Однако прежде всего я призываю каждого задуматься о том, что значит переработка, и делать умный выбор в качестве потребителя – до покупки. С точки зрения морали утилизация – запутанная и неоднозначная деятельность. Но, как я говорил в предисловии, благодаря свалкам мир становится лучше, чище и интереснее. Я бы не хотел жить на планете, где их нет.
Жаркий августовский день. First America Metal в городе Джолиет (Иллинойс) выглядит так, как любой американский механический цех. Место располагается в конце тупика, окружено зеленой лужайкой, а над ней высоко в небе вьется американский флаг. Не так-то просто догадаться, что это одна из самых успешных в США баз металлолома, которой владеют и управляют американцы китайского происхождения. Мало кто знает, но предприниматели с глубокими личными связями с Китаем (и почти все – мужчины) спокойно скупают базы в США и работают на них. Мотивацию обнаружить несложно: они хотят исключить посредников – в данном случае американские базы, находящиеся между китайскими импортерами вторсырья и американцами, которые выкидывают металлолом и макулатуру в свои контейнеры для утилизации. Это непросто, но если удается, то выгода вырастает в разы.
База в Джолиете принадлежит моему старому другу Джеймсу Ли, натурализованному китайцу из Ханчжоу – тому самому человеку, который привел меня в компанию Sigma в 2002 году. Он устраивает мне экскурсию по своим складам. Ненадолго мы останавливаемся перед ящиком с дефектными кухонными комбайнами. Джеймс берет тот, что разломан на части, и показывает его двигатель размером с бейсбольный мяч. Лучший способ добраться до меди в нем – вручную, с помощью клещей и, возможно, молотка и отвертки. В Соединенных Штатах этого делать не станут, а значит – предсказуемо – ящик отправится на одну из баз Джеймса в Китае, где такую работу выполнят задешево.
Джеймс останавливается рядом с другой коробкой.
– Знаете, что это? – спрашивает он с широкой улыбкой.
Я вглядываюсь в содержимое: какая-то маслянистая смесь стружек серого металла, которые остаются, когда на фабрике придают металлической болванке округлую форму.
– Нет. Что это?
– Титан.
Титан – дорогой и чрезвычайно прочный легкий металл, применяемый в аэрокосмической отрасти, а также в клюшках для гольфа[116]. Несколько лет назад во время поездки на Тайвань я посетил крупнейшее предприятие острова по переработке титана. Визит получился незабываемым: мне показали листы титана, из которых были выштампованы головки паттеров[117] – словно печенья из листа теста. Однако титановый лом в First America Metal больше похож на маслянистое конфетти, и мне кажется, что найти покупателя на такое будет непросто. Однако Джеймс меня удивляет.
– Фейерверки, – говорит он. – Титан горит белым пламенем. Так что вы продаете его изготовителям фейерверков. Они делают из него белые фейерверки.
Я снова заглядываю в ящик.
– Фейерверки?
Может, эту стружку сняли с деталей реактивного двигателя, предназначенного для «Боинга». Но, каким бы ни был источник, сейчас она направляется на фабрику фейерверков в центральном Китае, где ее упакуют в заряды, предназначенные для раскрашивания неба в яркий белый цвет.
– Как вы находите покупателей для этих фейерверков?
– Знаю, где искать, – отвечает он. – А американские парни, занимающиеся металлоломом, не знают, где искать.
Он прав: американские парни, занимающиеся металлоломом, не имеют связей с производителями фейерверков в Центральном Китае – и это одна из причин, почему произведенные в США титановые стружки оказываются в итоге именно у Джеймса, а не у американца – владельца базы. В конце концов, успешная переработка, или, как в данном случае, повторное использование, – не только вопрос цены; очень важно водить правильные знакомства.
Джеймс ведет меня через дверь склада, и вскоре мы попадаем в неброские офисы, которые вполне могли бы принадлежать небольшой компании, занимающейся недвижимостью.
– Фасад компании американский, – поясняет Джеймс, пока мы идем по коридору, – но офис китайский.
Это действительно так. На приеме белый американец, но горстка офисов за ним занята китайцами, болтающими по-китайски. Мы проходим в конференц-зал, где Джеймс усаживает меня во главе длинного стола. Садится через несколько мест от меня, откидывается назад, прижимая к столу колено, и спрашивает меня о семье. Я скоро женюсь, и он, конечно же, будет приглашен.
– Как бизнес? – спрашиваю я.
– Неплохо, – говорит он. – Всегда есть проблемы, но неплохо.
По словам Джеймса, First America Metal отправляет ежегодно 1,5 млн килограммов металла, что делает ее одним из пяти крупнейших по объему экспортеров товаров (если не считать сельскохозяйственной продукции) на американском Среднем Западе. В Соединенных Штатах у Джеймса остается всего лишь 3–5 % металла, в основном он идет производителям автозапчастей. По его мнению, этот бизнес находится под угрозой. «Американские автопроизводители импортируют кучу вещей. Это убивает производство тут». Другими словами, рост более дешевого китайского производства запчастей может вытолкнуть и последний лом Джеймса в Азию – где лучше и спрос, и цены.
Мы говорим больше часа, а в конце я спрашиваю, не ощущает ли он недовольство со стороны своих работников, родившихся в США. В конце концов, он зарабатывает деньги на том, что в Америке никому не нужно. Он улыбается. «Я не знаю. Не знаю, о чем они думают».
Спрашиваю, не могу ли я побеседовать с кем-нибудь из них.
К моему удивлению, он соглашается: «Мне самому тоже любопытно. Подождите немного». Он выходит из комнаты и через несколько минут возвращается с менеджером Шейном Гилбертсоном – 30-летним видным мускулистым блондином. На нем грязная зеленая футболка и бейсболка козырьком назад.
– Как вы попали в этот бизнес?
Он окончил колледж и работал служащим в Barnes & Noble[118]. В 2000-х занимался собственным бизнесом – финансовые услуги по ипотекам. А затем пузырь на рынке жилья лопнул. «Вы же в курсе, как это произошло», – он вздыхает. В компании First America, по его словам, много парней, которые, как и он, «счастливы получить работу», особенно при спаде экономики.
Я спрашиваю, знал ли он о торговле металлоломом до того, как попал в нее. Шейн улыбается: он «бывший мальчишка с фермы» – факт, который говорит о нем все. «Вот пример», – рассказывает он. Однажды, когда он был еще подростком, они с дедом привезли старую телегу для сена к Джону Старьевщику. По словам Шейна, Джон, владелец фирмы, не выглядел состоятельным человеком. Юный Шейн отпустил какое-то саркастическое замечание по поводу Джона, но немало поживший дед поправил внука. «Он сказал мне: у этого парня больше денег, чем у всех, кого ты знаешь».
Времена меняются, и сегодня я вполне уверен: Джеймс Ли – это парень, у которого больше денег, чем у любого знакомого Шейна Гилбертсона. Но Шейна, похоже, все устраивает. Когда я спрашиваю его, как он относится к тому, что хороший американский металлолом уходит в Китай, он скрещивает руки на груди.
– Считаю это недостатком экономики Соединенных Штатов. Я вижу прорву перерабатываемых вещей, которые можно использовать в стране.
– Почему же не используем?
– Да у нас такой менталитет, что мы слишком хороши для каких-то отраслей. Мы вот тут сортируем, продаем, короче, не позволяем вещам сгинуть на свалках, а люди все равно смотрят на нас, как будто мы чем-то недостойным занимаемся.
К сожалению, у Шейна не так много времени на разговор. День идет к концу, и он нужен на складе. «Еще есть куча дел. Я все еще в какой-то степени тут новичок».
Хотя Шейн ушел, одна сказанная им фраза запала мне в душу: «Я вижу прорву перерабатываемых вещей, которые можно использовать в стране». Сначала я подумал, что он имел в виду следующее: лом можно не экспортировать, а перерабатывать в Соединенных Штатах. Но позднее понял: на самом деле Шейн подразумевал более глубокие вещи, он своими словами выразил мысль Джонсона о «стране больших отходов», которую тот пересекал на арендованных автомобилях. Так много отходов, так много перспектив, и все идет за границу.
Конец июля 2012 года. Я сижу в микроавтобусе с Белли Фэном, директором по зарубежной торговле компании Hunan Vary – расположенного в центральном Китае утилизатора металлолома и производителя оборудования для его обработки. Белли – серьезный мужчина в возрасте под 40 и выглядит в точности так, как предполагает его имя[119]: коротенький, круглый и довольный. Он также уверен: программы чистой утилизации Hunan Vary поддерживаются – и политически, и финансово – на самых высоких уровнях власти в Китае. Помимо других заметных достижений и проектов, Hunan Vary сейчас отвечает за разработку и производство некоторых технологий для обновляющегося Гуйюя.
Из окна я вижу медленную реку Мило, вьющуюся по раздольям северо-запада провинции Хунань, примерно в 1 тыс. километров от Шанхая. Вокруг расположенные террасами поля, рядом с ними деревушки, маленькие и покрупнее.
Наконец, мы поворачиваем налево и едем по еще строящейся дороге, асфальт на которой покрыт красной грязью провинции Хунань, пока не попадаем к подножиям холмов и расположенному справа участку в четыре гектара, принадлежащему компании Hunan Vary. Здесь господствуют два склада размером с торговый центр, к одному примыкает четырехэтажное офисное здание. Идет дождь, и грязная вода затекает в промоины и красно-коричневые следы от шин.
Мы выходим из минивэна, и я не могу отвести взгляд от тысяч и тысяч старых телевизоров, сложенных в пять и шесть ярусов; они видны через погрузочную дверь склада, который развернулся чуть ли не на гектар.
Вместе мы проходим через дверь и бродим по телевизионным ущельям. Некоторые телевизоры размером с коробку