По данным Вилли Кейда, американского специалиста по восстановлению электроники и консультанта Экологической программы ООН, 25 % жестких дисков, идущих на утилизацию и ремонт в США, работали менее 500 часов. По сути, они новые и способны проработать еще сотни часов. Но кто в Соединенных Штатах станет заниматься их повторным использованием? Практически никто, и это одна из причин, почему жесткие диски и прочие электронные отходы из развитых стран уходят в развивающиеся. Как минимум с середины 1980-х годов в Китае уже существовал процветающий бизнес по переделке и восстановлению бывшей в употреблении электроники из развитых стран и из самого Китая. Никто не знает его масштабов и прибыли, но в одном я не сомневаюсь: в Китае нет ни одного города, городка или поселка без рынка старой электроники. В крупных городах имеются целые торговые комплексы (типа того, что на севере Шанхая), где занимаются повторным использованием (а не утилизацией) электронных устройств.
Существуют и другие причины, по которым китайские компании покупают то, что называется электронными отходами (термин стал распространяться с начала 2000-х годов) или попросту подержанным «железом». Именно в Китае расположены крупнейшие и известнейшие производители электроники, а им для создания новых товаров требуются золото, медь и другие благородные и ценные металлы. Один способ получить их – добыть в рудниках; другой – купить металл, взятый из старых товаров, похожих на те, которые вы планируете изготавливать.
Потенциально имеется множество пригодных к переработке вещей. В 2010 году Китай стал крупнейшим на планете потребителем компьютеров и других электронных гаджетов, а, по оценкам китайских специалистов в области бытовой техники, жители страны ежегодно выбрасывают 160 млн электронных бытовых приборов (компьютеры, телефоны, кондиционеры для воздуха, стиральные и сушильные машины посчитали вместе). Количество поражает – особенно если сравнить с достаточно скромными 500 млн компьютеров, выкинутых американцами за период между 1997 и 2008 годами, по данным Национального совета по технике безопасности США. Между тем в 2006 году Геологическая служба США посчитала, что американцы выбрасывают 130 млн сотовых телефонов в год – и каждая тонна телефонов содержит десять унций золота[89]. Величина может показаться небольшой, но золота тут гораздо больше, чем в тонне даже самой богатой золотоносной руды. Поэтому теоретически переработка сотовых телефонов и прочих электронных устройств выглядит более дешевым и более щадящим для природы способом получения золота.
Однако на практике все не столь однозначно. Возьмем, к примеру, материнскую плату, которую можно найти в лэптопе, в настольном компьютере, планшете или смартфоне. На «экологически безопасных» американских предприятиях, занимающихся электронными отходами, материнскую плату пропустят через шредер, не особо сильно отличающийся от автомобильного, где измельчат чипы-микросхемы и все прочее, не поддающееся повторному использованию или чистке в домашних условиях. Затем золотосодержащие фрагменты лома вместе с целыми материнскими платами отправят на многомиллионные высокотехнологичные очистные предприятия в Европе или Японии (открытие первого в США завода для электронных отходов запланировано на осень 2013 года), чтобы там извлечь металл химическими способами или другими методами, не требующими ручного труда. Подобный метод утилизации довольно хорош, но крайне, крайне дорог – и так в Соединенных Штатах не делают. А главное: способ не является совершенным. Многие редкие и ценные материалы в старых смартфонах, планшетах или ноутбуках нельзя извлечь полностью – например, некоторые благородные металлы и метко названные редкоземельными элементы[90], содержащиеся в сенсорных экранах, виброзвонках и других важных элементах современных технологий. И весь неизвлеченный материал заканчивает свою жизнь в печи или под землей.
Существуют и другие способы решения тех же самых задач.
В развивающихся странах печатные платы часто измельчают, но, прежде чем отправить их под лезвия, с них – обычно вручную – удаляют чипы, содержащие драгоценные металлы. Платы нагревают над горячей плитой, чтобы расплавить свинцовый припой, удерживающий микросхемы на плате. Рабочие обычно защищены только маской и очками. Но даже если бы они носили костюмы полной биологической защиты, пары от процесса распространяются далеко (по состоянию на начало 2013 года многие китайские фабрики начали удалять чипы механическими средствами – в частности, стремясь защитить работников и окружающую среду). Золото, остающееся на печатных платах, убирается с помощью сильных кислот, тоже часто без использования защитного снаряжения. Отработанные кислоты часто сливают в реки и другие водоемы.
Вред от примитивной утилизации электроники в развивающихся странах вполне можно измерить. Исследование 2010 года, проведенное в Гуйюе, крупнейшей и самой известной зоне переработки электронных отходов в Китае, обнаружило, что среди деревенских детей в возрасте до шести лет 81,8 % страдают от отравления свинцом. Вероятный виновник – свинцовая пыль, остающаяся после разрушения печатных плат и расплава свинцового припоя. По исследованию 2011 года, проведенному в Гуйюе, 25 % новорожденных отличались повышенным содержанием кадмия – ядовитого вещества, способного вызвать повреждение почек, снижение плотности костей и другие негативные эффекты. Как правило, родители этих детей работали в индустрии утилизации электронных отходов. Другие исследования продемонстрировали высокий уровень загрязнения почвы и воды, особенно в тех районах Гуйюя, где переработка отходов шла интенсивнее всего. Впрочем, изучать проблемы новорожденных необязательно, катастрофичность ситуации и без того очевидна: каждый день государство развозит питьевую воду по самым загрязненным районам Гуйюя.
Гуйюй не уникален. Такие же места существуют в Индии, Пакистане, Румынии, Албании, Таиланде, Вьетнаме и других развивающихся странах. Однако Гуйюй вследствие своей близости к китайским фабрикам, нуждающимся в сырье, – вероятно, самое масштабное из них (трудно делать оценки в той сфере, где деятельность часто скрыта). Тем временем мелкие мастерские плодятся везде, где люди хотят получать золото, – в том числе и в Соединенных Штатах. Ролики на YouTube, созданные в США, дают точные инструкции, как получать золото из электронных отходов с помощью простейших средств, известных многим развивающимся странам, и у этих роликов сотни тысяч просмотров. Увы, невозможно узнать, сколько таких фабрик по утилизации электронных отходов существует в США (встречающиеся время от времени сообщения о несчастных случаях позволяют предположить, что немало), но вне зависимости от их числа они являются важным напоминанием: так называемые примитивные методы утилизации используются вовсе не только бедняками в развивающихся странах. Кто-нибудь в вашем районе тоже может ими пользоваться.
Вот почему я оказался на рынке электроники. Я не хочу, чтобы мои телефоны, еще вполне рабочие, утилизировали методами, отравляющими младенцев, и не хочу везти их обратно в США только для того, чтобы их измельчили и отправили на фабрику в Европу (или в гараж в моем районе). Короче говоря, я не хочу пускать их в переработку. Мне приятно проявить экологическую ответственность и продать старые телефоны для повторного использования (но не использовать их самому). Пусть моими старыми устройствами воспользуется кто-нибудь из сотен миллионов китайцев, зарабатывающих меньше $5 тыс. в год.
Сокращение потребления, повторное использование, переработка. Как и большинству американцев, мне не нравится первое понятие, поэтому я стараюсь обращаться ко второму. Оно лучше, чем третье, особенно когда речь идет об электронике.
Я подхожу к другому прилавку, где два молодых человека с безумными прическами совместно трудятся над раскрытым ноутбуком, проверяя соединения с помощью вольт-метра. Один держит в руке дисковод для компакт-дисков и, похоже, собирается запихнуть его внутрь ноутбука. Парень выглядит не очень занятым, поэтому я останавливаюсь и предлагаю ему пакет, заполненный телефонами. Он смотрит вверх, потом, прищурившись, на пакет и отрицательно качает головой.
Ладно.
Я перехожу к следующему прилавку, где молодая женщина лет 25 с жестким лицом бросает быстрый взгляд на мой пакет и качает головой. Я медлю и, похоже, догадываюсь о причине: на ее витрине куча телефонов, но они выглядят не такими старыми. «Три джи, – кивает она. – Три джи»[91].
Конечно же, у моих телефонов нет возможностей 3G. Это просто старые добрые примитивные телефоны. Если «понаехавший» строитель хочет серфить в интернете через телефон, то мои ему не подойдут. Но если он просто хочет позвонить на выходных матери, то мой пакет – то, что надо. Однако, похоже, все люди на этом рынке – даже студенты и мигранты – хотят 3G. У всех телефонов в витринах есть интернет. Старые телефоны вроде моих так же актуальны и конкурентоспособны, как видеомагнитофоны на Манхэттене.
Я выхожу за дверь и бреду по улице мимо нескольких магазинов, торгующих бывшими в употреблении компьютерами и другими отремонтированными товарами, пока не натыкаюсь на две картонные коробки, набитые треснувшими корпусами от компьютеров. Через несколько шагов я обнаруживаю еще одну коробку, наполненную старыми материнскими платами. Я подумываю бросить мои телефоны сюда и закончить явно бессмысленный поход.
Затем я передумываю. Коробки почти наверняка предназначены для Гуйюя и его токсичных фабрик. Скорее всего, владелец коробки только обрадуется, если я бесплатно пополню его товар своими телефонами.
А затем меня осеняет идея: я же журналист, пишущий об отходах! Почему тогда мои телефоны будет утилизировать какой-то случайный торговец печатными платами? Почему бы мне не поехать в Гуйюй и не продать их самому? Идея, конечно, совершенно несуразная – белые люди не показываются в Гуйюе просто ради прод