Но для чего?
– Левое – плечо – вперед! М-м-марш! Раз-два! Раз-два!
С рассветом послышался монотонный голос, вырывая Цезаря из его тяжелого сна. Полностью проснувшись, он обнаружил себя лежащим на обледеневшем полу загона, все еще прикованным к другим обезьянам, которые тоже зашевелились. Строгому голосу, звучащему в ясно различимом военном темпе, аккомпанировали звуки марширующих солдатских ботинок.
Еще не вполне понимая, где он находится, Цезарь посмотрел на своих собратьев-заключенных, которые все как один выглядели обеспокоенными, как будто знали и боялись того, что произойдет потом. Его глаза нашли Перси, который грустно покачал седой головой. Старая обезьяна могла предложить только симпатию, но не надежду.
Шум от марширующих ботинок стал громче, привлекая внимание Цезаря к площадке за забором загона, в котором находились обезьяны. По ней, тесно сдвинув ряды, маршировали по меньшей мере три сотни солдат. Поднявшись на ноги, Цезарь увидел их вселяющие страх лица. Их застывшее выражение не предполагало слабости. Напряженные сверкающие глаза выражали общее стремление к цели. Цезарь мог точно сказать, что любой из них мог с легкостью жизнь отдать за достижение этой цели – и за своего Полковника.
Цезарь знал это выражение. Однажды он видел его на лицах своих обезьян.
Монотонный голос смолк, и солдаты разом остановились. Сделав резкий поворот кругом, они благоговейно уставились на помещение, в котором когда-то располагался начальник тюрьмы, находившееся на самом верху центральной наблюдательной башни. С его пустого балкона свешивался разодранный государственный флаг. Солдаты истово отсалютовали ему и тому, что он символизировал.
АΩ.
Похолодев, и совсем не от свежего горного утра, Цезарь смотрел, как дежурный офицер, которого он не распознал, начал проводить с солдатами что-то вроде обряда или церемонии.
– Кровь!.. – громко выкрикнул лейтенант.
– НА КРОВИ ТРАВА РАСТЕТ! – ответили солдаты.
– Мы!..
– ЗА НАМИ КРОВЬ ТЕЧЕТ!
– Мы начало!..
– И КОНЕЦ!
Зловещий ритуал взволновал Цезаря. Даже самые жестокие люди, которых он встречал в прошлом, не проявляли такого явного фанатизма. К примеру, солдаты и люди, выжившие в Сан-Франциско после эпидемии, были испуганы, доведены до отчаяния и злы. Цезарь понимал, что побуждало их к жестокости, даже если бы ему пришлось воевать против них.
Но это было что-то… совсем другое. Что-то неправильное.
И от этого еще более ужасное.
– Ура-а-а! – прокричали солдаты, и на балкон, висевший высоко над ними, наконец вышел Полковник. Несмотря на холод, он был с голым торсом, как будто еще не закончил одеваться. Он непринужденно продолжал брить свой череп опасной бритвой и смотрел вниз на солдат, которые при виде него закричали еще громче.
– УРА-А-А!
Воздух прорезали пронзительные армейские свистки, призывавшие солдат к действию. Сломав ряды, они побежали к загонам и открыли их. Вооруженные охранники в сопровождении Рыжего и нескольких других обезьян-предателей бросились внутрь и вывели прикованных друг к другу обезьян во двор. Лай команд сопровождался ударами кожаных кнутов, которыми пользовались щедро и без разбора, не обращая внимания на то, нужно было ими пользоваться или нет. Кнуты щелкали по спинам и плечам заключенных, напоминая Цезарю о безобразных рубцах на спине покойного Дротика. При виде того, как обезьяны бичуют обезьян, Цезарю стало плохо.
«Обезьяны не должны причинять боль обезьянам!»
Полковник безучастно наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной жестокости и насилия. Отложив бритву, он достал из набедренного кармана маленькую фляжку из нержавеющей стали и медленно отхлебнул из нее, а потом удалился в свою башню.
Солдаты погнали обезьян по снегу к дальнему концу лагеря, в противоположную сторону от горы, возвышавшейся над железнодорожным депо. Вооруженные охранники с грозным видом прохаживались вдоль ряда железнодорожных цистерн, выстроившихся вдоль одной из сторон лагеря. Цезарь догадался, что в этих цистернах хранилось горючее для генераторов, снабжавших электричеством фонари, освещавшие ночью лагерь.
«Люди со своим допотопным топливом, – подумал он. – Обезьянам не нужно электричество. Сейчас не нужно».
Когда они зашли за цистерны, у него от удивления отвисла челюсть – перед ними оказалась невероятно высокая стена. Запечатывая вход в каньон, колоссальное сооружение не походило на что-либо виденное Цезарем раньше, до или после краха человеческой цивилизации. Бóльшая его часть много лет назад была собрана из громадных, потрескавшихся от непогоды бетонных плит, и ее явно делали люди, но оставшаяся часть была точно сделана обезьянами. Скрепленные друг с другом стволы деревьев образовывали громадную раму, стоящую на фундаменте, и в нее один за другим встраивались куски обработанного камня. Объем требующегося ручного труда потрясал, и становилось понятно, почему Полковник еще не убил оставшихся обезьян.
«Он использует нас в качестве рабочей силы, – догадался Цезарь. – Чтобы восстановить стену».
Солдаты толпой погнали обезьян к стене. Цезарь заметил, что на одной из старых плит, оказавшейся среди дерева и камня, было намалевано граффити. АΩ, красной краской во всю ширину плиты – громадные буквы несли в себе угрожающее послание:
«ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА».
Построенный на костях взятых в плен обезьян.
Цезарь очень скоро не понаслышке понял, чтó его несчастные обезьяны перенесли за все это время. Несмотря на холодную погоду, его сжигало солнце, пока он трудился на стене – сейчас просто как один из рабов среди страдающей массы обезьян, которых принуждали к работе солдаты Полковника. Громадные камни, слишком тяжелые, чтобы их смог поднять обычный человек, передавались от обезьяны к обезьяне, пока другие обезьяны, натягивая привязанные к камням веревки, поднимали их наверх, чтобы там их могли установить в постоянно растущую стену. За строительством наблюдали вооруженные солдаты – их оружие отбивало всякое желание сопротивления у измученных работой обезьян. Рыжий с его товарищами-перебежчиками стояли с кнутами наготове – на тот случай, если вдруг обезьяны станут работать медленнее. Прищурившись на солнце, Цезарь увидел еще больше обезьян, скорчившихся на каменистом выступе, нависавшем над железнодорожными цистернами. Там они, пользуясь ломами и кувалдами, выламывали из тела горы строительный камень. А вооруженная охрана присматривала за тем, чтобы их орудия труда не могли стать оружием.
«По крайней мере, наши дети не умирают на этой работе, – мрачно подумал Цезарь. – Пока не умирают».
Изнуряющая работа продолжалась несколько часов без перерыва. Недалеко от Цезаря тяжело дышала Озеро, передавая соседу очередной камень. Она была молодой обезьяной в самом расцвете своих сил. Цезарь видел, что все обезьяны трудились на пределе своих возможностей. Они изнывали от напряжения, задыхались и почти теряли сознание. Он сам находился здесь не полный день, но уже не чувствовал под собой ног и едва не падал. Он даже представить не мог, как измождены были другие обезьяны, особенно старые и слабые.
Он поднял глаза к верхнему краю стены и увидел Перси среди других обезьян, на веревках тянувших осколки скалы вверх. Старый орангутанг едва дышал, не в состоянии поднять вверх большой камень. Цезаря поразило, что старик вообще мог работать, принимая во внимание его преклонный возраст и сложность стоявшей перед ним задачи. У него заболело сердце, когда он увидел, как издеваются над его народом. Он стиснул зубы.
Озеро заметила его смятение.
«Нам не давали есть и пить с тех пор, как мы попали сюда», – знаками показала она.
«Не давали еды? – подумал Цезарь. – Быть такого не может…»
Он не ожидал, что может быть таким обозленным. В старые времена даже самые плохие лаборатории и зоопарки давали хоть какую-нибудь еду и поили своих животных. Неужели Полковник думал, что обезьяны смогут работать без еды и питья? Он мрачно взглянул на гигантское сооружение, которое самым натуральным образом поглощало жизни его обезьян прямо у него на глазах.
И с какой целью?
Цезарь этого не понимал.
– Для чего им нужна стена?
Озеро покачала головой – ответов для него у нее не было, к тому же она передавала по цепи очередной тяжелый камень. Осколок скалы прошел через руки Цезаря, пока он размышлял над тем, зачем была нужна стена. Просто чтобы обезьяны всегда здесь работали, или для чего-то еще?
Его размышления были прерваны прибытием Полковника, который въехал на место действия на лошади, чтобы посмотреть, как идут дела. Его глаза мгновенно выделили из толпы Цезаря и остановились на взятой в плен обезьяне, но в это момент с самого верха стены послышался резкий крик.
– Эй! – закричал рассерженный солдат. – Эй!
Высоко вверху на веревке висел Перси. Покачнувшись на нетвердых ногах, орангутанг, тянувший вверх еще один тяжелый камень, выпустил из рук толстую веревку. Пока Полковник и остальные, насторожившись, смотрели на эту сцену, Перси упал вниз, и осколок скалы, качнувшись, ударил в раму, выбив несколько уложенных в нее камней. Целый кусок каменной стены обрушился вниз незапланированным камнепадом, который был громче, чем все крики и вопли, вызванные им. Испуганные обезьяны и люди врассыпную бросились прочь от несущихся на них камней, которые грудой приземлились у подножия стены, подняв удушающую тучу пыли и грязи. Цезарь попятился, инстинктивно закрывая собой Озеро и других обезьян, которые, словно каторжники, были прикованы кандалами к его телу. Когда пыль развеялась, он взглянул на Перси и увидел, что тот лежал, накрытый осколками камней. Как раз в том месте камнепад остановился.
– Тупая обезьяна! – закричал на Перси краснолицый солдат, прежде чем обратить свой гнев на Рыжего и остальных. – Ты чего здесь торчишь, глупый осел? Иди давай, научи его уму-разуму, чтобы навсегда запомнил!