Второй путь решения проблемы, который оставит след в политической истории царствования Генриха и определит направление развития монархии Плантагенетов на ближайшие два столетия, был следующим: радикально ускорить длительный процесс залечивания ран, нанесенных царствованием Иоанна и перевыпустить Великую хартию вольностей. С таким предложением правительство обратилось к светским и церковным лордам Англии на Большом совете в январе 1225 года; те же взамен должны были гарантировать уплату налога на все движимое имущество в размере 1/15 от его стоимости.
Великая хартия вольностей и Лесная хартия перевыпускались уже дважды с момента их первоначального обнародования. Но документы, утвержденные в 1225 году, в долгосрочной перспективе были намного важнее версий, навязанных Иоанну в Раннимиде, или двух обновлений 1216 и 1217 годов, изданных регентским правительством в попытке удержаться и закрепиться во власти. В совокупности они составили уступку, которая изменит ход царствования как Генриха, так и поколений Плантагенетов, что придут вслед за ним. Хартия, перестав быть случайной мешаниной вольностей, превратилась в символическое утверждение политического принципа.
Перевыпуск Лесной хартии был особенно важен: документ физически ограничивал пределы власти Плантагенетов. Лесной закон был кабальным, и частные землевладельцы негодовали – сопротивляться ползучему расширению королевских лесов буквально значило противостоять самому мощному органу королевской власти на местах. Новая Лесная хартия предусматривала создание специальных комиссий, которые должны были пешком обходить границы королевских лесов и представлять отчеты об их протяженности.
Несомненно, переиздание хартий было сделкой, выгодной как королю, так и политическому сообществу, по крайней мере Роджер Вендоверский был в этом убежден: «Ассамблея епископов, графов, баронов, аббатов и приоров… пообещала… что все они с готовностью выполнят требования короля [насчет 15-й доли], если он гарантирует им так долго желаемые ими свободы».
Сделка была заключена, и 15 и 16 февраля 1225 года пакеты с приказаниями были отосланы всем шерифам в каждое английское графство: им вменялось обнародовать и соблюдать хартии, заново проинспектировать лесные границы, а заодно и провести оценку имущества и собрать налог, который высвободит десятки тысяч фунтов национального богатства страны для финансирования военной экспедиции, якобы необходимой для защиты побережий (фактически же это было частное предприятие короля с целью отвоевать континентальные земли).
В ближайшей перспективе введение налога оказалось крайне удачным и принесло казне 45 000 фунтов – гораздо больше, чем предыдущие попытки регентского правительства собрать деньги посредством феодальных пошлин. На вырученные средства Генрих и Хьюберт снарядили летнюю экспедицию по освобождению Гаскони. Возглавили ее младший брат Генриха, Ричард – подающий надежды молодой человек 16 лет, которому в начале года преподнесли в качестве подарка на день рождения титул графа Корнуолла, – и 49-летний государственный деятель, ветеран войн и дядя короля, граф Солсбери.
Хорошо оснащенная и направляемая опытной рукой вылазка оказалась успешной. Англичане продвигались быстро и сражались яростно; отбросили французов и помешали им захватить то, что осталось от английских владений. Солсбери вскоре понял, что за один сезон отвоевать Пуату не получится, зато ему удалось взять под контроль Гасконь с ее важной для английской короны виноторговлей, закрепив зависимость, которая сохранится еще на два столетия. Эта победа стала высшим достижением регентского правительства Генриха.
И тем не менее территориальные и торговые приобретения были, пожалуй, не так важны, как сделка, заключенная дома: та, что касалась политического участия, реформирования правительства и государственного бюджета. Тогда же, когда флаг короля Англии взвился над замками Гаскони, копии двух великих хартий распространялись по королевству за проливом. Королевские юристы чесали в затылке и пытались найти в них какие-нибудь лазейки, позволяющие королю сохранить свои привилегии. Но джинн уже вырвался из бутылки. Хартии высоко оценили везде, где бы они ни приземлились. Очень быстро стало очевидно, что конституционный договор заключен. Администрация Генриха начала процесс, благодаря которому деньги для военных экспедиций шаг за шагом обменивались на политические свободы, оформленные в виде хартий, расходившихся по всей стране. Соглашение было достигнуто в ассамблее баронов, епископов и других магнатов, и хотя это, конечно, был еще не парламент, в каком-то смысле ассамблею можно считать его началом. Феодальные прерогативы короля и пределы его власти над подданными стали отныне темой для обсуждений и переговоров с политическим сообществом. Такое положение дел сохранится до конца Средних веков.
Наконец-то государь
Период малолетства Генриха мог и, вероятно, должен был закончиться в конце 1225 года. Это было бы разумной датой по многим причинам: королю исполнится 18, он будет уже достаточно взрослым, чтобы называть себя мужчиной. В 1225 году были переизданы хартии, и это могло окончательно поставить точку в правлении его отца и отметить начало его собственного. Все выгоды такого шага стали бы очевидны в ноябре 1226 года, когда Людовик VIII в возрасте 39 лет умер от дизентерии, и началось долгое малолетство его сына, нового французского короля, 12-летнего Людовика IX.
Но в 1225 году начать все с чистого листа не удалось. Не удалось и в январе 1227 года, когда 19-летний Генрих на совете в Оксфорде объявил себя полностью совершеннолетним. Несмотря на то что король начал обустраивать собственный двор, где его наставники влияния не имели, было очевидно, что ему все еще не хватает компетенций для осуществления власти. Он разрывался между двумя стратегиями, особенно по отношению к Франции. С одной стороны, в 1228 и 1229 годах Генрих пытался собрать денег, чтобы вернуть Нормандию и Пуату, и выкручивался, как мог, лишь бы не исполнять обязательств по хартиям, вступившим в силу в 1225 году. С другой стороны, реальная власть по-прежнему была в руках де Бурга, сдерживавшего энтузиазм Генриха и его брата Ричарда, графа Корнуоллского, относительно войны на континенте. Осторожный де Бург не дал королю нанести массированный удар, без которого цели было не достичь, и попытки Генриха захватить Нормандию, предпринятые в 1229 и 1230 годах, с треском провалились.
Де Бург вцепился во власть, которую давала ему должность пожизненного юстициария, а Генриху не хватало сил и уверенности в себе, чтобы перехватить бразды правления. Его мучительное квазинесовершеннолетие сверх всяких приличий растянулось еще почти на десять лет. Только в 1234 году Генрих избавился от человека, полученного в наследство от отца, и, чтобы подтолкнуть его к этому шагу, потребовался тяжелейший кризис.
Долгий путь к зрелости и независимости, склонность сверх меры полагаться на по-отечески опекающих его министров, которые фактически оставались регентами при давно дееспособном правителе, – причину этого следует искать в самом характере короля. Генрих с ранних лет был нерешителен и даже простодушен; предавался мечтам, но воплотить свои идеи в реальность не мог: ему недоставало решительности, необходимой для волевого правления, – решительности, свойственной и худшим из его предков.
Генрих рос, не имея перед глазами ролевой модели короля, и его неудержимо влекло к фигурам, замещающим ему отца. Тот же инстинкт лежал в основе его раздражающей тенденции брать на вооружение не лучший, а последний из услышанных советов. Генрих унаследовал темперамент Плантагенетов и не раз обрушивал свой гнев на друзей и министров, яростно нападал на них и периодически пытался проломить оппонентам голову тем, что под руку попадется. Во время одной из таких вспышек он напал на Хьюберта де Бурга с затупленным мечом. Но он редко гневался на своих советников достаточно долго, чтобы сместить их или удалить от себя, а потому они оставались рядом и продолжали править от его имени.
Чем дольше руки де Бурга сжимали рычаги власти, тем глубже царствование Генриха погружалось в хаос. Пока юстициарий обогащался опеками, получая прибыль от крупных имений, Генрих страдал от политических последствий мелочных дрязг между Хьюбертом и влиятельными молодыми баронами, которые должны были бы составить костяк партии нового короля – в их числе были сын Уильяма Маршала Ричард и Ричард Корнуоллский, которых в 1231 году практически вынудили взбунтоваться.
Режим де Бурга был довольно скверным – он правил в собственных корыстных интересах, и они не совпадали с целями, которые преследовал сам король. Но в 1231 году, когда из крестового похода вернулся наставник Генриха Питер де Рош, все стало еще хуже. Властный де Рош не мог допустить, чтобы де Бург извлекал личную выгоду из управления Англией, и постарался как можно быстрее вернуть себе влияние на короля. Вскоре Генрих разрывался между двумя высокопоставленными вельможами – своими наставниками, фигурами, замещающими отца, – не способными сотрудничать друг с другом, особенно когда над ними не было короля, достаточно сильного, чтобы удержать их от распрей и раздоров. В конце концов победил де Рош. В июле 1232 года в Вудстоке между королем и де Бургом произошла жестокая ссора, которая закончилась тем, что 24-летний король предъявил своему учителю множество дичайших обвинений, включая отравление графа Солсбери и графа Пембрука, которые оба недавно скончались (практически наверняка без вмешательства де Бурга). Де Бурга судили в Лондоне судом равных – несомненный реверанс в сторону Великой хартии вольностей и новой политической реальности – и приговорили к пожизненному заключению в замке Девайзес.
Маятник качнулся. Теперь уже де Рош прибрал к рукам правительство и короля Генриха. Генрих немного порадовал себя драгоценностями и безделушками, конфискованными у де Бурга, и насладился кратким периодом финансовой стабильности: в сентябре 1232 года де Рош обеспечил сбор налога для финансирования Бретонской кампании, а в 1233 году правительство стребовало варварские суммы с евреев. Но для страны в целом ничего не изменилось. Правление де Роша ничем не отличалось от правления его предшественника и не только потому, что де Рош был даже менее популярен и более властен, чем де Бург, и к тому же привел в правительство своих ненавистных приспешников, погубивших правление Иоанна. Скорее, присутствие епископа рядом с Генрихом только обострило проблемы королевства. Англии нужен был лидер, который правил бы своей волей, а не по доверенности, а вместо этого ей еще два года пришлось терпеть