Генрих знал, что взгляды всей Европы будут прикованы к свадебной церемонии, которая состоится в Кентербери 20 января 1236 года, а в особенности к коронации новой королевы шестью днями позже. «Все, что только есть в мире приятного и прекрасного, было собрано отовсюду», – писал Матвей Парижский. Лондон трещал по швам, переполненный благородными леди и джентльменами, их слугами, челядью и толпами, жаждущими взглянуть на первую королевскую свадьбу за без малого 50 лет. «Весь город был украшен знаменами и флажками, гирляндами и драпировками, свечами и лампами, и дивными выдумками, и необычными представлениями, и все дороги были очищены от слякоти и грязи, палок и всякой скверны, – писал Матвей Парижский. – Граждане тоже вышли встретить короля и королеву, разодетых в украшения, и соперничали друг с другом, пытая на скорость своих коней»[4].
Если и были у кого-то сомнения в готовности английской знати прославлять монархию Плантагенетов, то на свадебных торжествах они развеялись. Архиепископы, епископы, аббаты, графы и граждане древнего английского города наперебой претендовали на свои законные церемониальные обязанности: от ролей таких престижных, как коронация королевы или несение церемониального меча святого Эдуарда Исповедника, до почетного долга отгонять палкой зевак, напирающих слишком сильно, или расставлять чашки на обеденном столе. Каждое действие этого спектакля выставляло исполняющего свою роль актера в выгодном свете и соединяло всех в общем верноподданническом порыве. В итоге Генрих обрел невесту, обеспечившую ему связи с европейской геополитикой, подтверждение мужской зрелости и отличный повод подвигнуть английское политическое сообщество на полную энтузиазма демонстрацию сплоченности и верности королю. Он был в своей стихии и отпраздновал это событие, взяв молодую королеву в летнюю поездку в Гластонбери, на место погребения короля Артура.
Одного этого было достаточно, чтобы взбудоражить страну, но за браком Генриха и Элеоноры последовал другой, не менее важный для истории королевства. В январе 1238 года восходящая звезда двора Симон де Монфор произвел сенсацию, женившись на 23-летней сестре Генриха, Элеоноре Лестерской. Принцесса Плантагенетов была не только младшей дочерью Иоанна и Изабеллы Ангулемской – она была к тому же вдовой Уильяма Маршала – младшего, почившего графа Пембрука и старшего сына бывшего регента короля. После смерти первого мужа 16-летняя Элеонора принесла обет целомудрия перед Эдмундом Ричем, архиепископом Кентерберийским. Теперь же, увлеченная де Монфором, она желала его нарушить.
Де Монфор прибыл в Англию в 1230 году, заявив права на графство Лестер через свою бабку Амицию де Бомон. Он был харизматичным высокородным французом, в 1238 году ему исполнилось 30 лет – всего на два года моложе короля, которого он восхищал и иногда пугал своим развитым политическим и литературным умом, военными талантами, многочисленными социальными связями и крайним религиозным фанатизмом. Де Монфор был непростым человеком – несговорчивым и снедаемым амбициями. Он носил власяницу, очень скудно питался, далеко за полночь бодрствовал, посвящая часы ревностной молитве. И хотя они были примерно одного возраста, во многих отношениях де Монфор станет для Генриха еще одной отцовской фигурой, на которую король будет взирать с детским обожанием. За те восемь лет, что они были знакомы, де Монфор стал лучшим другом короля и одним из его ближайших советников.
Тем не менее внезапный брак де Монфора и Элеоноры шокировал страну. Элеонора была в каком-то смысле самой завидной невестой в Англии: жених мог рассчитывать на прямой доступ к королю, земли, власть и высокий статус. Хотя Генрих испросил разрешения у Большого совета баронов и прелатов, прежде чем жениться самому и выдать замуж свою сестру Изабеллу, Элеонору отдали де Монфору, не предупредив баронов, и пара обвенчалась тайно. Это противоречило всем принципам правления на основе консенсуса в духе Великой хартии вольностей, соблюдать которую Генрих пообещал, приступая к самостоятельному правлению, и возмутило всех английских аристократов, как светских, так и церковных.
Бароны высказывали недовольство тем, что с ними не посоветовались по вопросу государственной важности, нарушающему региональный баланс сил, поскольку брак принес де Монфору огромное состояние и обширные земельные владения в Южной Англии вдобавок к землям, которые он получил, унаследовав графство Лестер. Епископов же шокировало, что Элеоноре было позволено снова выйти замуж, несмотря на данный ею обет безбрачия. Всеобщее возмущение было настолько сильным, что повлекло за собой политический кризис: брат Генриха Ричард, граф Корнуоллский, вступив в союз с Гилбертом Маршалом (который третьим из сыновей Маршала унаследовал титул графа Пембрука) и графом Винчестером, поднял очередное вооруженное восстание против короля. Чтобы обезвредить мятеж, потребовалось полгода.
К счастью для Генриха, ему удалось быстро примириться со своим беспокойным братом, и кризис миновал. Де Монфор по-прежнему ходил у короля в любимчиках, а теперь стал еще и его зятем и отправился в Рим просить благословения на брак у папы римского, Иннокентия IV. Вскоре после его возвращения, в ноябре 1238 года, в замке Кенилуэрт Элеонора де Монфор родила мужу первого ребенка.
Тем временем Генрих привечал при королевском дворе членов своей новой семьи. Вместе с юной королевой в Англию приехала толпа савойцев, в том числе три ее дяди-дипломата, Пьер, Томас и Бонифаций Савойские. Пьер и Томас прибыли ко двору в 1240 году, и все то время, что они проживут в Англии, они будут без стеснения вмешиваться в государственную политику. Впечатленный утонченностью, опытом и прагматизмом савойцев, подкрепленными их многочисленными связями, Генрих оказывал им щедрое покровительство. Томас, унаследовавший Фландрию, не особенно нуждался в королевских подарках, а Пьер в 1241 году был посвящен в рыцари и получил титул лорда Ричмонда в Йоркшире. Бонифаций же в 1244 году был наконец избран архиепископом Кентерберийским – должность освободилась еще в 1240 году со смертью Эдмунда Рича. Пока Генрих раздавал земли и прилагающиеся к ним титулы, Элеонора укрепляла связи между Англией и Савойей, поощряя браки, вносившие нотку новизны в жизнь английской аристократии. Не всем это нравилось, но в целом савойцы дали Англии больше, чем взяли у нее.
Важнее всего для династии Плантагенетов было продолжение рода: в середине июня 1239 года 16-летняя Элеонора произвела на свет первое королевское дитя. Король делил с женой постель с первого дня их брака (что в 1237 году даже спасло ему жизнь, когда вооруженный ножом маньяк ворвался в королевскую опочивальню и не застал там короля, проводившего ночи со своей 15-летней супругой), и рождение мальчика, продолжателя рода, послужило источником великой радости.
Рождение наследника в Вестминстерском дворце отпраздновали с размахом. Хор королевской часовни пел Christus vincit, Christus regnat, Christus imperat («Христос побеждает, Христос царствует, Христос повелевает»), а когда новость достигла Лондона, на улицы хлынуло ликующее население. Генрих же был довольно взыскателен к способам, какими его подданные выражали свою радость. Это был первый наследник Плантагенетов, появившийся на свет за три десятилетия. Когда гонцы возвращались от великих баронов и епископов Англии, принося с собой их поздравления и подарки, Генрих тщательно инспектировал улов. Подарки, которые, по его мнению, не соответствовали грандиозности события, отсылались обратно дарителю с требованием заменить их на что-нибудь получше.
Какое же имя получил мальчик? Традиции семьи Плантагенетов предполагали Генриха, Иоанна, Ричарда, Вильгельма или даже Жоффруа. Но Генрих III думал о чем-то более экзотическом. Он решил назвать сына Эдуардом, в честь обожаемого им Эдуарда Исповедника. Это было необычное имя для принца Плантагенетов, да и вообще для любого знатного ребенка, рожденного в Англии в XIII столетии. Аристократическому слуху имя казалось странным и старомодным. Но у Генриха было свое видение монархии, в котором переплелись исторические повествования о завоеваниях Плантагенетов и о святости древних королей. Подобно Вильгельму Аделину, лорд Эдуард, как будут звать его позже, должен был воплощать в себе и древнее прошлое Англии, и ее будущее и подарить монархии Плантагенетов новую идентичность. Генрих утверждал в королевстве, стране и в семье собственный взгляд на историю и монархию.
Но вскоре большая королевская семья дала трещину. На церемонии очистительной молитвы Элеоноры после рождения Эдуарда король разругался с де Монфором, и эта ссора повлекла за собой непредвиденные, но смертельные последствия для каждой из сторон.
С момента своего скоропалительного возвышения де Монфор испытывал финансовые трудности. Ему дорого обошлась покупка доли графства Лестер, причитавшейся его брату Амори; в 1237 году он принял крест, что тоже потребовало расходов; жена его была известная мотовка – в итоге положение зятя короля оказалось ему не по карману. В 1239 году де Монфор занял 2000 фунтов у Томаса Савойского и назвал Генриха в качестве поручителя, даже не посоветовавшись с ним. Генриху не понравилось, что его друг так свободно распоряжается королевскими милостями, и он устроил скандал прямо в церкви. Возможно, у их размолвки были и другие причины: в политическом смысле Генриху дорого обошлось решение отдать сестру в жены де Монфору, но так или иначе, резко сменив милость на гнев, Генрих набросился на де Монфора и сестру, беременную во второй раз, и обвинил Симона в том, что тот соблазнил его сестру еще до свадьбы. Было ли это правдой, неизвестно, но король был так зол, что де Монфорам пришлось бежать из Англии.
Сосланный де Монфор решил исполнить свой обет крестоносца. Ричард, граф Корнуоллский, оправдывая репутацию продолжателя дела своего дяди и тезки, между 1239 и 1241 годом возглавил крестовый поход в Палестину, и де Монфор с энтузиазмом к нему присоединился. Крестовый поход баронов, как его станут называть, был довольно успешным, и в союзе с Теобальдом IV Шампанским Ричарду удалось освободить Галилею и укрепить Аскалон. Пока ее муж воевал в Утремере с неверными, Элеонора де Монфор жила в Бриндизи, в Южной Италии, воспользовавшись гостеприимством своего зятя Фридриха II.