Тем не менее установление прямого морского сообщения между Западной Европой и Индией, а затем и странами Дальнего Востока имело и положительное значение. Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии» писали: «Открытие Америки и морского пути вокруг Африки создало для подымающейся буржуазии новое поле деятельности. Ост-индский и китайский рынки, колонизация Америки, обмен с колониями, увеличение количества средств обмена и товаров вообще дали неслыханный до тех пор толчок торговле, мореплаванию, промышленности и тем самым вызвали в распадавшемся феодальном обществе быстрое развитие революциононго элемента»[3].
Глава пятаяВ ГЛУБЬ ЕВРАЗИИ
Открытие Европы
В 1749 году на острове Корву, входящем в Азорский архипелаг, был обнаружен глиняный сосуд с монетами. Нумизматы уже тогда утверждали, что монеты эти — карфагенские. Исследователи нашего времени окончательно подтвердили этот факт и сумели датировать клад. Все монеты относятся к 330–320 годам до н. э. и свидетельствуют, вероятно, о посещении острова Корву карфагенскими мореплавателями.
Итак, Азорские острова — этот крайний форпост Европы в Атлантике — были открыты не в 1432 году, а более чем семнадцатью столетиями раньше.
Но сумели ли карфагенские мореходы вернуться на родину и рассказать о своем открытии?
В течение многих веков из уст в уста передавалось сказание о «блаженных» островах, затерянных в глубине Атлантики, вдали от мира. Оно, очевидно, как и все сказания и мифы, должно было иметь некую рациональную основу. Такой основой может служить действительно благодатный климат Азорских островов, поражавший даже жителей Средиземноморья. Но для того чтобы познакомиться с климатом архипелага, древние мореплаватели должны были не просто побывать там (шторм мог занести их и дальше), но вернуться на родину и рассказать о виденном и пережитом.
Европа, как и другие части света, имела своих первооткрывателей: представители народов-мореходов прокладывали пути в страны, населенные, так сказать, домоседами. Несмотря на разделявшую их вражду, освоение путей через Средиземное море — совместное достижение критян, греков с материка и иберов (древних насельников Пиренейского полуострова), а также финикиян и карфагенян.
Еще во II тысячелетии до н. э. на Кипре появились первые финикийские поселенцы. В середине того же тысячелетия возникли торговые связи между финикийскими городами и островом Критом — очагом высокой самобытной культуры. Отсюда финикийские мореплаватели ходили к берегам Балканского и Апеннинского полуостровов. Продвигаясь все дальше на запад, они открывали для себя и основывали колонии на островах Средиземноморья — Сицилии, Сардинии, Балеарских, Мальте.
Затем наступил черед Пиренейского полуострова. На месте многих городов современной Испании когда-то были финикийские поселения, например Малака (современная Малага), Гадес (Кадис).
Финикияне первыми проложили маршрут, пересекавший Средиземное море с востока на запад, от Тира и Сидона в Передней Азии до порта и государства Тартесс на юге Пиренейского полуострова.
Финикийские мореходы, как и карфагенские, отличались исключительной скрытностью. В стремлении утаить от конкурентов свои торговые пути они не останавливались ни перед чем: известен рассказ о том, что капитан карфагенского корабля сам посадил его на мель, лишь бы следовавшие за ним римляне не смогли установить, куда он направляется. Особенно ревниво берегли они тайну олова, которое добывали на территории современной Испании, а возможно, и на юге нынешней Англии: пока железо не вытеснило бронзу, олово ценилось чуть ли не на вес золота.
И все-таки нет ничего тайного, что не становилось бы в конце концов явным. Ни блокада Гибралтарского пролива, установленная карфагенянами уже в VI веке до н. э., ни страшные рассказы о «замерзшем море» и морских чудовищах, которыми потчевали конкурентов, не могли полностью преградить путь распространению географических знаний. Да и разгром Карфагена римскими завоевателями нельзя отождествлять с нашествием вандалов: хотя многие замечательные произведения пунической культуры погибли в огне, завоеватели немало восприняли у побежденных.
В конце IV века римлянин Авиен, автор географических сочинений, написанных стихами, создал поэму «Морские берега». В ней мировой океан справедливо рассматривается как единое целое. При описании Атлантики автор часто ссылается на карфагенского мореплавателя Гимилькона, жившего девятью веками раньше.
Экспедиция Гимилькона по времени почти совпадает с замечательным плаванием Ганнона — она состоялась около 52 года до н. э. Сопоставление маршрутов позволяет предположить, что они были частью единого плана: Ганнон, выйдя в Атлантический океан, направился, упрощенно говоря, на юг, следуя вдоль берегов Африки; Гимилькон же взял курс на север, вдоль берегов Европы, по следам купцов из Тартесса, того самого города, который разгромили карфагеняне, захватившие в свои руки его торговлю. Из поэмы Авиена трудно установить, где именно побывал Гимилькон, но видно, что карфагенский мореплаватель достиг Страны олова.
В IV веке до н. э. в странах олова и янтаря и далеко на севере побывал знаменитый Пифей — мореплаватель из Массилии, греческой колонии, существовавшей на месте нынешнего Марселя. Именно у Атлантического побережья нынешней Испании Пифей сделал свое самое замечательное открытие, дав научное объяснение явлений прилива и отлива.
Таинственность, которой окружали свои плавания финикияне и карфагеняне, способствует всяческим преувеличениям. Время от времени в печати разных стран появляются новые «доказательства» открытия ими Америки, которые обычно не выдерживают научной критики.
Но великие достижения финикиян и карфагенян в исследовании побережья Африки уже не вызывают сомнений. Нет никакой надобности преуменьшать их вклад и в исследование Западной Европы — именно вклад, ибо открытие Европы, как и других частей света, есть общая заслуга многих народов.
Запад встречается с Востоком
Первое обобщение греческой географической науки— разделение Земли на две части света — заимствовано у народов Востока. Греческая наука родилась в Малой Азии, которая по своему положению была особенно подвержена восточным влияниям. Именно в этой части греческого мира — в Милете — греческие географы ввели в употребление понятия частей света и названия «Европа» и «Азия».
Географические открытия самих древних греков ограничиваются теми областями Европы, которые не были известны до них культурным народам, обладавшим письменностью. Но зато они обработали, обобщили и систематизировали познания многих народов Востока, и прежде всего врагов своих — персов.
Сейчас невозможно установить, существовала ли в Иране того времени географическая литература. Известно, однако, что на представления греков в области землеведения (в том числе и на взгляды великого Аристотеля) оказал большое влияние некий Ктесий, живший в конце V и начале IV века до н. э. Ктесий, бывший на протяжении многих лет придворным врачом персидского царя Артаксеркса II Мнемона, утверждал, что пользовался книгами его библиотеки.
Предшественник Ктесия — Геродот, которого справедливо называют отцом не только истории, но и географии, лично побывал в Вавилоне. Об Азии он располагал главным образом персидскими данными. Именно на основании этих данных он заключил, что Каспийское море является огромным замкнутым озером, и можно только удивляться, что прошла добрая тысяча лет, прежде чем эта истина окончательно утвердилась в европейской географии.
Правильно охарактеризовал он и пустынные закаспийские степи, через которые протекает река «Араке». Геродотов Араке — Амударья и Сырдарья, впадающие в Аральское море. Но в те далекие времена один рукав Амударьи действительно вливался в Каспийское море. Русло его сохранилось в виде узкой долины Узбой. Знаменательно, что Геродот считал Индию наиболее восточной из населенных стран. Это объясняется прежде всего тем, что граница персидской державы на востоке проходила именно там.
Предкам нынешних узбеков, таджиков и других народов среднеазиатских республик Советского Союза, а также их соседей — афганцев предстояло сыграть важную роль в сношениях между Западом и Дальним Востоком.
Находки археологов показывают, что обмен товарами на этом пути происходил с незапамятных времен. Но лишь во II веке до н. э. через пустыни и горы Центральной Азии была проложена Великая шелковая дорога. Производство шелка (как и фарфора) долгое время было секретом китайцев. Рабовладельцы же, а потом феодалы западных стран были готовы на любые расходы, лишь бы щеголять в шелковых одеждах.
Сообщение по западному участку Великой шелковой дороги — из Передней Азии в Среднюю — наладилось еще в доэллинистическую эпоху: во всех завоеванных ими странах воины Александра находили греческих поселенцев. Но расстояние в 4 тысячи километров, отделяющее Китай от оазисов Средней Азии, настолько велико, что до II века до н. э. народы этих стран знали друг о друге очень мало. Через эту пропасть перебросил мост китайский путешественник Чжан Цянь.
Чжан Цянь жил во II веке до н. э., в эпоху роста и укрепления китайского государства, которое снова объединилось после многолетних усобиц. В стране воцарился мир, быстро развивались земледелие и ремесла, наука и искусство.
Тогдашняя территория Китая была намного меньше нынешней. На севере граница его проходила по Великой стене. До путешествия Чжан Цяня китайцы, видимо, не проникали на север и запад дальше пустыни Гоби и Цайдамской впадины между Тибетом и Монголией.
Кроме естественных препятствий — гор и пустынь — общению китайцев с другими культурными народами мешали полудикие племена, которые кочевали между Китаем и Средней Азией и постоянно нападали на своих соседей. Особую опасность для Китая представлял союз гуннских племен, не раз опустошавших китайскую территорию.