она боком — тонкая стрела, странно вмятая посредине.
А потом — так медленно и тихо, словно в кино — падение ее приостановилось. Звездолет выпрямился и так плавно опустился на поле космодрома — собственный пилот не смог бы посадить «Маракуйю» аккуратнее.
"Мне иногда хочется раскрутить ее в обратную сторону…".
Это был бы акт бессмысленной злобы, все равно, как если бы ребенок растоптал и разорвал книжку с картинками, потому что обиделся на мать. Раскрутить планету в обратную сторону…. Но вместо этого он спас Торже, землян и «Маракуйю».
Я стояла, вся дрожа, и думала: чувствуют ли все остальные? Чувствуют ли, как наэлектризован воздух? Чувствуют или нет? Я оглянулась.
Кэррон стоял, полураздетый, избитый, весь в крови и грязи, жалкий и страшный, и кровь лилась у него из носа — буквально хлестала. Он еще стоял, качался, но стоял. А потом голова его запрокинулась, подогнулись колени, и он мягко повалился на бетонную поверхность. Я, честно говоря, подумала: он умер. И бросилась к нему, совершенно не соображая, что делаю. Но я не добежала. Метрах в пяти от него я упала в обморок.
Я пролежала без сознания двенадцать часов. Подозреваю, что я еще легко отделалась. Если бы я была рядом с ним, то, наверное, умерла бы. Не раз и не два вспомнила я о почерневшем дереве в Угорских холмах, о круге, словно выжженном вокруг Кэррона. Вот что была бы со мной, если бы я стояла рядом. И мне, к стыду моему, страшно; я радуюсь, что не подошла к нему. И почти не радуюсь тому, что попыталась подойти, хотя, наверное, именно это спасло ему жизнь. Все-таки какую-то часть энергии он от меня взял, не зря же я свалилась так. Без этого Кэр, наверное, умер бы. Только я думаю, не лучше бы было, если бы он умер. Хотя меня так страшит его смерть, но ему самому было бы лучше. Господи, о чем я думаю!
Я очнулась в одной из комнат на втором этаже миссии. Лежала, укрытая одеялом. Солнечные зайчики были на стене, на обоях в желтенький цветочек. Одежда моя висела аккуратно на стуле возле кровати. Я повернулась на бок, оглядывая комнату: она была маленькая и узкая, как пенал. Что-то мешало мне, что-то постороннее, я высвободила из-под одеяла руку, посмотрела: на запястье была укреплена маленькая коробочка капельницы. Терпеть эту ерунду не могу! Я ее сняла и положила на стул.
Я лежала, а в голове моей было пусто-пусто, я почти слышала, как там гуляет ветер. Примерно через полчаса ко мне пришел Стэнли.
— Где Кэррон? — спросила я, как только он открыл дверь.
— В медицинском отсеке. Он еще не приходил в себя.
Я села на кровати.
— Лежите, Кристина, — сказал Стэнли, — Он никуда не денется.
— Но он жив?
— Жив, — сказал Стэнли, — Дышит.
Я вздохнула, провела рукой по спутанным волосам.
— А что звездолет?
Стэнли рассказал мне. Про то, как произошла авария, про то, что зафиксировали бортовые компьютеры, про личные ощущения экипажа. И про то, что сейчас нет ни малейшего следа разыгравшейся трагедии. Все живы и здоровы. Внутри звездолета нет и царапины. И топливные баки абсолютно пусты.
И слушая все это, я подумала: как бы Кэр и в самом деле не раскрутил Алатороа в обратную сторону. В здравом уме он не сделает этого, но в здравом уме он бы этого и не сказал. Если он помешается…. Сил у него не так много, но…. Сумасшедший маг? Упаси нас боже от этого. Сил у него не так много, но что-нибудь подлинно глобальное он еще может устроить нам — на прощание.
К Кэррону я смогла зайти только сегодня. До того ноги меня не держали. Только тогда, когда я первый раз попыталась встать и молча повалилась на кровать лицом вниз, я поняла, сколько же он из меня вычерпал. И в первый раз испугалась, поняла, что не умерла, может быть, чудом. Сегодня я уже смогла сама дойти до медицинского отсека.
Он лежал, как мертвый, — на кровати, до подбородка накрытый белой простыней. Кровать была медицинская, высокая. Я пододвинула табурет, села и, подперев кулаком щеку, стала смотреть на него. Лицо его заострилось, щеки запали. Я подумала еще, что от него остался один профиль. Чисто вымытые волосы лежали на подушке. На умытом лице слишком отчетливо видны были сине-желтые синяки. Губы у него были такие белые, что широкий рот был похож на шрам.
Я просто сидела и смотрела на него. Я уже ничего не чувствовала. Я просто думала: выживет ли он? и не сойдет ли в самом деле с ума? Я нашла под простыней его холодную руку и сжала ее — и ничего не почувствовала. Он выложился до конца, выложился без остатка, и, может быть, лишь мое вмешательство спасло его. Мое дурацкое вмешательство. Ведь говорили тебе, идиотка: не подходи близко.
— Кэр, — сказала я еле слышно, — Кэр, милый. Пожалуйста, просыпайся.
Но он, конечно, не проснулся.
— Не умирай, — сказала я тихонько, — Не умирай, милый. Тошно мне что-то, Кэр. Как-то мне так тошно…. Кэр, милый, проснись…. Мне не надо было прилетать сюда. Я ведь не хотела сюда возвращаться, не хотела. Знала, что будет. А теперь я не смогу улететь. Она держит меня, Кэр, мое сердце в ее руках. А я-то думала, что я умею себя контролировать… вторая категория, как никак.
Потом я немного поплакала, совсем немного. К тому времени, как Кэррон пришел в себя, я уже успела успокоиться. Он открыл глаза, посмотрел на меня и снова закрыл. Я вытерла еще не высохшие слезы свободной рукой.
— Много времени… прошло? — спросил он хрипло.
— Два дня.
Белые губы слегка улыбнулись.
— Кэр, — сказала я тихо, — Кэр.
— Ты плакала, что ли?
— Угу.
— Из-за меня?..
— Да…
Он улыбнулся — с закрытыми глазами. Я едва снова не расплакалась.
— Деточка….
— Я здесь, здесь.
— А ведь ты меня спасла.
— А ты, похоже, не рад.
— Не знаю, — пробормотал он.
Я погладила его холодные пальцы.
— Тебе… сильно досталось, детка?.. Ты такая бледная….
— На себя бы посмотрел, — сказала я. Я все-таки не выдержала и заплакала. Кэррон открыл глаза. Ничего не сказал, просто лежал и смотрел, как я плачу. Иногда в нем прорывается что-то такое странное, что я даже не знаю, как к этому относиться. Это взгляд, например, которым он смотрел на меня тогда. Казалось, он доволен, что я плачу. Или мне это просто показалось, я не знаю. Белые его губы шевельнулись, он хотел что-то сказать мне, но не успел. Дверь открылась, и вошел Стэнли. Если Кэррон и собирался что-то говорить, то передумал.
Стэнли заулыбался, когда увидел Кэррона. Улыбка была почти искренней, но на мой вкус все же не совсем.
— Пришел в себя? — сказала Стэнли, склоняясь надо мной, — Это хорошо. Возможно, тебе интересно, что с экипажем того звездолета все в порядке.
— Я знаю, — сказал Кэррон хрипло.
Стэнли отошел к кону и отдернул белые шторы, впуская в комнату солнечных зайчиков.
— Наши врачи ничем не смогли тебе помочь, к сожалению. Но я рад, что ты все же пришел в себя. Ты ведь нас спас, хотя я не знаю, хотел ли….
Кэррон снова улыбнулся. Стэнли, слава богу, не видел этой улыбки, он как раз открыл окно и выглянул наружу. Иначе бы он задумался, стоит ли хоть немного проявлять свою доброжелательность, и хотел ли спаси нас Кэррон. Я думаю, что все же не хотел, просто не успел еще научиться равнодушно смотреть на чужую беду, слишком привык всего себя отдавать, лишь бы только не случилось чего. Прав был лииен с горы Аль, ох, как прав. Кэру все казалось, что он несет ответственность за эту землю. Эта земля отреклась от него, а он все старался оградить ее от бед.
— Я думаю, немного свежего воздуха вам не повредит, — сказал Стэнли, отходя от окна, — Ночью был дождь.
Я поразилась. Мы были на втором этаже: не так уж и высоко, чтобы спрыгнуть отчаянному человеку. Если Стэнли и не привык еще к двойственной природе воронов (а ведь открыть дверцу в клетке — все равно, что своими руками выпустить птицу на волю), то мог бы хоть подумать о том, что здесь совсем не высоко. Умеючи даже ног не подвернешь, спрыгнешь и дальше побежишь. Ах, доктор археологии!
Кэррон сжал мою руку. Пожатие было довольно слабым, я подумала: а сможет ли он — лететь? Ведь сил у него, похоже, совсем нет.
— Я всегда буду на твоей стороне, — сказала я тихо.
— Не думаю… — откликнулся он, — Но не вини меня ни в чем, деточка. Я прошу, не вини.
Я, в общем-то, не успела даже его увидеть. Ветер ударил мне в лицо, хлопанье крыльев пронеслось над моей головой. И все.
Стэнли издал какой-то звук. Тут я не выдержала и расхохоталась, закрыв лицо руками.
— Кристина! Вы что, да у вас истерика! Кристина!
Стэнли встряхнул меня за плечи. Вытирая тыльной стороной ладони выступившие слезы, я простонала сквозь смех:
— Вы сами…. Стэнли, вы же сами его выпустили!
— Я не подумал, — сказал Стэнли смущенно.
— Ну, и слава богу.
— Слава богу?
— Стэнли, — сказала я, — он спас вам жизнь. А вы, что, хотели сделать из него пленника? Вам не стыдно?
— Могу я задать вам вопрос? — сказал он серьезно, — Вы не боитесь, Кристина, что он с тем же успехом решит обрушить нам на головы один из стоящих здесь звездолетов? Что вы тогда будете делать, Кристина? Ведь ему это так же просто, как махнуть рукой.
— Не так, — сказала я неохотно, — он двое суток пролежал без сознания, вы, что, не заметили? Но если он захочет что-то сделать, остановить его не сможет никто. У вас ведь не поднимется рука на убийство? Или как?
— Я не хочу, чтобы гибли мои люди.
— Ублюдок, — сказала я ровным голосом.
— Кристина!
— И я, — сказала я все так же ровно, — Я тоже, но у этого слова нет женского рода. Если он проявит агрессивность, я пойду против него. Смогу я опередит его или нет, это уже детали. Оставьте эту проблему мне, Стэнли, — говорила я, — Это моя проблема.
И пока я говорила это, я и впрямь почувствовала себя ублюдком женского рода.
Не вини меня ни в чем, сказал Кэррон. Не вини. Значит, будет, в чем? Или он думает, что уже есть? Все это так ужасно. Ведь я люблю его. И все равно я буду делать свою работу.