Хуже всего было то, что сам Филипп был твердо уверен в том, что подвергся нападению и начал неистово и яростно молотить руками по болотной жиже вокруг себя, пытаясь таким образом отогнать животное, каким бы оно ни было и в то же время дрыгал ногами, стараясь освободиться от того, что его удерживало. Все это в конечном итоге привело к тому, что он потерял равновесие. Он упал ничком в грязь и на какое-то время болотная жижа накрыла его с головой. Потом, правда, ему удалось вынырнуть из трясины и он уже мог свободно дышать, однако то кратковременное погружение еще больше усилило его паническое состояние. Он начал дергать свою правую ногу, пытаясь освободить ее от того, что мешало двигаться. Крики ужаса смешивались с его хриплым дыханием.
Жюль всей душой хотел помочь ему, но практически ничего не мог сделать. Он не осмеливался оторвать руки от камня, так как в противном случае сам немедленно соскользнул бы обратно в болото. А кроме того, если на Филиппа действительно напала какая-нибудь болотная тварь, она наверняка затем принялась бы за Жюля и Ли. Поэтому он мог лишь беспомощно наблюдать за тем, как его охваченный ужасом товарищ по экспедиции ведет бешеную борьбу с трясиной. Три раза Филипп с головой погружался в болотную жижу и всякий раз каким-то чудом ему удавалось выныривать оттуда, чтобы сделать несколько вдохов, с каждым разом он оставался на поверхности все меньше и меньше времени. И вот Филипп в очередной раз исчез в болоте. Но после этого он уже не выбрался на поверхность. Над трясиной лишь взметнулась его рука, сделала несколько последних взмахов и окончательно пропала в холодной жиже. Поверхность болота вспучилась поднимающимися из глубины пузырями, но вскоре успокоилась.
Жюль из последних сил вытянул из болота себя и крепко ухватившегося за него Ли. Агент СИБ никак не мог простить себе то, что оказался неспособным спасти жизнь своего товарища по охотничьей экспедиции. И хотя он едва знал Филиппа — так, шапочное знакомство, — Жюль тем не менее совершенно искренне хотел помочь ему выбраться из трясины. То обстоятельство, что Филипп был сослан на эту планету за государственные преступления, служило слабым утешением. По убеждению Жюля, ни один* человек, какие бы преступления он ни совершил когда-то, не заслуживал такой ужасной смерти.
Он заставил себя отвлечься от этих грустных мыслей. Ведь они двое были все еще живы, а ураганный ветер и не думал стихать. Ему казалось, что ноги его находятся где-то за миллиарды километров от него, настолько их чувствительность была притуплена адской стужей и мучительной борьбой с болотом, но он не посмел даже помыслить об отдыхе — снегопад был такой, что, остановись он на месте хотя бы на пару минут, его неминуемо с головой накроет белым покровом. Они во что бы то ни стало должны были продолжать движение.
Без особых церемоний Жюль дернул Ли за шиворот и поставил его на ноги. Тот начал ныть, что слишком устал и не может идти дальше, но Жюль даже не стал слушать его. Он уже потерял одного своего человека, хотя и не мог физически ему помочь, но второго он должен спасти. Он грубо дернул Ли за руку и тому не оставалось ничего другого, как, спотыкаясь, брести вслед за своим командиром.
А метель все бушевала вокруг, завывая, как стая голодных волков. Жюль брел, не отрывая глаз от дороги — во-первых, чтобы снег не залеплял лицо, а во-вторых, чтобы не оступиться и вновь не оказаться в болоте. У него не было ни малейшего понятия, в каком направлении они сейчас шли, но это его не особенно беспокоило. Своей главной задачей на данный момент он считал движение, чтобы обеспечить циркуляцию крови по всему телу и таким образом избежать переохлаждения — насколько это было возможно в такой жуткий мороз. Он не знал, как долго могут продолжаться подобные ураганные метели на Гастонии, но был уверен, что когда-нибудь это должно закончиться. Если они с Ли смогут сопротивляться непогоде до окончания бури, то затем, когда немного потеплеет, можно будет хоть как-то сориентироваться на местности и отыскать путь для возвращения в деревню.
В такой холод Жюль запросто мог отморозить себе пальцы на ногах и хотя пока еще он чувствовал ступни, это было скорее ощущением, что у него что-то есть ниже щиколоток. Мышцы его ног были привычны к тройной силе тяжести, но даже они начинали сдавать от длительного нечеловеческого напряжения. Брюки его были покрыты толстым слоем грязи и льда, влажная ткань облепила бедра. Невероятным усилием воли он заставлял себя двигаться вперед, поочередно переставляя ноги в этом бесконечном и адски мучительном походе.
Так, минута за минутой, час за часом они брели по этой ледяной пустыне. Буря продолжала неистовствовать, мороз колол словно иголками. Каждая снежинка, попадая на кожу, вызывала ощущение, словно в это место ударило пушечное ядро. И хотя меховая одежда давала им хоть какую-то защиту от стужи, у людей появилось желание скинуть ее и остаться голыми, настолько она была тяжелой и сковывала движения. Ли, который был уроженцем планеты с нормальной силой тяжести, испытывал неизмеримо большее физическое напряжение, стараясь не отстать от Жюля. Несколько раз он падал без сил и более выносливый житель ДеПлейна вынужден был поднимать его и ставить на ноги. И несмотря на причитания Ли, несмотря на его протесты, не обращая внимания на его неоднократные призывы остановиться и хоть немного отдохнуть, Жюль продолжал движение вперед, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы победить собственную усталость.
В конце концов Ли беспомощно рухнул на снег позади Жюля и уже никакая тряска, никакие пощечины не могли привести его в чувство. Какое-то время Жюль стоял над телом товарища, сжимая кулаки от безысходности, охватившей его. В памяти пронеслась картина, когда Филипп погружался в болотную трясину в последний раз, а он, Жюль, беспомощно наблюдал за этим, не имея возможности что-либо сделать для его спасения. Нет, решил он, с Ли этого не будет.
С трудом склонившись над ним — мешала тяжелая меховая шуба, — Жюль поднял его и закинул себе на плечо словно мешок. Их общий вес даже теперь был меньше, чем вес одного только Жюля на его родной планете, но в теперешнем положении это оказалось дополнительной нагрузкой на мышцы агента СИБ, которые и так действовали на пределе возможного. Местами снега навалило столько, что Жюль проваливался по пояс и это тоже создавало дополнительные помехи для движения, но он проходил и там, оставляя после себя глубокие борозды.
Метель прекратилась так же внезапно, как и началась. Но настолько сильно от переутомления были притуплены все чувства у Жюля, что он продолжал движение еще пару минут, прежде чем понял, что ураган стих. Снегопад прекратился, ветра не было, а вокруг стояла такая тишина, что у Жюля даже зазвенело в ушах — словно это было эхо недавнего кошмара. Небо у него над головой все еще было затянуто облаками, но на западе, почти у линии горизонта, появились уже просветы, через которые начинали пробиваться багровые лучи заходящего солнца, от которых окружающий мрак стал потихоньку рассеиваться. Воздух был морозным и чистым, а главное, таким прозрачным, что можно было рассмотреть местность на многие километры вокруг. Жюль на время положил свою ношу на снег, а сам просто стоял без движений, радуясь чистому, свежему воздуху.
После того как первая волна эйфории прошла, Жюль вернулся к более обыденным проблемам. Он и Ли оказались полностью отрезанными от основной части охотничьей экспедиции, у них не было ни припасов, ни подходящих транспортных средств, чтобы вернуться назад, в деревню. Кроме того, вполне возможно, что эта буря еще вовсе не закончилась — это затишье могло носить временный характер, через некоторое время ураган мог начаться вновь, причем с большей силой. Наконец, вот-вот должна была наступить ночь. Поэтому Жюль счел за благо как можно скорее приступить к подготовке ночлега.
Он огляделся вокруг себя, чтобы как-то сориентироваться и тогда увидел его. Вдалеке, на самой вершине холма, возвышаясь над белой равниной, стоял огромный дом, сейчас его стены отражали лучи клонящегося к закату солнца. Собственно говоря, он ничем особенным не выделялся — дом как дом, — но на Гастонии, где Жюль не видел ничего, кроме примитивных сборных домов да грубо сколоченных деревянных лачуг, этот дом можно было принять за особняк в изысканном стиле. Здание было выстроено из кирпича, камня и дерева. Оно стояло на самой вершине холма, величественно возвышаясь над долиной, где сейчас находился Жюль, вид у него был такой, словно он хотел заявить, что другого подобного великолепия за пределами военного гарнизона на Гастонии нет и не может быть.
По всем мыслимым законам в этом месте, вдали от деревни и Имперского гарнизона, ничего такого быть не могло. Несмотря на огромную физическую усталость, Жюль вдруг почувствовал, как по телу его пробежал некий импульс, придавая дополнительные силы. Он и Вонни прибыли на Гастонию, чтобы отыскать что-то, выходящее за рамки обыденных явлений и этот дом, выстроенный в столь диком, безлюдном месте, как нельзя лучше отвечал всем этим требованиям. Его, пожалуй, не мешало бы осмотреть повнимательнее. А легенда у него лучше не придумаешь — охотник, который заблудился во время жестокой бури, нуждающийся в помощи. И что самое ценное — легенда эта была чистой правдой.
Жюль вновь забросил на плечо Ли и направился к дому. Однако удивительная прозрачность воздуха после недавней бури сыграла с ним злую шутку — странный дом оказался намного дальше, чем показалось Жюлю вначале. Ему пришлось проделать труднейший путь, равный не менее двум километрам, прежде чем он по-чуветвовал, что действительно немного приблизился к цели своего похода. Не останавливаясь ни на миг, он продолжал движение и чем ближе подходил к этому зданию, тем более загадочным оно ему казалось. На фоне неясных теней, в уже наступивших сумерках резко выделялись ярко освещенные окна, а сам дом казался величественным замком из волшебной сказки.
У подошвы холма группой стояли несколько деревьев и вот из тени этих деревьев, прежде чем Жюль успел подумать о том, что не мешало бы занять более скрытную позицию, появился охранник. Это был высокий мужчина, а его одежда явно была сшита не на Гастонии... но самое главное заключалось в том, что в руках у него был бластер. Эту деталь Жюль отметил для себя особо.