Он приказал своим друзьям покинуть эти горы, если он не вернется, – так что же здесь произошло? Он снова оглянулся, но его сподвижников рядом не было. Он вопросительно посмотрел на девочку, которая снова поразила его, проведя пальцем вдоль шеи, повторив знак, которому Морис учил ее раньше.
«Пить хочешь?» – спросила она его жестом.
Цезарь был поставлен в тупик и одновременно тронут вопросом девочки. Он не мог подумать, что она могла общаться таким образом. Он поднял руку, чтобы ответить, но она, не дожидаясь его ответа, резко повернулась и скрылась из вида. Очень беспокоясь за нее, Цезарь вытянул шею, чтобы посмотреть, куда она побежала, но ее уже не было видно. Он удивился глубине своего беспокойства – ведь он никогда не обращал на нее особого внимания во время их тяжелого путешествия – и стал терпеливо дожидаться ее возвращения. Она вернулась, неся в обеих руках тяжелое ведро с водой. Вода стала выплескиваться из ведра, когда она поднесла его к прутьям решетки.
При виде воды Цезарь нашел в себе силы подняться с земли и подползти к тому месту, где стояла девочка. Он прислонил свое выпачканное в запекшейся грязи лицо к прутьям, и она наклонила ведро, выливая воду в его разинутый рот. Он жадно глотал ее, радуясь тому, как она смачивала его пересохшие глотку и язык, на которых несколько дней не было ни капли воды. Он не помнил, была ли когда-нибудь простая вода такой вкусной.
«Спасибо тебе, – подумал он. – Добрая девочка».
Когда он опустошил ведро и оно стало легче, она смогла держать его одной рукой. Другую руку она протянула сквозь прутья решетки и коснулась ей лица Цезаря… как когда-то делал Корнелиус. Цезарь почувствовал, что его сердце тает.
Тихое ворчание донеслось из загонов на другом конце тюремного двора. Допивая последние остатки воды, Цезарь заметил, что другие обезьяны, прижавшись к прутьям решеток, с удивлением и любопытством смотрят на девочку и Цезаря. Кое-кто из обезьян, тоже мучимых жаждой, знаками звали девочку к себе. Она повернулась в их сторону.
«Осторожно, – подумал Морис. – Смотри, чтобы солдаты тебя не заметили».
Испуганный орангутанг наблюдал за сценой из-за края главных ворот лагеря. Он, Ракета и Плохая Обезьяна прятались в тенях у основания стены, незаметно прокравшись туда из-за кучи скальных обломков, тянувшихся с края заснеженной равнины. Смешанные чувства терзали Мориса, когда он наблюдал за девочкой, пришедшей на помощь Цезарю. Он гордился ее храбростью и состраданием, и был глубоко тронут развернувшейся перед ним картиной, и в то же время ужасно беспокоился за ее безопасность. Она пересекла тюремный двор, направляясь к другим обезьянам, кажется, совершенно забыв об опасности, которой подвергалась. Оставив Морису беспокоиться за нее.
«Если охранники ее заметят…»
С растущим беспокойством Цезарь смотрел на то, как девочка общалась с другими обезьянами, запертыми в загонах. Она стояла к нему спиной, и он не видел, чем она обменивалась с пленниками, но чем дольше она стояла у загона, тем выше был риск того, что ее поймают и накажут за проникновение в лагерь. Он беспокойно смотрел на стоявших на стене охранников – солдаты все еще не догадывались о ее присутствии, – но Цезарь понимал, что она искушает судьбу, оставаясь на виду. Ее могли заметить в любую минуту.
А потом?..
Девочка точно не дождется пощады от Полковника, как только он поймет, что она заражена. Этот человек убил собственного сына и приказал солдатам убить свои семьи. Он ни на мгновение не задумается, убить ли ему девочку как больное животное или нет, что, как теперь догадался Цезарь, могло объяснить, почему оборванный дезертир прятался на заброшенной устричной ферме вместе с ней. Был ли он бывший солдат, прятавший немую девочку от Полковника и его вояк? «Наверное», – подумал Цезарь.
Он почувствовал укор сожаления за то, что убил этого человека.
«Да у меня и не было другого выхода».
Ему показалось, что прошла целая вечность, когда девочка наконец повернулась от загона и пошла обратно к Цезарю, осторожно неся что-то в своих маленьких руках. Цезарь прищурился, глядя на приближавшегося ребенка, пытаясь рассмотреть, что она несет. Озадаченный, он посмотрел мимо нее на других обезьян, которые выжидательно смотрели на него – по причинам, которые Цезарь пока не мог понять.
Он уже собрался спросить их знаками, когда девочка подошла к его клетке. Она осторожно наклонилась вперед, как будто пытаясь высыпать содержимое ее ладоней сквозь прутья. Удивившись, Цезарь подвинулся вперед, чтобы поймать то, что она ему протягивала, и длинный ручеек зерна потек в его подставленные ладони.
«Еда!»
Удивленный и полный благодарности, Цезарь посмотрел на девочку, потом снова на обезьян, которые ободряюще кивали ему. Он понял, что обезьяны тайно сохранили немного овса, возможно, чтобы протянуть на нем еще немного, если их больше не будут кормить, и теперь пользовались возможностью разделить с ним их скромные запасы, используя девочку в качестве посредника. Самец гориллы в загоне поднял вверх лапы и прижал кулаки друг к другу.
«Вместе обезьяны – сила», – сказал он этим жестом.
Волна эмоций, заглушившая даже голод, обрушилась на Цезаря, пока он торопливо запихивал в рот пищу. Гордость наполнила его сердце, когда другие обезьяны, одна за другой, тоже подняли вверх свои кулаки, объединившись в едином порыве. Улыбка раздвинула губы Цезаря в первый раз за очень долгое время. Это была пища для духа, а не просто для тела. Он чувствовал, как силы возвращаются к нему.
Он никогда не был так горд тем, что он – обезьяна.
Девочка с интересом смотрела на эту картину. Ее плоский безволосый лоб сморщился от напряжения, а взгляд перемещался с Цезаря на непокорных обезьян. Потом она неуверенно подняла вверх два крошечных кулачка и прижала их друг к другу. А потом улыбнулась во весь рот – ей очень понравилось, что она смогла обменяться знаками с другими.
«Вместе обезьяны – сила».
Цезарь не поправлял ее. Она рисковала жизнью, чтобы облегчить его страдания, рискуя попасться на глаза Полковнику и его людям. Она заслужила право считать себя обезьяной.
Даже если она никогда не сможет произнести ни слова.
«Вместе обезьяны – сила» – жестами показывала девочка, удивляя Мориса, который вместе с Ракетой и Плохой Обезьяной наблюдал за ней из укрытия. Глубоко тронутый мучительной сценой, разыгравшейся на тюремном дворе, он не мог понять, чем ему больше гордиться – стойкостью обезьян перед лицом превратностей судьбы или верностью человеческой девочки вновь обретенному племени. Орангутанги-самцы, следуя инстинкту, не играют заметной роли в выращивании потомства, но Морис не мог быть больше тронут поведением девочки, даже если бы она была его собственным ребенком. И он принял решение продолжать учить ее изо всех сил.
Если, конечно, они доживут до захода солнца.
Но теплый комок в его груди мгновенно превратился в лед, едва он заметил, как Полковник со своими лейтенантами направляется в сторону Цезаря и других согнанных в загоны обезьян, которые, кажется, не замечали их приближения. Идя по лагерю, люди смотрели друг на друга, явно поглощенные разговором. Стоявший за Морисом Ракета напрягся, очевидно, тоже заметив Полковника и его людей. Морис зажестикулировал, стараясь привлечь внимание девочки, все еще стоявшей перед клеткой Цезаря. Он не мог даже вообразить, что безжалостный Полковник потерпит незваных гостей, помогающих пленным обезьянам.
«Если люди увидят ее, – подумал Морис, – они ее убьют…»
Хруст снега под ногами идущих по двору людей вовремя насторожил Цезаря. Повернувшись в клетке, он увидел направлявшихся в его сторону Полковника и его офицеров в сопровождении Рыжего и некоторых других его товарищей-предателей. До них оставалось метров пять, не больше, но люди, кажется, были так глубоко погружены в спор относительно какой-то важной проблемы, что ни на что не обращали внимания. Однако предатели могли заметить девочку в любую секунду.
Если…
Цезарь гукнул девочке, привлекая ее внимание, и жестами приказал спрятаться за ближайшую опору сторожевой башни. Мгновенно сообразив, она метнулась к стальной конструкции и крепко прижалась к ней как раз в тот момент, когда Полковник со своими людьми прошел мимо клетки Цезаря. Никто из людей еще не смотрел в их сторону, но Цезарь отвел глаза от девочки, чтобы случайно не обнаружить ее присутствие. Сейчас он был благодарен тому, что девочка немая – только молчание могло ее спасти.
Он тоже молчал, надеясь не привлечь внимание Полковника и опасаясь, что девочку могут обнаружить раньше времени. Она хоть и молчала, но слишком далеко зашла на вражескую территорию. Шансы были не в ее пользу.
Девочку спасли громкие крики, раздавшиеся с другой стороны тюремного двора, отвлекая Полковника и его лейтенантов. Полковник поднял голову, посмотрев в сторону источника шума, и Цезарь стал смотреть в ту же сторону, стараясь понять, что было причиной беспокойства. Плохая это была новость для обезьян или хорошая?
Группа из пяти солдат, потрясая пистолетами и ружьями, направлялась к Полковнику. Охранники были ужасно возбуждены, кричали на своего невидимого пленника, находившегося за их спинами, грубо тыкали в него стволами своих ружей. Благодарный этому шуму и беспорядку, Цезарь тем не менее очень хотел понять, чем они были вызваны. Может, кто-то из обезьян попытался сбежать или еще у кого-нибудь из солдат обнаружили признаки вируса?
Цезарю очень хотелось, чтобы это был вирус.
Когда солдаты приблизились, он, присмотревшись, увидел, кто скрывался за их спинами. Его сердце вздрогнуло, когда он узнал пленника.
Это был Ракета.
Один против нескольких, под прицелом ружей, шимпанзе не опустил головы, когда его подвели к Полковнику, который бросил подозрительный взгляд на Цезаря, вне всякого сомнения, подозревая, что другой шимпанзе появился в лагере, чтобы его освободить. Что касается Цезаря, то он был поражен, увидев своего друга в руках врагов. Появление девочки уже говорило о том, что Ракета и остальные не покинули гор, как приказал он, но что стало с Морисом и с Плохой Обезьяной? Где были они?