— Может быть, хоть похороним его? — спросил Жюль у своего командира.
— Напрасный труд. Здесь кругом такая прорва стервятников, что к утру от него и следа не останется. А нам лучше поторопиться доставить всю добычу в деревню пока мясо не испортилось. Кроме того, — Дузаби насмешливо улыбнулся, — как, интересно, ты собирался копать для него могилу? Может быть, голыми руками?
Весь остаток дня Жюль провел, больше не сказав никому ни слова. Охотники за это время собрали все туши, добытые в течение предыдущего дня и отправились в обратный путь, волоча на себе добычу. Жюль на протяжении всего пути печально обдумывал новый урок: тебе все простят, если ты сделаешь это незаметно. Ничто не повысит так твой авторитет, как успех — особенно на этой планете.
Они добрались до деревни как раз перед наступлением сумерек. Отряд встречала группа рабочих, которые тут же утащили туши убитых сликаров- куда-то для переработки. Жюль вместе с другими охотниками отряда отправился в Центральную регистратуру для получения денег за работу. Он рассчитывал на приличное вознаграждение за убитых им трех сликаров, но, когда пересчитал полученные деньги, обнаружил, что ему выдали половину той суммы, которая причиталась.
— Налоги, — буркнул ему в ответ служащий регистратуры, когда Жюль выразил ему свое недовольство.
Д’Аламбер хотел было сначала сказать пару слов этому парню, но передумал и молча вышел наружу.
К тому моменту, когда он полностью рассчитался с охотниками из своего отряда за ту еду, которой они поделились с ним на охоте, у Жюля осталась только треть от той суммы, которую он заработал за два дня. Когда он возвращался в свою хижину, Дузаби остановил Жюля и рассказал ему о том, что намечается более крупная охота и вопрос о ее проведении должен решиться в ближайшие три дня. Заработки в ней должны были быть гораздо выше, так как охотиться они будут на крупного зверя, но и работа будет более трудная, да, пожалуй и более рискованная. По словам Дузаби, на него произвело большое впечатление искусство Жюля на охоте и он готов порекомендовать его для зачисления в отряд, что автоматически гарантирует присвоение более высокого номера. Жюль ответил Дузаби, что очень заинтересован в работе и попросил сообщить ему, если вопрос с большой охотой будет решен положительно. При прощании Жюль почему-то так и не смог заставить себя поблагодарить командира отряда за его предложение, но, видимо, Дузаби и не ждал ничего подобного. Выражения вроде «пожалуйста» и «спасибо» очень редко произносились на Гастонии.
Вонни уже закончила свою работу и ожидала его возвращения с охоты. Но как только Жюль бросился к жене, чтобы обнять ее, он чуть не лишился чувств, когда в нос ему ударил запах, исходивший от Ивонны. Его ненаглядная супруга до кончиков ногтей пропахла химикалиями, которые использовались для переработки в кожевенной мастерской.
— Фу! — воскликнул Жюль, поцеловав ее. — Будем надеяться, что, пока мы на Гастонии, тебе не придется ни за кем следить. В противном случае ты должна будешь подкрадываться к нему, все время держась против ветра.
— Ну, положим, ты тоже не благоухаешь, дорогой. Ведь мертвые животные тоже воняют.
Они рассказали вкратце друг другу о том, что произошло с каждым из них после того, как Жюль накануне утром отправился на охоту. Рассказ Жюля об убийстве Бегхеддиса и о том, как к этому факту отнеслись остальные охотники из его отряда, произвел гнетущее впечатление на Вонни и в течение какого-то времени она не могла произнести ни слова. Было ясно, что и она тоже в этот момент думала о том, в какое чертово пекло попали они с мужем, причем исключительно по собственной воле.
В отличие от Жюля Ивонна провела все это время довольно банально. Помимо того, что в течение этих двух дней ей постоянно приходилось самым решительным образом отказываться от всех предложений, сделанных различными мужчинами, работа ее оказалась довольно монотонной. Она выполняла в кожевенной мастерской обязанности обычного разнорабочего, то есть закладывала и вынимала из чанов с химикатами кипы кож. У Ивонны пока еще не было выдачи заработной платы, но когда она услышала от Жюля о величине взимаемых здесь налогов, то сильно расстроилась.
— Похоже на то, что нам не удастся быстро подняться вверх по социальной лестнице и мы так и останемся здесь обычными пролетариями, — проговорила она.
— Думаю, ты права и нам лучше поискать для себя какой-нибудь другой способ для того, чтобы побыстрее внедриться в команду мэра, — согласился со своей супругой Жюль. — В противном случае мы так погрязнем в долгах, что не сможем действовать достаточно эффективно.
Поскольку эти два дня прошли у Вонни очень спокойно, ей удалось провернуть одно большое дело, буквально сотворив чудо, — она превратила их грязную лачугу в место, которое теперь стало вполне пригодным для жилья. Она «экспроприировала» в кожевенной мастерской парочку свечей и теперь в темное время суток они с Жюлем могли сидеть в своем доме при свете. Кроме того, она приобрела кое-что из кухонной утвари, что позволило им превратить процедуру принятия пиши во вполне цивилизованное действо в отличие от животного удовлетворения чувства голода. Теперь у них был даже один горшок из обожженной глины, тогда как вся остальная посуда была вырезана из кости. На Гастонии из-за строжайших ограничений на общение с остальным миром не позволяли пропасть ни одной, даже, казалось бы, самой пустяковой вещице. Например, от туш убитых на охоте животных сначала брали мясо для питания, затем шкуры для пошива одежды и кожу для изготовления обуви, ремней, сумок и веревок. Жир использовали для изготовления свечей, а из костей делали такие предметы домашнего обихода, как ложки, вилки, ножи и иголки. Кроме того, на Гастонии водилось одно животное, у которого кости были настолько твердыми, что из них можно было делать гвозди, которые затем использовали плотники. Применение гвоздей в строительстве позволяло людям из деревни возводить здесь более разнообразные постройки, чем примитивные сборные хижины, присылаемые на эту планету из метрополии.
После того как Вонни на следующий день ушла на работу, Жюль отправился побродить по деревне, чтобы получше познакомиться с ее расположением. Как он выяснил, в поселке имелся один квартал, стоявший особняком от остальной части, который охранялся по всему периметру стражниками, вооруженными широкими костяными ножами весьма устрашающего вида. Когда он попытался будто бы случайно проникнуть за охраняемый кордон, стража прогнала его прочь. Жюль предположил, что скорее всего в этом квартале обитает сам мэр и вся его банда. Разумеется, он мог бы сделать еще одну попытку проникнуть внутрь охраняемой территории — и намного более серьезную, — но пока еше не представлял, что именно там искать.
В деревне было великое множество однокомнатных сборных домов. Можно даже сказать, что такие дома были основным образцом здешней архитектуры. Хотя имелись постройки и более внушительных размеров: бараки, которые служили домом для тех людей, которым не хотелось тратить много денег на жилье и кто не собирался обзаводиться частной собственностью, а также для тех, кто предпочитал жить в тесной компании со своими собратьями по ссылке. Другие постройки внушительных размеров использовались в качестве производственных помещений, в которых был налажен массовый выпуск сала для свечей и кож для одежды. Как полагал Жюль, гончарные мастерские, мастерские каменотесов и косторезов должны были располагаться в самых лучших и прочных домах, чтобы обеспечить безопасность их владельцев.
Единственными зданиями, которые действительно могли представлять какой-то интерес для Жюля и Ивонны, были бары. Жюль надеялся, что подобные заведения обязательно должны существовать в этом поселке и оказался прав. Независимо от того, куда их забросила судьба, человеческие создания посвящают огромную часть своей изобретательности и энергии тому, чтобы из чего-нибудь и как-нибудь получить этиловый спирт. И чем хуже условия жизни, тем большую потребность они ощущают в алкоголе. Гастонии самой судьбой было уготовлено иметь бары и она их имела, причем в огромном количестве. Обитатели деревни за долгие годы, проведенные на этой планете, научились готовить целую гамму различных алкогольных напитков из местных фруктов и зерновых.
Жюль никак не предполагал, что сможет попасть в какое-нибудь заведение в это время суток, но, к его удивлению, все бары были открыты. Да и трудно было ожидать, что охотники, у которых подобно ему в этот день не было работы, будут торчать дома — в деревне было не так уж много других развлечений. Кроме того, те люди, которые были сами себе хозяева — гончары, каменотесы, косторезы и другие ремесленники, — очень часто использовали свободную минутку, чтобы заскочить в близлежащий бар и узнать последние сплетни. Да и лейтенанты из команды мэра, которые, казалось, целыми днями мучились от безделья и поэтому лишь расхаживали с важным видом по деревне и издевались на теми несчастными, что попадались им на пути, взяли себе за правило слоняться именно возле баров, выпивая, играя на интерес и придираясь к окружающим.
Жюль обошел несколько баров в разных концах деревни. Один из них, как ему показалось, был особенно привлекателен для людей из шайки мэра, хотя в тот полуденный час, когда его посетил Жюль, обстановка там была весьма спокойной. Жюль отметил про себя, что не мешало бы зайти сюда вместе с Вонни в более подходящее время, после чего направился домой, чтобы приготовить ужин до прихода жены, которая вот-вот должна была вернуться с работы.
После прихода Вонни они быстренько поужинали и вышли из дома. Она сгорала от нетерпения узнать, чего они с Жюлем могли бы добиться в баре.
— Когда единственное твое занятие все дни напролет — перетаскивание кож, — сказала она, — обрадуешься любой перемене. И я надеюсь, что перемены у нас будут очень скоро. Я понимаю, что наша работа чрезвычайно опасна, но список рискованных действий не должен исчерпываться лишь смертельной скукой.