В Шотландии Иоанн реализовал преимущество, полученное при заключении Норемского мира в 1209 году. Когда шотландский король Вильгельм Лев заболел, а его подданные начали плести против него заговоры, Иоанн вмешался. Он обменял свою благосклонность на заложников и обещания щедрого вознаграждения; на праздничном обеде на Пасху 1212 года он посвятил в рыцари 12-летнего сына и наследника Вильгельма и дал мальчику наемников, с помощью которых тому удалось одолеть и убить Гофрайда Маквильяма, претендента на шотландский трон. Английская корона доминировала на Британских островах.
Иоанну пять лет сопутствовал невероятный военный успех, и неудивительно, что к нему вернулась уверенность в своих силах. К тому же теперь он был очень богат. Даже не учитывая непредвиденные доходы, полученные благодаря интердикту и преследованию евреев, с момента потери Нормандии Иоанн умудрился в два с лишним раза увеличить свой годовой доход, который теперь регулярно превышал 50 000 фунтов. Хотя на годы его правления пришелся период быстрой инфляции, в денежном выражении Иоанн в 1212 году был богаче своего брата Ричарда: тот к началу крестового похода скопил около 200 000 фунтов, хранившихся в нескольких английских замках. Вдохновленный успехом, Иоанн почувствовал, что готов дать Филиппу Августу бой за герцогство Нормандское. Он был достаточно богат, чтобы всерьез рассматривать возможность возобновить успешную внешнюю политику Ричарда: подкупать соседей Филиппа, побуждая их объединиться против Капетингов. Иоанн восстановил дипломатические отношения с бывшими союзниками, в том числе с племянником Оттоном IV, который недавно вернул себе императорский трон, и с Рейнольдом, графом Булонским. На вербовку наемников и вооружение армии были потрачены горы серебряных пенни.
Но летом 1212 года, когда подготовка ко вторжению в бывшие континентальные владения шла полным ходом, железная хватка Иоанна в его собственном королевстве и в землях соседей ослабла. Все началось в Северном Уэльсе, где усилия Иоанна по строительству замков побудили остатки валлийского сопротивления объединиться против его правления. Не успел он направить в 40 английских городов предписание выделить людей для военных действий на континенте, как неожиданно начались партизанские налеты на английские пограничные замки с холмов и лесов внутреннего Уэльса. Английским рыцарям и солдатам безжалостно рубили головы, а сожженные города источали едкий дым. Валлийские повстанцы убивали направо и налево, хватали, что под руку подвернется, и снова рассеивались по округе.
Такого Иоанн не ожидал. Мятеж в Уэльсе стал первым серьезным вызовом власти короля после 1205 года. Дело приняло такой серьезный оборот, что ему пришлось оставить свои континентальные планы и собрать армию в Честере, чтобы защитить границы. В августе рассвирепевший король вздернул 28 валлийских заложников на городской виселице Ноттингема. Но ситуация была даже хуже, чем он думал. Уильям Маршал записал, что не успели затихнуть последние судороги умирающих, как в Ноттингем прибыли письма с предупреждением: «…если король продолжит войну, которую начал, его убьет собственная знать – или же отдаст на смерть в руки врагов». Кое-кто из баронов Иоанна, казалось, действительно хотел его смерти и выборов нового короля. Иоанн и раньше часто вел себя так, будто его со всех сторон окружает опасность. Теперь у него были убедительные причины в это верить.
Первыми подозреваемыми в заговоре с целью убийства короля были Эсташ де Весси и Роберт Фицуолтер. Де Весси состоял на королевской службе со времен Львиного Сердца, а Иоанн пользовался его посредничеством в переговорах с шотландцами: де Весси владел значительными территориями в Нортумберленде и Йоркшире и знал дикую соседскую страну лучше, чем кто-либо. Причины его недовольства Иоанном туманны. Говорили – скорее всего, клеветали, – что король пытался соблазнить жену де Весси. Более вероятно, что де Весси был только одним из множества северных баронов, чрезвычайно недовольных тем, что Иоанн тратил благосостояние страны на финансирование своих континентальных замыслов. Как только стало ясно, что заговор раскрыт, де Весси бежал за границу и укрылся в Шотландии.
Фицуолтер, напротив, был важной фигурой в Северном Эссексе и в Лондоне. Он заявлял – и скорее всего, это тоже было лишь предлогом, – что зол на Иоанна, потому что тот пытался изнасиловать его старшую дочь. Однако корни его недовольства лежали глубже и питались личными обидами, а также квазиконституционным сопротивлением агрессивному стилю правления Иоанна, которое нарастало в среде английских баронов. Когда Иоанн узнал о заговоре, Фицуолтер бежал во Францию. Только один несчастный заговорщик, служащий казначейства по имени Джеффри из Норвича, попал королю в руки. Как и следовало ожидать, он умер в тюрьме.
Заговор, о котором он узнал в Ноттингеме, пробудил в душе Иоанна страх перед новыми врагами. Полученные им письма доказывали, что Иоанну следовало бояться не только внешних противников – Иннокентия III, Филиппа II и воинственных кельтов, – теперь он окончательно утвердился в своих подозрениях, что измена проникла в круг его баронов. Радость победы быстро переросла в подозрительность и тревогу. Через месяц после известия о заговоре он полностью распустил свою уэльскую армию и в сопровождении наемников вернулся в Лондон. Королевские замки на севере, откуда, как подозревал Иоанн, и распространяется измена, были приведены в полную боевую готовность. Осенью 1212 года длинные вереницы королевских солдат и боевой техники месили дороги на север: Иоанн поставил северную часть королевства на грань гражданской войны. Всегда начеку, он написал каждому из баронов, требуя привезти ему заложников в качестве гарантии хорошего поведения. С лета 1212 года, как писал один хронист, Иоанн нигде не появлялся без вооруженного телохранителя.
Каким образом отношения Иоанна с его баронами дошли до края? Проще всего сказать, что Англию утомило слишком близкое общение с вечно присутствующим в стране королем. Королевство познакомилось с Иоанном гораздо ближе, чем с любым другим монархом династии Плантагенетов, и многим баронам было сложно приспособиться к его энергичному ручному управлению. Он был неприятным, жестоким человеком, а его преследование де Браозов попирало аристократические ценности и оскорбляло мировоззрение знати. Но жестокость еще не причина для мятежа. Генрих II и Ричард I были равно жестоки, но их репутация и политическая устойчивость никогда так не страдали. Генрих II вешал валлийских заложников десятками; Ричард хладнокровно убивал людей по всему христианскому миру.
Проблемы Иоанна усугублялись его растущей паранойей. Он был настолько скрытным и замкнутым, что разработал специальный шифр – такой сложный, что сам его иногда забывал, – и пользовался им, отдавая приказы, которые хотел оставить неисполненными. Его подозрительность по отношению к людям вроде Уильяма Маршала и семьи де Браозов не внушала уверенности его баронам. Никто не ждал от короля нежной дружбы, но целовать своих баронов и покровительствовать им, а потом морить голодом их жен и сыновей – это попахивало опасным, непредсказуемым безумием. Если даже с фаворитами он так ужасно обращается, чего ждать тем, кто не входит в круг доверия короля?
Были проблемы и посерьезней слабости королевского характера. Раскол между короной и английскими баронами расширялся с реформ Генриха II, а корни его лежали в самой системе правления Плантагенетов. Дело было не только в Иоанне. Ожидали своего решения серьезные вопросы, касающиеся природы и сути королевского правления как такового.
Объем королевского судопроизводства и вмешательства в жизнь страны значительно и систематически расширялся в годы, когда Англия восставала из пепла гражданской войны между Стефаном и Матильдой. Сейчас они проникли повсюду. В середине XII века королю принадлежал только один из пяти английских замков. К 1212 году, спустя полвека активного строительства и конфискаций, знамя короля развевалось на башнях доброй их половины. Расширение области применения гражданского права и участие королевских судов в рассмотрении даже самых мелких дел, которое дошло до крайности в правление Иоанна, тоже способствовало проникновению власти короля – в ущерб власти баронов – практически в каждое графство. Этой участи избежали лишь немногие регионы, такие как палатинат Чешир, где королевские приказы не действовали.
Посты в королевском правительстве все чаще занимали чужестранцы и люди неблагородного происхождения, обладающие необходимыми профессиональными навыками. В их руках сосредоточилась значительная власть – в сферах, которые до той поры контролировали бароны. В правление Иоанна ни один высший сановник или крупный государственный служащий не был выходцем из среды баронов. Со стороны эти чиновники воспринимались как шайка низкого происхождения. Кроме того, собирая войско, король все шире использовал иностранных наемников, снижая роль баронов в формировании феодальной армии и ослабляя веру в то, что королевские военные экспедиции являются совместными предприятиями короля и высшей военной касты.
Простому англичанину все эти изменения по большей части были на руку. При Иоанне, шедшем по стопам своих предков, правительство постепенно становилось профессиональным. Под эгидой правосудия короля у людей появилась возможность сохранять свою собственность и распоряжаться ей по своему усмотрению. В королевском суде они могли оспорить действия тех, кто стоял на верхних ступеньках общественной лестницы. Им продавали блестящий, почти божественный образ королевской власти как ниспосланной свыше. В Рождество 1207 года, например, Иоанн потратил немалые деньги на пышную церемонию: он нарядился в пурпурные шелка, шитые золотом, на голове его была императорская корона бабки Матильды, а в руках – скипетр и золотой жезл. В сравнении с раздробленным королевством времен гражданской войны, которое рвали на части воюющие бароны и соперничающие монархи, Англия Плантагенетов казалась – да и была – сильной и единой.