Почему Huron Valley, а не кто-то другой?
Ответ в значительной степени скрыт за стенами больших, но ничем не примечательных, облицованных сталью зданий, в которых сокрыты одни из самых современных технологий. Чтоб не соврать, единственного конкурента я видел в Шанхае: сотни человеческих рук в сочетании с тренированными глазами.
Джек торопится назад с планшетом-держателем, перелистывая прикрепленные к нему листки бумаги. «Тридцать пять процентов», – триумфально заявляет он и показывает нам напечатанное число. Компания, которая продала этот SNF компании Huron Valley, – постоянный клиент, и ее шредеры (как и большинство шредеров) производят довольно стабильный SNF.
– Не похоже на тридцать пять процентов, – говорю я Джеку и Дэвиду.
– Не волнуйся, – отвечает Джек с уверенной улыбкой продавца. – Столько. Мы проверяем.
А проверяют они на совесть: извлекают, взвешивают, платят, а потом продают по всему миру.
Я следую за Дэвидом и Джеком по лестнице рядом с конвейером, поднимающим SNF в одно из неприметных зданий, где материал сортируют. Наверху я надеваю на объектив крышку. Я увижу коммерческие тайны, и хотя некоторым из методов и технологий почти век и в мировой индустрии обработки отходов они хорошо известны (по крайней мере, в принципе), однако, как именно они сочетаются и работают совместно – секрет. Делать фотографии – все равно что предоставлять чертежи конкурентам, неспособным обеспечить точность компании Huron Valley.
Глаза не сразу приспосабливаются к тусклому свету, а когда я начинаю различать обстановку, создается впечатление, будто меня привели на ужасный речной сплав. По желобам несется вода – вверх и вниз, по всему колоссальному замкнутому пространству, наполненному мостками-переходами и устройствами, которые сотрясают и помосты, и воздух.
Но больше всего при взгляде вокруг поражает пустота. Здесь никого нет. Вдалеке я вижу молодого человека в каске, идущего по мостику, – и все. Это не компания Sigma с ее армией женщин. Создается ощущение вневременности: кажется, что желоба и мчащаяся в них вода были созданы природой, а не инженерами.
Однако цель здания – не создавать благоговейный трепет, а отделять измельченный металл от измельченной пены, пластика и прочих неметаллических частей дробленого автомобиля. Физика процесса обманчиво проста. Вспомните обыкновенное яйцо. Если положить его в миску с пресной водой, оно утонет. Но если добавить в воду достаточное количество соли, плотность воды превзойдет плотность яйца, и оно всплывет. В середине 1960-х Рон Далтон, инженер, который начал работать на Леонарда Фрица в 1957 году, задумался: что нужно добавить в воду, если требуется заставить плавать различные металлы. Идея пришла к нему при чтении книги, описывавшей применение плавучести для разделения минералов в горнодобывающей промышленности. Шахтеры использовали «тяжелые среды» – промышленный эквивалент поваренной соли – стремясь повысить плотность воды и отделить пустую породу из дробленых минералов. Казалось логичным применять тот же метод и для металлолома.
Сегодня Далтон первым признает: все оказалось далеко не так просто, как он изначально предполагал. Для начала, чтобы заставить всплыть алюминий из кучи SNF, требуется более дорогое вещество, нежели поваренная соль. Тем не менее в 1969 году, через несколько лет ковыряний, заработала первая установка компании Huron Valley (приобретенная на старом железном руднике в северной Миннесоте). Требовалось убрать всплывший мусор, затем заставить всплыть легкий металл (то есть алюминий) и отделить его от более тяжелых – меди, латуни и цинка.
Мы идем по мосткам параллельно одному из желобов с водой, в котором среда обеспечивает отделение неметаллов от металлов. Поверхность бурлит, куски резины и грязи всплывают, а внизу, я уверен, катятся различные металлы. В конце концов, в какой-то момент этого процесса – фирменная технология компании – металл течет в одном направлении, а плавающий мусор – в другом. Поток металла уже почти чист, с редкими кусочками пластика, резины и стекла, он мчится по конвейерам и заканчивается в лотках и контейнерах.
В конце конвейеров происходит нечто любопытное. Металлические фрагменты не падают просто так; кажется, они выпрыгивают в воздух и в итоге оказываются в тех лотках и контейнерах, куда просто не попали бы, если бы двигались, используя исключительно инерцию от движения по конвейеру. Между тем оставшийся мусор – резина и пластик – спокойно падает вниз.
Система, осуществляющая разделение, использует вихревые токи. Томас Эдисон разработал и запатентовал первое такое устройство в 1880-е годы и почти наверняка не предвидел его использование для измельченных автомобилей. Тем не менее он бы сразу понял, что происходит. Вращающийся ротор, который приводит конвейер в движение, оборудован магнитами. Когда магниты вращаются, они создают магнитное поле вокруг приближающихся к ротору фрагментов из немагнитного металла (например, алюминия и меди). Когда фрагменты достигают ротора, поле отталкивает их так же, как два магнита отталкиваются друг от друга, когда их пытаются свести одноименными полюсами. Практический результат таков: куски металла выкидываются из остающейся смеси двигающегося по конвейерам мусора.
Джек ведет нас с Дэвидом вниз по лестнице на влажный пол завода, где указывает на бункер, наполненный конечным продуктом: масса проводов, дробленой меди, фрагментов красного, серого и серебристого металла, крохотных кусочков шестеренок, кронштейнов и других деталей, в которой нет ни резины, ни пластика. Этот контейнер взвешивается, полученное число сообщается клиенту, приславшему материал, и клиент получает соответствующие деньги. Теперь контейнер принадлежит компании Huron Valley, и уже она выясняет, как нужно утилизировать смешанные металлы.
Один метод элементарен: просто отправить в Азию, и пусть кто-нибудь вручную разделяет их на чистые металлы, которые можно отправлять в печь.
«Китайцы купили бы это вмиг, – говорит мне Джек. – Им такое нравится». Он прав: за последние 15 лет китайские компании вроде Sigma ежегодно импортировали миллионы килограммов подобных смешанных металлов, вручную сортировали их с помощью дешевой рабочей силы и продавали очищенный металл производителям в Китае и по всей Азии.
Но экспорт – не всегда самое выгодное дело, особенно если у вас есть технология, способная конкурировать с ручными сортировщиками. В конце концов, в Детройте и по всей Северной Америке производители хотели бы получить в свои руки высококачественный алюминиевый лом для изготовления самых разных товаров – от деталей автомобилей до проволоки. Если у американской утилизационной компании есть возможности отделить алюминий от других металлов – а у Huron Valley они есть – эта компания обладает готовой прибыльной клиентской базой в Северной Америке. Huron Valley не обязательно будущее утилизации: они десятилетиями используют одну технологию сортировки; однако они предлагают определенную модель (хотя и запатентованную, и капиталоемкую) для тех, кто хотел бы найти альтернативу большому количеству рабочей силы.
Мы втроем следуем за погрузчиком, наполненным смесью металлов, к установке с тяжелыми средами, где алюминий отделяется от других металлов. Здесь теснее и темнее; тесноту и легкое ощущение клаустрофобии в помещении обеспечивают многочисленные желоба, лестницы и устройства вихревых токов. По ушам бьет стук и лязг ударов металла о металл; в костях отдается низкое гудение машин, создающих вихревые токи. Это тоже флотационная установка, но тут всплывает не мусор над металлом, а легкий алюминий над более тяжелыми металлами (включая медь, латунь, цинк и нержавеющую сталь). Когда мы останавливаемся на мостках, я вижу серые фрагменты алюминия, буквально плывущие в пенной воде, а внизу остаются тяжелые металлы, или – как их называют в компании Huron Valley – «тяжести».
Но это только начало сложного процесса. Я смотрю вверх: конвейер быстро поднимается, неся на поверхности мокрые фрагменты металла; смотрю направо – там еще больше конвейеров, еще больше водных каналов, движение по которым похоже на оживленную развязку в Лос-Анджелесе. За ними находятся кожухи размером с автомобиль, скрывающие системы создания вихревых токов, они не только отделяют мусор от металла, но и благодаря тщательной настройке играют важную роль в разделении разных металлов. Используемый принцип понятен: магнитное поле выбрасывает разные виды и размеры металлов на разные расстояния. Вот условный (хотя и несколько вычурный) пример: если вы разместите контейнеры на правильных расстояниях от источника токов, то вы сможете собирать, скажем, фрагменты алюминия размером меньше 20 мм и кусочки нержавеющей стали размером больше 40 мм.
Но на самом деле вихревые токи далеко не самое интересное в здешнем оборудовании.
Дэвид подводит меня к металлическому контейнеру метровой высоты, расположенному точно под камерой размером с ванную комнату, которую он именует «башней для монет». С этой башни в контейнер с большой скоростью летят круглые предметы: интервалы между падениями нерегулярны и меньше секунды. Я подхожу поближе, но Джек трогает мое плечо и просит быть поосторожнее: «Вы же не хотите получить в глаз».
Я осторожно наклоняюсь: в контейнере на четверть высоты насыпаны американские квотеры, даймы, никели и центы[106]. Рядом с наполняющимся контейнером стоит еще один, уже полный монет, выпавших из карманов американцев, занятых более важными делами, нежели беспокойство о мелочи. По словам Джека, средний американский автомобиль, пущенный на разделку, содержит $1,65 мелочи. Если он прав – а, исходя из увиденного мною, в это вполне можно поверить – то 14 млн автомобилей, утилизируемых в Соединенных Штатах в удачный год (удачный как минимум для перерабатывающих предприятий), содержат в себе $20 млн наличными, которые ожидают возврата в обращение. По понятным причинам Huron Valley не заинтересована в раскрытии точных цифр – сколько денег они получают из американских автомобилей (компания заключила соглашение с Минфином США: она возвращает деньги за определенный процент номинальной стоимости). Однако, как отмечает Дэвид, система возврата монет «себя окупила».