Качая головой, Плохая Обезьяна продолжал пятиться, но у Мориса не было ни времени, ни терпения, чтобы обращать внимание на его глупости. Резко повернувшись, он схватил Плохую Обезьяну за лодыжку, поразив испуганного шимпанзе, который никогда раньше не видел Мориса таким агрессивным. Плохая Обезьяна в ужасе посмотрел на орангутанга.
«Не удивляйся», – подумал Морис. Он всегда считал себя созданием мягким, но все-таки был обезьяной, к тому же побывавшей в боях. Глухой угрожающий рев донесся у него из горла. Суть его была ясна.
– Не расстраивай меня.
Плохая Обезьяна моментально все понял. Он глубоко вздохнул и попытался успокоиться.
– Хорошо.
Плохая Обезьяна устал и испугался.
В основном, конечно, испугался.
Стоя на плечах у Мориса, он, вытянув над головой свои длинные руки, неохотно копал ведущий на поверхность проход. Он не мог поверить, что своими собственными руками пробивается за границы этого плохого, очень плохого места.
Теперь он понял, что таким образом они собираются спасти Цезаря и остальных обезьян, но неужели Морис не понимал, что все это абсолютно безнадежно? Лагерь был полон злых людей с ружьями, которые били и пытали обезьян и иногда даже стреляли им в голову. Это место было не для обезьян… и не для маленького человеческого ребенка, которого теперь они называли Нова.
«Не ходи в это плохое место! – думал он. – Беги от него прочь! Цезарь пошел в лагерь, чтобы поквитаться с Полковником, и посмотри, что они с ним сделали! Ракета пошел в лагерь – и плохие обезьяны его избили!»
Уже не в первый раз Плохая Обезьяна пожалел о том, что не остался в горах, где было так спокойно. Он, конечно, был один, без друзей, но, по крайней мере, там он не боялся все время.
Грязь и камни сыпались ему на лицо. Болели пальцы, копавшие мерзлую землю. Сломанные ногти кровоточили. И, что еще хуже, он знал, что с каждым выкопанным им сантиметром он приближался к плохому месту и плохим людям, которые его там ожидали. Он подумал даже, что лучше вечно продолжать копать, чем в конце концов выйти на поверхность, – так что сердце шимпанзе вздрогнуло, когда его пальцы наконец проскреблись через последний слой грязи и льда и дотронулись до холодного пустого воздуха. Резкий электрический свет проник сквозь небольшую дыру, которую он только что выкопал у себя над головой.
«О нет! Неужели я это сделал?»
Он отдернул пальцы, чтобы их никто не заметил. Выгнув шею, заглянул в дыру – прямо перед его глазом стоял солдатский ботинок.
«Нет, нет, нет!»
Плохая Обезьяна стиснул челюсти, чтобы вопль ужаса не вырвался наружу. Пополз вниз, прочь от дыры, потом заметил, что одна из горилл, которую загнали вместе со всеми в загон, заметила его. Пленная горилла от удивления моргнула.
– Ш-ш-ш-ш! – Плохая Обезьяна прижал палец к губам, в ужасе от того, что горилла может случайно выдать его присутствие охранникам. – Ты меня не видишь!
Самец гориллы понял. Он исподтишка взглянул на ничего не замечающих солдат и слегка повел ладонью, показывая, что Плохой Обезьяне лучше не шуметь и не высовываться. Он подошел к дыре и стал подстраховывать – правда, остальные вскоре тоже заметили Плохую Обезьяну и поняли, чтó происходит. Они начали загораживать дыру, чтобы люди ее не заметили, при этом делая вид, что ничего интересного там не было.
«Какие догадливые обезьяны! – подумал Плохая Обезьяна с благодарностью. – Очень умные!»
Потом он почувствовал, как Морис нетерпеливо завозился под его ногами. Плохая Обезьяна понимал, что орангутанг беспокоился о том, чтó могло его задержать и почему он перестал копать, но Плохая Обезьяна ничего не мог сказать Морису, не рискуя при этом быть услышанным солдатами.
«Тихо надо сидеть, – подумал он. – Пусть Морис подождет».
Плохая Обезьяна перестал дышать, пока страшный солдатский ботинок не пропал из вида. Он, не отрывая глаз, смотрел на самца гориллы, который его подстраховывал, давая время от времени сигнал, что надо сидеть тихо. А самец гориллы тем временем следил за тем, чего Плохая Обезьяна не мог видеть. Но шимпанзе был абсолютно уверен, что там еще оставались солдаты, запиравшие обезьян в загоне. Он внимательно прислушивался к скрипу солдатских башмаков на снегу, но сказать, что там происходило на самом деле, было невозможно.
Что делали люди? Как далеко они находились? И не пора ли было спрыгнуть вниз, в туннель, и бежать прочь со всех ног?
Его сердце билось так громко, что он не мог поверить, что солдаты этого не слышали. К тому времени, когда самец гориллы наконец взглянул на Плохую Обезьяну и дал ему отмашку, что теперь можно вылезти наружу, у несчастного шимпанзе было такое чувство, будто он прятался под землей целую вечность.
«Ладно, – подумал он, – если вы так хотите…»
Встав на цыпочки, он нервно высунул голову из дыры, как раз в подходящий момент, чтобы увидеть спины уходящих солдат. Это зрелище немного его успокоило, и он уставился на обезьян, столпившихся вокруг дыры и удивленно смотревших на него. Внезапно осознав, что он весь покрыт грязью, Плохая Обезьяна стащил с головы свою цветастую шапку, отряхнул ее и снова водрузил на голову.
«Так-то лучше, – подумал он. – Нужно производить хорошее впечатление».
Он глупо улыбнулся обезьянам, не зная, что сказать. Один из них, растолкав толпу, приблизился к Плохой Обезьяне, которого ненадолго бросило в дрожь, прежде чем он понял, что это к нему подошел Ракета.
Лицо Ракеты было разбито в лепешку, оно опухло и было покрыто ссадинами, оставленными людьми и обезьянами-предателями. Плохая Обезьяна поморщился, соболезнуя Ракете, в то время как остальные обезьяны смотрели на него, не отводя глаз – молча, как Нова. Плохая Обезьяна испугался, что попал в беду, пока широкая улыбка не осветила изуродованное лицо Ракеты.
«Я все сделал правильно? – подумал Плохая Обезьяна. – Да, я все сделал правильно!»
Ракета был ужасно счастлив, увидев глупую обезьяну в дурацкой шапке. Он уже начал беспокоиться, что Морис не получил сообщения Цезаря – по всей видимости, копание в земле заняло больше времени, чем предполагал Ракета. Он возбужденно показал жестами остальным обезьянам: «Это та обезьяна, о которой я вам говорил!»
Остальные в восхищении уставились на героя. Ракета был вынужден признать, что для освободителя вид у Плохой Обезьяны был не самый впечатляющий, но, как говорили люди, тут уж не до жиру. Ракета предположил, что Морис с девочкой находились внизу, в туннеле.
Самец гориллы, который первым заметил Плохую Обезьяну, подошел для приветствия.
«Спасибо», – показал он жестами.
Ракета понял, что этого жеста Плохая Обезьяна не знал. Он тупо уставился на гориллу, при этом выглядел весьма неуверенно – самец гориллы пожал плечами и протянул ему руку.
Плохая Обезьяна осторожно взглянул на нее. Ракета вспомнил, что застенчивый шимпанзе удрал от Цезаря и от них, когда они в первый раз встретились. Он слишком долго прожил отшельником, вдали от остальных обезьян. Наверное, это была самая большая толпа обезьян, которую Плохая Обезьяна видел с того момента, когда много лет назад сбежал из зоопарка. Не удивительно, что выглядел он так неуверенно.
На секунду Ракета подумал, что не нужно больше мучить Плохую Обезьяну, но застенчивый шимпанзе, кажется, преодолел свое волнение. Улыбнувшись от уха до уха, он схватил руку гориллы. Потом стукнул себя ладонью в грудь и еще раз энергично потряс самцу гориллы руку.
– Плохая Обезьяна, – представился он. – Плохая Обезьяна.
Обезьяны стали отталкивать друг друга, чтобы посмотреть на него ближе, тепло приветствовали его, и каждому в ответ Плохая Обезьяна пожимал руку. Его прежняя застенчивость испарилась, и казалось, что он никак не может закончить знакомиться со своей новой семьей. Его глаза увлажнились, выдавая сильные чувства, прятавшиеся за нескончаемым потоком взаимных приветствий.
– Плохая Обезьяна… Плохая Обезьяна… Плохая Обезьяна…
Ракета, даже запертый в клетке, наслаждался компанией старых добрых друзей – он не мог даже представить, что сейчас чувствовал Плохая Обезьяна.
«Сейчас он один из нас, – думал Ракета. – Только ему нужно придумать другое имя. Если только кому-нибудь из нас доведется встретить наступающий день».
Морис посмотрел вверх, пытаясь понять, что происходит у него над головой. Плохая Обезьяна практически плясал на уставших плечах орангутанга, и лучи искусственного света проникали сверху в туннель. Морис предположил, что это могло значить только одно – Плохая Обезьяна достиг поверхности и проник вовнутрь загона для взрослых обезьян. Но Морис был бы еще более счастлив, если бы шимпанзе сообщил ему о том, что там происходило.
«И, возможно, слез бы с меня».
Нова потянула его за шерсть, призывая обратить на что-то внимание. Повернув голову, он заметил, что она показывает на туннель и на поток воды, несущийся к ним оттуда. При виде этой картины Морис отступил назад, предупреждающе ухнул – а в это время мутная коричневая вода стала собираться у него под ногами. Пытаясь выяснить, откуда она взялась, он бросился вперед, моментально забыв о шимпанзе, стоявшем на его плечах. Плохая Обезьяна свалился прямо в грязь.
«Прости, – подумал Морис. – Забыл».
Он повернулся, чтобы убедиться, что с Плохой Обезьяной все в порядке, но шимпанзе был скорее удивлен разлившейся повсюду водой, чем потрясен своим падением. Он удивленно таращился на мутный поток и был чрезвычайно поражен при виде скапливавшейся вокруг него воды. Морис поспешил на помощь и наклонился, помогая Плохой Обезьяне встать на ноги, но как раз в этот момент шимпанзе смотрел вверх, на дыру в потолке туннеля, и не заметил протянутую руку Мориса. Морис тоже посмотрел вверх и увидел лицо Ракеты, заглядывавшего в дыру сверху, – вне всякого сомнения, его обеспокоило внезапное исчезновение Плохой Обезьяны. Взглянув в глаза Морису, догадливый шимпанзе заметил, что дела идут не так, как надо.