Таких торговцев трудно не заметить. Они ездят на трехколесных велосипедах с прицепами, забитыми тем, что большинство пекинцев считают мусором: газетами, пластиковыми бутылками, кусками проволоки, коробками и старыми бытовыми приборами вроде телевизоров. Иногда они останавливаются у мусорных баков и копаются в них; но чаще они ездят по звонкам охранников из жилых домов, и те сообщают, если у какого-нибудь жильца высотки имеется большая картонная коробка из-под нового телевизора и несколько бутылок из-под пива на продажу.
В течение многих лет группа китайских ученых пыталась определить, столько мусора и утиля ежегодно появляется в Пекине, но их попытки провалились. Мусорный бизнес так масштабен и так слабо контролируется (в основном им занимаются приезжие, которые не платят налоги и предпочитают оставаться анонимными), что невозможно свести все данные воедино. Тем не менее можно выяснить, куда идет большинство отходов.
И тут на сцену выходит мой друг Джош Гольдштейн, профессор современной китайской истории в Университете Южной Калифорнии.
Десять лет назад, сидя в какой-то пекинской библиотеке и читая о пекинской опере, он стал замечать сборщиков вторсырья, шагающих мимо окна с самыми разными видами отходов. «Однажды я просто решил встать и пойти за ними, – сказал он мне. – И оказался на огромном утилизационном рынке. Я начал работать над этой темой». Попутно он проследил историю утилизации в Пекине и сумел обнаружить фабрику, отвечающую за переработку всех пластиковых стаканчиков, которые производит KFC[75] в городе.
Джош – умный, склонный к авантюрам и острый на язык. В середине июня 2010 года благодаря своим знакомствам он получил шанс увидеть то, что описывали как «место, куда идет пластик Пекина». Он немедленно согласился и вскоре позвонил мне. «Хочешь со мной? Не знаю, что мы увидим, но, думаю, попробовать стоит. У меня есть люди, которые могут взять нас с собой».
Место называется уезд Вэньань.
Я немедленно согласился.
Мы садимся в Пекине в утренний микроавтобус и выезжаем на юг по двухполосной дороге в объезд платных автострад. Через два часа нас высаживают на сельской заправке, втиснутой в пыльный перекресток. Едущие мимо грузовики оглушают, а их выхлопы душат; некоторые из них тянут пустые прицепы, некоторые везут строительный гипсокартон. Однако большинство нагружены отходами пластмасс: автомобильные бамперы, пластиковые упаковки и гигантские уродливые кипы смешанного пластика – от хозяйственных сумок до бутылок из-под моющих средств, от упаковок из-под кофе Folgers до обертки пищевых продуктов. Мало какие американские перерабатывающие компании примут обертки – по крайней мере, так было в 2010 году, – однако многие американцы все равно складывают их в мусорные контейнеры. Те утилизаторы, кто предпочел бы продать их, а не захоронить, предлагают их торговцам вторсырьем, у которых есть клиенты в Китае.
Тем не менее бытовые отходы удивительны: Джош упоминал, что уезд Вэньань импортирует пластик не только из Пекина, но и из-за границы, однако я не ожидал увидеть буквально мусор из дома моей мамы. Хотя тут сыграла роль моя «металлоломоцентричная» ограниченность. Если мои путешествия по мировой индустрии утилизации и научили меня чему-то, так это тому, что кто-нибудь в развивающемся мире обычно находит применение вещам, которые сами американцы не способны рентабельно утилизировать.
По данным Китайской ассоциации обработки пластика, в 2006 году в стране примерно 60 тысяч мелких семейных предприятий занимались обработкой пластика. Из них 20 тысяч находятся здесь, в уезде Вэньань. Другими словами, уезд Вэньань не просто сердце индустрии пластиковых отходов в Северном Китае; он и есть китайская индустрия пластиковых отходов. А поскольку Китай – крупнейший в мире импортер и обработчик отходов пластмасс в мире, думаю, вполне справедливо назвать Вэньань сердцем мировой торговли пластиковыми отходами.
Я смотрю на Джоша: долговязый, чернобородый, с рюкзаком – выглядит, словно приехал с помощью Lonely Planet[76]. Он много поездил по Китаю, знает язык и знает, чего хочет. И заправка, где мы стоим, – явно не предел его мечтаний. К счастью, появляется нужный автобус, и мы отправляемся дальше.
Вскоре однополосная дорога забивается пылью и мусором. Повсюду грузовики, заваленные кипами импортированного пластика размером с холодильник; по обеим сторонам дороги купаются в пыли одноэтажные мастерские. Я замечаю, что здания покрыты яркими цветными вывесками с двух– и трехбуквенными сокращениями для различных видов пластмасс, которые продаются, покупаются и обрабатываются в уезде. ПП. ПЭ. АБС. ПВХ. Полипропилен. Полиэтилен. Акрилонитрилбутадиенстирол[77]. Поливинилхлорид. Выглядит экзотичным, далеким и чем-то промышленным. Но нет: за этими буквами скрываются абсолютно бытовые пластмассы, из них сделан мой стаканчик для кофе, мой телефон или упаковка средства для стирки. Их мои друзья и семья выкидывают в свои мусорные баки.
Когда я выглядываю из окна, мне кажется, никто в Вэньане не облагораживает свои фасады. То там, то здесь валяются у входа кучи бамперов и задних фонарей – видимо, предприятию не хватило места на складах. Но у большинства прямо перед дверями сушатся груды влажного нарезанного пластика. Мы едем по шумной, оживленной и грязной главной улице. Время от времени ее перебегает какая-нибудь бродячая собака, где-то мешает проехать сломавшийся грузовик, часто встречаются черные пятна: позже мне расскажут, что ночью сжигают пластмассу, которую нельзя использовать повторно. Надо мной по ветру летают пластиковые пакеты. Но больше всего в Вэньане меня удивляет отсутствие зелени. Мертвая зона.
Пока мы едем, я вижу через открытую дверь голых до пояса мужчин, которые засовывают задние фонари автомобилей в станки, и те разрезают их на кусочки размером с ноготь. Через другие двери видно, как воздух колышется от горячих испарений. «Да уж… – вздыхает Джош, пялясь в окно. – Что за чертова дыра».
Сначала мы остановились в отеле: номера размером с парковку, кровати величиной с трактор, ковер под ногами глубиной с американский газон. Я не знаю Вэньаня, но моих сведений о Китае достаточно, чтобы понять: места такого рода посещают большие чиновники, когда хотят ускользнуть от своих жен на несколько часов. Кстати, это хорошее напоминание о том, что кто-то где-то делает деньги на окружающей грязи и мусоре. Под моим окном женщина добывает пластиковые мешки из бака в маленьком кирпичном дворике. За ней – ряд складов с красными крышами, затем – строящееся двадцатиэтажное здание, оно возвышается одинокой свечкой на именинном торте.
Так было не всегда.
Двадцать пять лет назад Вэньань являл собой деревенскую идиллию – сельскохозяйственный регион, известный своими речками, персиковыми деревьями и простым холмистым ландшафтом. Люди, знавшие его таким, сейчас вздыхают, когда вспоминают запахи земли, рыбалку и теплые летние ночи. Заведите беседу с местными жителями, и вы услышите сожаления о старых добрых днях. Вам следовало бы приехать во времена лягушек и сверчков, настолько громких, что их кваканье и треск заглушали разговоры. Посмотрели бы вы на Вэньань до появления бизнеса по переработке автомобильных бамперов, пластиковых мешков и контейнеров из-под отбеливателей, до того, как развитие переработки пластика стало приводить в негодность легкие юношей-рабочих всего в 20 лет! Совсем другим был Вэньань до прихода международных корпораций, которые начали вести в Вэньане бизнес и стали писать, что их товары «сделаны из переработанного пластика».
Но Китай начал развиваться, и появился оживленный и постоянно растущий спрос на пластик, идущий на новые здания, автомобили, холодильники и все прочие вещи, которые люди покупают. Сначала использовали первичные пластмассы, изготовленные из нефти. Но затем ситуация изменилась: купленные вещи стали выброшенными вещами, и вскоре в Китае хватало пластмассы, чтобы оправдать существование бизнеса по их утилизации – и тем самым конкурировать с производителями первичных пластмасс.
Всего 15 лет назад 90 % индустрии утилизации пластмассы в Вэньане занимались переработкой пластика, произведенного в Китае. Однако спрос на пластмассу рос и в Китае, и в других странах, и к 2000 году китайские торговцы пластиком искали дополнительные источники пластиковых отходов. Они нашли их за границей.
По сей день мало кто из американских, европейских или японских экспортеров пластиковых отходов имеет представление, где перерабатывается материал, отправленный ими за границу. Они продают отходы посредникам, а те в свою очередь перепродают их китайским импортерам, часто около портов, где отходы скупают мелкие торговцы, перевозящие пластик в Вэньань. Как только пластмасса появляется в Вэньане, ее снова продают. К тому времени, когда какую-нибудь связку американских пластиковых бутылок из-под моющих средств купит та семья, которая реально рассортирует и утилизирует их, практически невозможно проследить обратно весь путь выброшенных бутылок, мешков и оберток.
Это теневая торговля: в отличие от многомиллиардной торговли перерабатываемыми металлами, пластмассы продаются небольшими партиями. Действительно, вся торговля в Вэньане при площади уезда в 1 тыс. кв. км и 450 тыс. жителей (на 2004 год) остается практически неизвестной за пределами конкретного региона и индустрии. Местные власти – и, вероятно, природоохранные организации в Пекине – наверняка устраивает такое положение дел.
Но при всей неопределенности одно ясно абсолютно четко: иностранцам тут не рады, если они приезжают не по делам бизнеса. А мы с Джошем в Вэньане определенно не по делам бизнеса. И, если бы не удачное знакомство (чем меньше о нем говорить, тем лучше), нас бы тут не было.
Утром мы с Джошем встретились в одном из отдельных помещений гостиничного ресторана. К нам присоединился местный житель, он станет нашим водителем, и представитель утилизационной компании. Джош ведет бессодержательный разговор, ни разу не упомянув о моем роде занятий. Узнай об этом местные, вряд ли нам удалось бы остаться.