ему нечего добавить об этих двоих.
– Ты не против, если мы с тобой немного расслабимся прямо здесь? – ласково мяукаю я.
– Когда неподалеку из земли торчит готовая взорваться ядерная ракета? Звучит соблазнительно!
Я подбираю шарик устройства Bluetooth Тамерлана и протягиваю ему.
Я не подобрала его в разгар боя, но делаю это сейчас.
Пифагор вставляет устройство в гнездо USB своего Третьего Глаза. После этого он подходит ко мне и еще сильнее прижимается.
Теперь оба наших мозга работают синхронно.
Мое сердце превращается в источник света, пульсирующий все быстрее.
Биение наших сердец синхронизируется.
Я воспринимаю свое сознание как шарообразное облако из серебристой ваты, парящее в центре моего черепа.
Вот она я.
Чувствую, Пифагор тоже воспринимает себя как серебристое облако.
А это он.
Два облачка сливаются, образуя одно крупное серебристое облако.
Я полностью слилась с внешним миром.
Абсолютная коммуникация?
Биение наших сердец замедляется, а облако расширяется, растягивается, превращается в диск. Наши слившиеся сознания все явственнее чувствуют окружающее нас пространство.
Два наши сознания образуют широкое парообразное полотно, тон