От последствий взрыва едва не погибли и семеро рыбаков, жителей Маршалловых островов, над которыми после второй мировой войны была установлена опека США. Рыбаки эти находились на безмоторной парусной шхуне. Излучения от ядерного взрыва вывели из строя единственный компас на их суденышке. Проблуждав сто дней по волнам океана, как некогда блуждал Каду, рыбаки, пройдя свыше 1800 миль, достигли наконец островов Новые Гебриды.
Если мы сравним поведение этих миролюбивых людей и ненавистника войны Каду с поступками колонизаторов-атомщиков, то неизбежно придем к выводу, что дикарями являются как раз последние.
Плавание Каду с Каролинских островов на Маршалловы, как и путешествие современных нам рыбаков с Маршалловых на Новые Гебриды, было вынужденным, непреднамеренным.
Однако во время экспедиции Коцебу выяснилось, что Каду еще у себя на родине слышал о существовании островов Ратак и Ралик — об этом он сам рассказывал Шамиссо. Следовательно, кто-то из каролинцев побывал на Маршалловых островах и сумел возвратиться домой, пройдя 1500 миль в один конец. Кстати, каролинцы отчетливо представляли себе, что можно найти путь домой по безбрежному океану. Один из спутников Каду — старый вождь с острова Ян, разделивший с ним ужасы вынужденного странствования по волнам, — долго упрашивал русских взять и его на борт «Рюрика». Однако ему было в этом отказано из-за преклонного возраста. Тогда он обратился к мореплавателям с просьбой сообщить его соплеменникам о судьбе их вождя, чтобы они построили специальное судно и пришли за ним.
Шамиссо пришел к следующему выводу: «Плаватели с сих (Каролинских. — Авт.) островов, обретающие опять дорогу от Радака в свое отечество и предпринимающие с другой стороны путешествия к Филиппинским островам, откуда также возвращаются, доказывают нам через то самое, что мореплавание их объемлет пространство в 45 градусов долготы или около, что составляет самую большую ширину Атлантического океана». О плаваниях каролинцев на Филиппины, лежащие на расстоянии свыше 1000 миль от их родины, было, кстати, известно уже в XVII веке.
Каду, разумеется, не был ученым в нашем понимании этого слова. Он с явной неохотой отвечал на вопросы географического характера, но не потому, что хотел что-либо скрыть, — просто он привык к иной системе запоминания и передачи информации. «Песни, которые он (Каду. — Авт.) пел на разных языках и коим научился у народов, между коими плавал, были, так сказать, книгой, в которой он справлялся и искал доводов (доказательств. — Авт.) к своим повествованиям», — писал Шамиссо.
В одной из этих песен говорилось о посещении родины Каду кораблем белых людей, на котором находились, в частности, Самуил, Моремал и Луи. Сам Каду этих людей не видел, имя Моремал — явно неевропейского происхождения. Однако все, о чем говорилось в песне, нашло свое подтверждение, когда «Рюрик» прибыл на остров Гуам. Испанский губернатор острова — Луис де Торрес — был, по рассказу Шамиссо, человеком образованным. От него Шамиссо узнал ряд любопытных подробностей о каролинских мореплавателях.
В 1788 году каролинец Тамар Умар Луйто «на двух лодках снова обрел путь к острову Гуаму, о котором весть сохранилась с давних времен в одной песне». Вернувшись на родину, он через год снарядил уже целую флотилию из четырех судов и благополучно достиг Гуама. Однако на обратном пути все суда погибли. В 1804 году де Торрес воспользовался заходом на Гуам американского судна и сам отправился на атолл Ламотрек, откуда приходила каролинская флотилия. Прибытие американского судна с испанским чиновником на борту, естественно, произвело глубокое впечатление на островитян. Они сложили по этому поводу песню, в которой фигурировали Луи (де Торрес), Самуил (капитан бостонского судна Самуил Болл) и Моремал (суперкарго Томас Борман).
Каролинцы объяснили, что после 1789 года перестали ходить на Гуам, будучи уверены, что испанцы убили Луйто и его товарищей.
Получив соответствующие заверения от Луиса де Торреса, они согласились возобновить прежние связи. Характерно, что испанцы не располагали на Гуаме необходимыми плавучими средствами, а потому поддержание регулярного морского сообщения взяли на себя каролинцы. Ежегодно в апреле их флотилия отплывала на Гуам для менового торга и пять дней спустя прибывала на остров. В мае они возвращались на родину, чтобы достигнуть ее до наступления сезона неблагоприятных ветров.
Самое любопытное то, что каролинцы меняли готовые изделия («сооружаемые ими на своих островах суда, потребные для испанцев») на железо. «Те же самые каролинцы производят на собственных своих судах перевозку вещей, отправляемых на Тиниан и Сайпан, и поддерживают затруднительные без того сношения Марианских островов между собой».
Как видим, потомки конкистадоров, истребивших коренных жителей Марианских островов — опытных мореходов, были буквально вынуждены идти на поклон к ближайшим их родичам — каролинцам.
Результаты экспедиции Луйто не ограничились установлением регулярного сообщения между Каролинским архипелагом и Гуамом. Находясь на Гуаме, он сообщил сведения о многих островах (включая даже численность населения) испанскому губернатору— предшественнику де Торреса. На основании его слов губернатор составил карту, копия которой была передана прибывшему на Гуам испанскому адмиралу Эспиносе.
Каду продолжал помогать русским мореплавателям при исследовании Каролинских островов. В 1827–1828 годах этот архипелаг посетил шлюп «Сенявин» под командой Ф. П. Литке.
Карта Каролинского архипелага, в водах которого еще в XVI–XVII веках побывали испанские мореплаватели, была невероятно запутанной, мифические земли соседствовали на ней с реально существующими. За две кампании «Сенявина» было описано двадцать шесть групп или отдельных островов, из них двенадцать — открыты вновь.
Ф. П. Литке широко использовал сведения, полученные в свое время от Каду, а также информацию, которую охотно предоставляли ему островитяне: с каролинцами у участников экспедиции установились вполне дружественные отношения.
«Помянутые известия и определения (сделанные европейскими путешественниками. — Авт.) весьма облегчили нам дело, послужив, так сказать, опорными пунктами, к которым мы могли относить как мои работы, так особенно сведения, в разных местах от островитян получаемые, руководствуясь которыми могли мы располагать плавание так, чтобы оставить возможно меньше островов без определения», — писал Ф. П. Литке.
Подобно Коцебу и Куку, Литке отметил «рассудительное любопытство островитян». Последние «тщательно осматривали все части судна («Сенявина». — Авт.), измеряли его высоту, длину мачт и прочее».
Экспедиция Ф. П. Литке еще раз показала возможность мирного взаимовыгодного сотрудничества между европейцами и океанийцами, которой сознательно пренебрегли колонизаторы.
Вместе с тем наблюдения Ф. П. Литке снова подтвердили высокий уровень навигационного искусства жителей Микронезии.
«Плавания ведут естественно к наблюдению светил, которыми они вместо компаса руководствуются, — писал он. — Они имеют названия для всех главнейших звезд, для разных времен дневного течения солнца, для каждого дня лунного месяца. Горизонт разделяют они на двадцать восемь точек, различаемых по именам светил, которые близ этих точек восходят или заходят. Самый натуральный и верный способ для того, кому не случается значительно менять широты».
Помощник Кука
Карта Кука, составленная по карте Тупиа
Из книги «Charts and Views Drawn by Cook and his Officers and Reproduced from the Original Manuscripts», Cambridge, 1955
Западноевропейские путешественники редко так сближались с океанийцами, как О. Е. Коцебу и А. Шамиссо. Большинство из них и не стремилось к этому, и только наиболее дальновидные понимали, какие выгоды можно извлечь из сотрудничества с «викингами солнечного восхода», как поэтично назвал своих земляков Те Ранги Хироа. Такое сотрудничество восходит если не к XVI веку, когда европейцы впервые появились в водах Океании, то, во всяком случае, к началу XVII столетия.
21 декабря 1605 года из Кальяо (Перу) вышла в океан испанская флотилия под командованием Педро Фернандеса де Кироса. Испанский флотоводец был одержим идеей открыть Южный материк и даже уверил себя и многих современников и потомков в том, что это ему удалось (на самом деле он принял за сказочный материк, якобы занимающий четверть земной суши, небольшой остров Эспириту-Санто в архипелаге Новые Гебриды). Если бы Кирос захотел установить дружественный или хотя бы деловой контакт с островитянами, эта легенда скорее всего была бы тут же развеяна. Однако конкистадоры предпочли дружбе разбой, зверское истребление мирных людей.
Кирос достиг Эспириту-Санто 27 апреля 1606 года. Несколько ранее (9 апреля) экспедиция открыла остров Таумако из группы Дафф, к востоку от архипелага Санта-Крус. Здесь произошла встреча Кироса с вождем по имени Туман, которая вопреки обыкновению конкистадоров завершилась не кровопролитием, а установлением нормальных, мирных отношений. Возможно, это объяснялось мужеством Туман. Когда испанцы дали залп (правда, холостой) по толпе высыпавших на берег островитян, он один не тронулся с места. Хотя пришельцы не знали языка Туман, а вождь, естественно, не говорил по-испански, он не только назвал им более шестидесяти островов, расположенных в этом районе, но и указал, в каком направлении и сколько дней нужно идти до каждого острова.
Несмотря на гостеприимство Туман, испанцы, отправляясь в обратный путь, вероломно захватили четырех островитян. Один был доставлен в Мексику, где его окрестили и дали ему имя Педро. Педро подробно рассказал о многих островах, лежащих вблизи Таумако, о дальних путешествиях, которые предпринимали его родичи на легких судах.
В числе островов, известных и Тумаи и Педро, был Маниколо. Раньше считалось, что это — Ваникоро, один из островов в архипелаге Санта-Крус. Новозеландский ученый Парсонсон доказал, однако, что речь идет о другой, куда более далекой земле.