Мне приходит в голову, что Huron Valley занялась самым блестящим бизнесом: ее продуктом являются сами деньги! То есть вместо изготовления товара, который нужно продавать за деньги, Huron Valley просто получает деньги!
Я поднимаюсь к башне для монет, желая разобраться, каким же способом осуществляется такое прибыльное занятие, и буквально смеюсь от восторга – однако компания предпочитает и этот процесс отнести к тем вещам, которые не стоит описывать. Достаточно сказать, что они располагают возможностью идентифицировать объекты, на покрытом мусором конвейере похожие на монеты, а затем выстреливать их с конвейера с помощью точно направленных воздушных импульсов. За все годы, посвященные мной металлолому, не видел ничего, на что было бы настолько же приятно смотреть.
Тем не менее, несмотря на невероятную точность и очевидную прибыльность, выделение из мусора монет – побочный бизнес по сравнению с главной целью установки, использующей тяжелые среды: отделить алюминий от тяжелых металлов. Джек и Дэвид выводят меня из влажного помещения в открытое пространство между складами, где у одной стены внушительный серый сугроб из металлических фрагментов возвышается, наверное, метра на три. Отдельные фрагменты имеют размер с навесной замок, а их расплющенные формы разнообразны так же, как снежинки в метели.
– Это Твитч, – говорит мне Джек.
Твитч.
По спецификациям ISRI кодовым словом Twitch обозначают измельченный алюминий, который отделили на флотационной установке типа той, что применяет Huron Valley. В нем должно быть 95 % алюминия (и алюминиевых сплавов), и, когда я пинаю его, это выглядит похоже на правду. Однако, по словам Дэвида, Твитч компании Huron Valley на самом деле приближается к невероятным 99 % алюминия. Разница между 95 и 99 % может показаться незначительной, но в индустрии металлов она колоссальна. В итоге получается использовать алюминий компании Huron Valley в гораздо большем диапазоне, и – еще важнее – компания может устанавливать более высокую цену на свой продукт.
Ботинком со стальным носком я переворачиваю по полу несколько легких осколков. Скоро (возможно, даже сегодня) их погрузят на грузовик и отвезут на 30 км севернее – к печам компании в Ривер Руж, недалеко от места Отдела реинкарнации Генри Форда. Там их переплавят в новый алюминий, и его Huron Valley будет продавать компаниям по всей Северной Америке, включая автопроизводителей. В кратчайшие сроки (меньше чем за неделю) весь Твитч – собранный в Америке и переработанный в Америке – преобразуется в двигатели, трансмиссии, колеса и прочие необходимые детали американской автомобильной промышленности.
Однако это происходит не из благих побуждений. Американская автопромышленность покупает переработанный алюминий у компании Huron Valley просто потому, что он не хуже качеством, чем первичный алюминий, а ценой гораздо лучше. Однако нельзя отрицать экологических эффектов от прибыльной деятельности Huron Valley: для производства переработанного алюминия требуется всего около 8 % электроэнергии, необходимой для получения первичного алюминия, и для него не нужны бокситовые рудники (на килограмм первичного алюминия уходит примерно 5 кг бокситовой руды). Сэкономленное идет непосредственно в карманы тех, кому для производства нужен алюминий, и тех, кто занимается его переработкой.
Я смотрю направо, на открытую дверь погрузочного отсека и ожидающие кучи еще не обработанного SNF снаружи. Сорок лет назад их бы захоронили и забыли. Сегодня Huron Valley не просто извлекает металл из SNF, прибывшего на ее заводы со всей Северной Америки, но время от времени занимается добычей материала на свалках, где захоранивались SNF до появления флотационных и других технологий разделения материалов.
Несколько месяцев спустя. Конференция в Сингапуре по утилизации вторсырья. Я завтракаю с Фрэнком Коулмэном, вице-президентом Huron Valley, отвечающим за продажи цветных металлов. Фрэнку под 60, у него подтянутое тело 40-летнего. Он сын слесаря, начинал с ручной сортировки на одной из первых сортировочных линий в компании (в 1971 году) и поднялся до той должности, когда целыми днями разговаривает с покупателями лома по всему миру, которым интересны «тяжести» от компании Huron Valley.
На нем рубашка поло и брюки, и он мало отличается от сотен других торговцев металлоломом, наводнивших гостиницу. Для меня он просто дружелюбный, любящий пошутить (весьма язвительно) Фрэнк Коулмэн, который за последние несколько лет стал одним из моих любимых людей в индустрии переработки металлолома. Он опытен: через считаные недели его стаж работы в этой отрасли превысит 40 лет.
Уминая завтрак, Фрэнк рассказывает мне, что в утилизационном бизнесе ему по-настоящему нравятся две вещи: люди и эволюция отходов. По его словам, еще в начале 1970-х содержание металла в автомобиле было совершенно другим. Сегодня машина может на 75 % состоять из алюминия, а тогда на 65 % она состояла из весомых металлов, в том числе цинка. «Знаете, мы резали автомобили, наверное, производства конца пятидесятых, середины пятидесятых, до начала шестидесятых, – вспоминает он, уплетая яйца. – Если можете представить, эти штуки были реально тяжелыми. Большой тяжелый “додж”, куча хрома, зеркала были все цинковые. Все, что в автомобиле было хромированного, – оно было из цинка[107]. Даже ручки радиоприемника».
Пока американцы ездили на больших тяжелых сияющих машинах, содержавших прорву цинка, компания Huron Valley занимала ведущую позицию в списке утилизаторов этого металла в мире. Чтобы добыть цинк, требовалось нагревать тяжелые металлы, пока цинк не начнет плавиться. Тогда его получалось отделить от остальных не расплавившихся металлов. Среди потребителей такого вторичного цинка (в основном в виде порошка) были и автопроизводители: они использовали его в антикоррозионных составах для кузовов машин.
Однако такое практичное использование миллионов килограммов добытого компанией цинка – не самое примечательное. В 1982 году, когда правительство США решило заменить медные центы монетами, на 95 % состоящими из цинка, именно Huron Valley предоставила почти 2 млн килограммов этого металла. Вспомните мои слова, когда наткнетесь в кармане на цент 1982 года: возможно, вы держите переработанные остатки старинного хромированного автомобиля вашего дедушки.
В любом случае наличие такой массы цинка в автомобиле всех устраивало, пока в избытке имелось дешевое топливо. Однако нефтяные кризисы 1970-х годов заставили американцев задуматься об эффективности топлива и облегчении – и уменьшении – машин. Обычно путь автомобиля от сборочного конвейера до автосвалки занимает около десятилетия, и, соответственно, примерно в середине 1980-х, через десять лет после нефтяных кризисов, Huron Valley начала замечать значительные перемены в SNF, проходящем через ее установки. «Мы видели, как цинк заменяется, постепенно вытесняется алюминием, – рассказывает Фрэнк. – Теперь все ручки стеклоподъемников, если они у вас и есть, то пластиковые. Боковых воздухозаборников больше нет. Бортовые воздухозаборники остались в прошлом. Заглядывая в восьмидесятые, вы видите перемены, все меняется, лом эволюционировал. Алюминий и пластик заменили цинк».
Перемены сильно сказались на утилизационной отрасли в США, а особенно на Huron Valley, строившей значительную часть своего бизнеса на ненасытном цинковом аппетите Детройта, центра американского автопрома. Однако более существенными стали перемены в Азии, где начинала развиваться экономика: там искали источники металла для использования в инфраструктуре и недорогие товары для экспорта в США и Европу. Некоторые из стран (например, Китай) располагали возможностями открывать шахты и добывать металлы. Но зачем создавать рудник, если в США и Европе есть уйма металлолома, только и ждущего, когда его расплавят?
– Фрэнк? Фрэнк!
Мы оборачиваемся и видим Мелиссу Цай, основателя и генерального директора компании Green Finix, крупного тайваньского посредника, занимающегося продажей металлолома в Китай. У нее кожаный портфель и тяжелая сумка через плечо, она касается плеча Фрэнка с дружеской фамильярностью. Мелисса уже много лет ведет дела с Huron Valley; собственно, я уже встречался с ней несколько лет назад на каком-то случайном ужине в Лос-Анджелесе.
– Извините, Адам, – улыбается она. – Мне нужно задать Фрэнку один вопрос.
У Фрэнка на лице появляется добрая удивленная улыбка, будто он знает, что происходит.
– Мелисса, разве мы не обедаем вместе завтра?
– Да, – отвечает она с некоторым оживлением в интонации, глядя при этом на меня. – Но я хочу знать, будут ли у меня какие-нибудь тяжести. Мне нужны тяжелые металлы.
Фрэнк усмехается, и я откланиваюсь. Мы все равно все вместе ужинаем позже вечером, и мое сидение тут не принесет пользы их с Мелиссой переговорам о сделке по транспортировке всех этих измельченных американских автомобилей в Азию.
В 1986 году после серьезной и дорогостоящей исследовательской программы Huron Valley открыла завод, где умопомрачительная комбинация вихревых токов и устройств, распознающих образы, превращала контейнер со смешанными металлами в отдельные контейнеры чистой меди, латуни, нержавеющей стали и цинка. Это преобразило бизнес компании: между 1986 и 1995 годами объем металла, который компания восстанавливала из SNF, увеличился примерно вчетверо – до почти 50 млн килограммов в год. И все это без единого сортировщика, трудящегося вручную за каким-нибудь столом.
Бизнес по утилизации металлолома – крайне конкурентная отрасль, даже лучшие друзья будут хулить качество материала, произведенного на предприятии друг друга. Но никто – никто – никогда не заявлял, будто превзошел мастерство Huron Valley в деле сортировки тяжелых металлов.
Точнее говоря, никто другой не обладает способностями Huron Valley разделять металлы механическим способом. Ручная сортировка – дело другое. В 1970-е годы тайваньские утилизаторы лома научили своих низкооплачиваемых работников делать ручную сортировку, а в 1980-е некоторые из тех же самых тайваньцев экспортировали свои ноу-хау в Китай, предвидя огромную потребность в металле для строительства инфраструктуры и производства дешевых товаров для экспорта в Соединенные Штаты.