Таким образом, не только действительные подвиги Ганнона, но и преувеличенные представления о них играли положительную роль чуть ли не две тысячи лет спустя. Кстати, «искаженная версия Плиния» возникла, надо думать, под влиянием сообщения Геродота о финикийско-египетской экспедиции VI века до н. э.
Непреходящее значение имело также исследование финикиянами и карфагенянами (а равно и греками) побережья Северной Африки к западу от Египта.
В этой главе я коснусь только исследования ими той части Северной Африки, которая именуется сейчас Магрибом.
Читатели Гомера, конечно, помнят злоключения критянина Евмея, которого финикийский компаньон по торговым делам едва не увез на своем корабле в Ливию, чтобы там продать в рабство. Этот эпизод, как и брань Евмея по адресу мошенника-финикиянина, отражает борьбу за господство в средиземноморской торговле между приморскими городами современной Сирии и жителями острова Крит. По мнению советского исследователя И. Ш. Шифмана, текст гомеровского эпоса, сложившийся в IX–VIII веках до н. э., отражает и те особенности жизни Греции, которые были характерны для более раннего времени — периода крито-микенской культуры. Из этого он делает вывод о наличии весьма ранних торговых связей финикиян с Северной Африкой. В пользу его предположения говорит тот факт, что с Южной Испанией такие связи были установлены уже в XIII–XII веках до н. э.
Первую свою колонию в Африке финикияне — жители Тира основали на ближних подступах к Пиренейскому полуострову за Гибралтаром, то есть в современном Марокко. Город этот был расположен на правом берегу реки Лике (Лукос). Его существование доказано археологами, которые раскопали остатки финикийской городской стены из массивных блоков.
Вслед за этим финикийские торговые поселения появились и на Средиземноморском побережье Магриба. Так, молодыми тирийцами была основана Утика (по мнению И. Ш. Шифмана — в 1112 году до н. э.). За нею последовали Гиппон, Хадрумет и Лептис.
Сейчас мало кто вспоминает об этих поселениях, но и школьникам известен древний Карфаген. «Годом рождения» этой крупнейшей и важнейшей финикийской колонии считают теперь 825 год до н. э. В дальнейшем Карфаген стал центром сильного государства, граждане которого много сделали для исследования родного материка, и прежде всего территории современных Туниса и Алжира. Именно карфагеняне были учителями своих врагов и губителей — римлян-в области мореходства.
Финикияне обычно довольствовались созданием колоний на морском побережье и особенно в устьях рек. Они сравнительно редко проникали в глубь материка, хотя в нынешнем веке были обнаружены три караванные дороги, которые соединяли Лептис (на побережье Большого Сирта) с сахарскими оазисами Гадамес, Мурзук и Мизда.
Карфагеняне как создатели государства стремились закрепиться на обширной территории, населенной ливийскими племенами, и осваивали внутренние области Северо-Западной Африки. Вдали от моря, на территории Туниса, пунийские поселения существовали в пунктах Смират, Аль-Кениссия, Сиди-аль-Хани, Гурса, Загуан, Тебурсук, Беджа, Матер, Тебурба.
В глубине современного Алжира карфагеняне основали Цирту, ставшую впоследствии столицей нумидийских царей.
Разгром Карфагена римскими завоевателями сопровождался гибелью пунической культуры. Однако географические познания карфагенян были восприняты римлянами, распространившими свою власть на все владения побежденных.
В Атлантике финикияне открыли (до 800 года до н. э.) Канарские острова и Мадейру, которые по существующей географической классификации относятся к Африке. Описание благодатного климата и плодородия острова, открытого финикиянами «в середине океана, против Африки» (Диодор Сицилийский), живо напоминает Мадейру, являющуюся в настоящее время климатическим курортом мирового значения.
Что касается Канарских островов, то особый интерес представляет сообщение Плиния о красильне, устроенной там незадолго до нашей эры мавританским царем Юбой II, владения которого находились в Северо-Западной Африке. Этот царь был, кстати, ученым-географом. Труды его до нас не дошли, но о них с уважением отзывались выдающиеся географы древности Страбон и Помпоний Мела.
«Производство славившегося в древности тирского пурпура всегда было окружено тайной, по сей день нераскрытой, — пишет Р. Хенниг. — При помощи одной пурпурницы, известной и доступной другим средиземноморским народам, финикияне не смогли бы производить свои прекрасные в техническом отношении и славившиеся повсюду пурпурные ткани. Между тем на Канарских островах имелся лишайник, так называемый орсель, содержащий краситель весьма высокого качества и в очень большом количестве. Эту группу при Юбе и Плинии называли «Пурпурными островами».
Р. Хенниг пытается принизить значение финикийских открытий, утверждая, что важнейшие острова из Канарской группы и Мадейра открыты не финикиянами, а критянами.
«Казавшаяся некогда столь гордой слава финикиян все больше меркнет», — замечает он.
Для подобного вывода нет оснований. Ведь Р. Хенниг не отрицает, что в древности Канарские острова и Мадейра посещались и финикиянами, и карфагенянами, и автохтонами Северо-Западной Африки.
В открытии и заселении Мадейры и Канарских островов участвовали различные народы Азии и Африки, включая и финикиян. Если в этом славном деле приняли участие и европейцы (критяне), то тем лучше. От этого ничья слава не меркнет.
Вверх по Нилу
Корабли, на которых древние египтяне бороздили Средиземное и Красное моря, — прямые потомки нильских речных судов. Условия плавания по Нилу благоприятствуют парусникам, так как большую часть года в направлении верховий реки дует попутный ветер. Характерно, что и на морских кораблях египтян широкий парус на изогнутых реях ставился только при ветре в корму. Правда, большим препятствием для судоходства были нильские пороги, но для строителей пирамид перевозка деревянных судов по суше, в обход порогов, не представляла особых трудностей.
Столетие за столетием египтяне продвигались все дальше на юг, вступая в соприкосновение с народами негроидной расы. Уже в эпоху Древнего царства (III тысячелетие до н. э.) они достигли Первого порога — примерно в 550 километрах вверх по реке от дельты Нила. Имя фараона Усеркафа было выбито на скалах у Асуана, где ныне наследники древних египтян воздвигли с помощью советских друзей грандиозную плотину для орошения пустыни и производства электрической энергии. Его преемник Сахура организовал первую известную экспедицию в страну Пунт. Таким образом, египтяне одновременно продвигались вверх по Нилу и вдоль побережья Красного моря.
Усеркаф — основатель пятой династии. При следующей династии египтяне преодолевали Первый порог и направились дальше вверх по реке. Крупнейшим путешественником этой эпохи был Хуфхор — правитель нома (области) Первого порога, живший в середине III тысячелетия до н. э. Он четыре раза поднимался вверх по Нилу, причем каждый поход продолжался семь-восемь месяцев. О том, как далеко заходил Хуфхор в глубь Африки, можно судить по списку товаров, которые он привозил с собой. Среди них — черное дерево, Слоновая кость. Следовательно, номарх пересекал нынешнюю южную границу пустыни.
Особый интерес представляет письмо к нему фараона— ребенка Пиопи II, который вступил на престол в 2500 году. Письмо это приведено в автобиографической надписи Хуфхора в его гробнице. Пиопи II выражает радость по поводу того, что Хуфхор доставил ко двору фараона живого пигмея.
Откуда взялся пигмей? Несколько тысячелетий спустя — в 1870 году — немецкий путешественник Швейнфурт обнаружил на южной окраине нильских болот племена пигмеев (акка). Болота расположены между 8 и 10-м градусами северной широты.
Но даже если Хуфхор не добрался до болот, а купил пигмея где-то севернее, нет сомнений в том, что нильские болота были известны древним египтянам. Об этом можно заключить по надписи Рамсеса II Великого в Луксорском храме:
«Южные области земли негров, простирающиеся так далеко, как болота».
В истории древнего Египта периоды подъема чередовались с периодами упадка. Укрепление могущества древнеегипетского государства всякий раз сопровождалось дальнейшим продвижением на юг.
В период Среднего царства, который начался в конце III тысячелетия и закончился около 1600 года до н. э. владения фараонов достигли Второго нильского порога, где ныне проходит граница между Объединенной Арабской Республикой и Республикой Судан.
В эпоху расцвета Нового царства (XVI век до н. э.) южный рубеж Египта достиг Четвертого порога. Особенно много сделал для этого фараон Тутмос I (1538–1525). Он предпринял большой поход на юг, добрался до обширной излучины Нила, начинающейся у Донголы, и миновал Четвертый порог. Крайняя южная точка, достигнутая Тутмосом I, — это Кургус, где он выбил надпись. Кургус находится примерно в 500 километрах от нынешней столицы Судана — Хартума.
Власть Египта распространялась и на восток. В середине II тысячелетия египетские войска заняли Северную Нубию, где местные жители уже добывали золото в районах Уауат и Куш. Здесь они узнали, что в глубине Нубийской пустыни находится богатейшая страна золота — Акита.
О том, что эта страна была покорена фараонами, известно давно. На папирусе, появившемся около 1400 года до н. э., даже изображен рудничный поселок в Нубийской пустыне, населенный рабами и осужденными. Путь через безводную каменистую пустыню начинался у селения Кубаи на берегу Нила. Дальше до самой Акиты запастись водой было негде. Легко представить себе, сколько невольных землепроходцев погибло на этом пути! В 1282 году до н. э. фараон Рамсес II повелел вырыть в пустыне артезианский колодец с цистернами для воды. Приказание его было выполнено.
Ученым долго не удавалось найти никаких следов замечательного сооружения. Лишь в 1960 году загадка тысячелетий была успешно решена советскими археологами. Экспедиция под руководством Б. Б. Пиотровского нашла остатки стены, построенной при Рамсесе II, с прославляющей его надписью. Что же касается остатков колодца, то, как выяснилось, они существовали еще в прошлом веке. При подавлении восстания махдистов в Восточном Судане английские каратели сровняли их с землей.