Географическим исследованиям Александр придавал исключительное значение: чтобы завоевать мир — а это входило в честолюбивые замыслы македонца, — надо было сначала познать его. Программа исследований, уже намеченная полководцем, осталась неосуществленной из-за его ранней смерти. Но одна смелая экспедиция все же была им организована и увенчалась успехом. Речь идет о плавании греко-македонского флотоводца Неарха.
По требованию своих измученных воинов Александр прекратил завоевание Индии и повернул свою армию из Пенджаба назад. Македонские силы возвращались в Западную Азию несколькими маршрутами. Часть их под командованием Неарха прошла весь путь от устья Инда до устья Евфрата морем (325–324 гг. до н. э.).
Существует мнение, что Александру и его соратникам ничего не было известно об экспедиции Скилака, что Александру пришлось все начинать сызнова. Трудно, однако, представить себе, что Александр, а тем более сопровождавшие его выдающиеся ученые Греции не читали Геродота. С другой стороны, краткое известие «отца исторической науки», конечно, не могло удовлетворить великого полководца и государственного деятеля. Что удивительного в том, что он решился повторить экспедицию Скилака, желая получить подробные географические сведения, которых нет у Геродота?
К тому же Неарх, взявший на себя руководство грандиозным предприятием, лично соприкасался с судостроителями и мореплавателями стран Востока, и это сотрудничество во многом предопределило успех экспедиции.
Еще в прошлом веке было высказано мнение, что для строительства македонского флота были использованы кедры из Кашмира. Большая часть флота Неарха состояла из речных судов, захваченных завоевателями. Кроме того, специально для экспедиции индийскими ремесленниками было построено тридцать кораблей. Сохранялась определенная преемственность между флотом разгромленной персидской державы и греко-македонским: в экспедиции участвовала трирема под командованием перса Магаиоса, сына Фарнуха, который до этого служил во флоте побежденного Александром Дария III.
Еще большее значение имело участие опытного кормчего гедрозийца Гидрака (Гедрозия — современный Иранский Белуджистан). Он, как указывает историк походов Александра— Арриан, взялся доставить македонцев до самой Кармании (современный Лурестан — также в Иране).
Так родилась традиция сотрудничества европейских мореплавателей с азиатскими кормчими, которая доказала свою жизненность в последующие века.
Вслед за сообщением о Гидраке Арриан, пользовавшийся отчетом Неарха, пишет: «Все дальнейшее плавание было не очень трудным». Это замечание напоминает заметки португальских участников и историков экспедиции Васко да Гамы, которую из Восточной Африки в Индию привел арабский кормчий. Из дальнейшего текста Арриана отнюдь не следует, что после появления Гидрака плавание флота Неарха стало легким в навигационном отношении. Напротив, на пути мореплавателей возникали опаснейшие препятствия, и люди, никогда в этих местах не бывавшие, могли преодолевать их без ущерба для себя только с помощью опытного навигатора.
В начале плавания, когда с Неархом еще не было Гидрака, флот потерял в районе Кангалы два военных корабля и одно легкое судно: они разбились о подводные камни настолько близко от берега, что команды спаслись вплавь. После того как Гидрак стал кормчим македонского флота, корабли неоднократно оказывались в сложных условиях (сильный прибой, подводные камни у берега), однако македонцы больше не понесли потерь.
Из текста Арриана видно, что, отправляясь в плавание, Неарх знал об индоокеанских муссонах. В ожидании благоприятного ветра флот его провел целый месяц в гавани Александра на территории современного Пакистана. «Расписание» муссонов Неарх мог узнать только от индо-персидских мореплавателей.
Мусейон
Распад державы Александра Великого не ослабил торговые и культурные связи между завоеванными им странами. При Птолемеях — потомках полководца Александра, захватившего власть в Египте, — это древнее государство превратилось в важнейший центр международной торговли и культурного обмена. Александрия, основанная великим завоевателем, становится не только средиземноморским, но и индоокеанским портом: искусственный водный путь соединяет великую африканскую реку Нил с Красным морем.
Между эллинистическим Египтом и государством Магадха, которое в III веке до и. э. охватывало всю Северную Индию и часть Южной, поддерживается регулярное сообщение. Суда из индийского порта Бхару-качка (Броч) и гаваней Южной Индии регулярно посещают красноморские порты Египта: Беренику, Миос (Хормос). Сабейские (южноаравийские) мореплаватели совершают плавания в Индию, Восточную Африку, порты Персидского залива.
Правители эллинистических монархий были заинтересованы в том, чтобы их купцы и торговые корабли также бывали в Индии. Послы и агенты наследников Александра посещают эту далекую страну. Они проникают в долину Ганга, о которой сам завоеватель не узнал ничего определенного.
До нас дошли отрывки из путевых заметок посла Селевка I Мегасфена— очевидно, первого грека, побывавшего на Ганге, куда переместился теперь центр индийской цивилизации. В конце IV века до н. э. Мегасфен прибыл в Паталипутру — резиденцию основателя царства Магадха Чандрагупты I — и провел в его государстве около десяти лет. К тому времени царь Селевк I — самый могущественный из наследников Александра Великого — был вынужден уступить Чандра-гупте индийские территории, захваченные Александром.
Дипломатические связи с державой Магадха поддерживал и птолемеевский Египет. Великий царь Ашока (273–236 годы до и. э.), при котором могущество и культура Индии достигли высшего подъема, направил посольство к царю Птолемею II Филадельфу. А при дворе Ашоки побывал посол Египта Дионисий.
Мегасфен, а вероятно, и Дионисий чрезвычайно обогатили представления греков эллинистической поры об Индии. Однако оба они, очевидно, путешествовали по суше.
К этому времени греки еще не раскрыли великой тайны муссонов, к которой только прикоснулся Неарх.
Открытие муссонов нередко приписывают греческому кормчему Гиппалу, о котором не известно ничего, кроме того, что «он открыл плавание (в Индию) прямо через море». Такое известие содержится в «Перилле Эритрейского моря» — любопытном документе I века.
Для оценки деятельности Гиппала очень важно (и очень трудно) установить ее хронологические рамки. Некоторые ученые полагают, что Гиппал жил около 100 года до н. э. Голландец Тиль связывает его имя с экспедицией II века до н. э., в ходе которой греки открыли морской путь в Индию с помощью одного из жителей этой страны. Речь идет о путешествии Эвдокса с Кизика (остров в Мраморном море). Эвдокс прибыл в Египет и, по рассказу Страбона, был представлен царю Эвергету II.
В это же самое время с побережья Красного моря был доставлен ко двору египетского царя какой-то индиец, потерпевший кораблекрушение. Стражники нашли его полумертвым и с трудом привели в чувство. Среди приближенных Эвергета II не нашлось никого, кто смог бы объясниться с индийцем на родном языке. Тогда царь велел обучить его греческому.
Спасенный оказался способным учеником и вскоре сумел рассказать свою историю. Он отплыл из Индии на торговом судне, которое «сбилось с пути» и долго блуждало по морю. Все его спутники погибли от голода. Такая же участь наверняка постигла бы и его самого, если б волны не прибили наконец судно к египетскому берегу.
В благодарность за оказанную ему помощь индиец вызвался провести подданных царя Эвергета в свою страну. Это предложение было принято. В числе других отправился морем в Индию и Эвдокс.
Плавание его преследовало и торговые цели. В обмен на египетские товары он привез индийские, включая драгоценные камни. Однако Эвдоксу они никакой выгоды не принесли: весь груз его судна был захвачен Эвергетом.
После смерти этого царя на престол вступила его жена Клеопатра. Она снова направила Эвдокса в Индию, не скупясь на посулы. Мореплаватель отсутствовал несколько лет, пережил немало опасных приключений и наконец возвратился в Египет. К этому времени Клеопатры уже не было на свете, а сын ее в точности последовал примеру отца: он снова отнял у Эвдокса все, что тот привез из далекой Индии и других стран.
Не удивительно, что именно индиец раскрыл грекам и египтянам тайну муссонов. Очевидно, что мореплаватели Индии и Южной Аравии издавна пользовались этими ветрами, иначе географические названий на карте обеих сторон западной части Индийского океана не совпадали бы столь часто. При возвращении из второго плавания в Индию Эвдокс был отнесен далеко на юг вдоль побережья Восточной Африки. Это могло произойти только в том случае, если Эвдокс плыл по открытому океану, используя муссоны.
Правда, Страбон в рассказе о плаваниях Эвдокса не упоминает ни о каких ветрах. Предположим, что Эвдокс плыл по старинке — вдоль берега. Спрашивается тогда: что же нового сообщил спасенный индиец, почему, передав грекам давно известные сведения, он исполнил тем самым долг благодарности, а далеко не щедрый Эвергет придал им такое значение, что поспешил отправить в Индию специальную экспедицию с участием Эвдокса и безымянного индийского кормчего?
Как же вписать Гиппала в эту вполне достоверную историю? Все становится на место, если предположить, что этот мореплаватель — реальное лицо, участвовавшее в греко-индийской экспедиции под руководством Эвдокса.
Вполне вероятно, что именно Эвдокс применил на практике знания, приобретенные в ходе экспедиции, и организовал систематическое сообщение между портами Египта и Индии с использованием муссонов.
То, что было им сделано совместно с индийским кормчим, а возможно и Гиппалом, имело огромное значение для дальнейшего развития мореплавания, а значит, и географической науки. Продолжительность путешествия из Египта в Индию сократилась с двух лет до каких-нибудь сорока дней. Из подвига оно превратилось в заурядное коммерческое предприятие. Но именно такая заурядность сблизила древние цивилизации, как никогда прежде.