Два месяца спустя, с принятием Статута Мальборо, встала на место последняя опора реформ и восстановления «обездоленных» в правах – снова с одобрения Эдуарда, хотя и без его активного участия. Статут представлял собой пространный набор серьезных законодательных предложений, касающихся сферы управления и обсуждавшихся с 1258 года. В преамбуле Статута подтверждалось, что «королевство Англия, страдающее последнее время от множества бед и разорительного раскола, нуждается в улучшении закона и правовых норм, чтобы сохранить мир и спокойствие народа». Далее Статут в 29 подробных пунктах касался целого ряда юридических вопросов: от юрисдикции судов и верховенства королевского правосудия в ситуациях ареста имущества до дел опеки, аннулирования хартий и коллективных штрафов. Текст был написан профессиональным языком юристов и касался вопросов процедуры, прецедента и юрисдикции. Статут не стал настолько фундаментальным документом, как Великая хартия вольностей, но положил начало долгому процессу законодательных реформ, который продлится до конца века.
Однако для приближавшегося к годам своего расцвета Эдуарда, которому в 1267 году исполнилось 28 лет, мир по-прежнему был плацдармом военных действий, а не ареной юридических битв. Парадоксально, но теперь, когда королевство встало на трудный путь исцеления после всплеска насилия последнего десятилетия, принцу нечем было заняться. Мятежные бароны успокоились, с валлийцами был заключен мир, а Генрих III вернулся к дорогостоящим планам возведения новой гробницы для Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве, куда тело святого было перенесено 13 октября 1269 года. Принцу и его друзьям оставалось мало шансов упрочить свою военную репутацию. Эдуард, его брат Эдмунд и их кузен Генрих Алеманский совместными усилиями протолкнули эдикт, разрешающий устраивать в Англии турниры, но этого было недостаточно, чтобы утолить их жажду военных приключений. Если Эдуард хотел развивать свою военную карьеру, ему нужно было подыскать себе плацдарм подальше, на Святой земле. С 1267 года король Людовик IX был занят организацией нового крестового похода, который должен был выдвинуться из Европы в 1270 году. Его целью было остановить продвижение мамелюкского султана Бейбарса, который грозил завоевать все, что осталось от христианских государств Утремера.
Вот поле боя, которое поможет Эдуарду добиться известности. Восток манил его призраком славы, и, чтобы снарядить армию в крестовый поход, он добывал деньги, где только мог. Он занял 17 000 фунтов у самого Людовика IX – долг подлежал уплате за счет доходов от Бордо. После Пасхи 1270 года Эдуарду и его товарищам-крестоносцам с огромным трудом удалось убедить скептически настроенных рыцарей собраться на парламент и дать добро на сбор налога на крестовый поход. В ответ королю пришлось подтвердить Великую хартию вольностей и ввести ограничения на еврейское ростовщичество: землевладельцы в округах получили передышку от уплаты долгов евреям и могли позволить себе внести вклад в предприятие Эдуарда. С конца мая Англия взялась за дело, а Эдуард приготовился к отъезду. Он согласился передать свой затянувшийся конфликт с Гилбертом, графом Глостерским, на разрешение третейского суда. Он отдал свои земли в доверительное управление комитету во главе с дядей Ричардом, графом Корнуоллским, и – так как Элеонора Кастильская была намерена отправиться в поход вместе с мужем – назначил Ричарда опекуном и защитником своих троих детей: Иоанна, которому было четыре года, двухлетнего Генриха и крошки Элеоноры. Наконец, 20 августа 1170 года королевский отряд крестоносцев отплыл из Дувра, оставив проблемы Англии за спиной, и направился в пыльные земли священной войны на Востоке.
Наконец-то король
Крестовый поход Эдуарда начался с неприятностей. Он направлялся на Святую землю по знакомому маршруту: по Южной Франции до Сицилии, похоронившей амбиции его отца, и дальше – в Утремер, с заходом на Кипр. Он не добрался даже до Сицилии, когда понял, что крестовый поход как всеевропейское предприятие разваливается на глазах. Армия Людовика IX выступила в поход на несколько недель раньше. На Сицилии Людовик встретился со своим младшим братом Карлом Анжуйским, который преуспел там, где проиграл Генрих III, и взошел на трон Сицилии. Пока Эдуард маршировал по Франции, Карлу удалось убедить Людовика отказаться от миссии в Утремере и отправиться в Тунис, где прятались от заслуженной кары многочисленные враги Сицилии.
Французы подняли паруса, надеясь на скорую победу, но, высадившись на северном побережье Африки, Людовик IX буквально через несколько дней умер от чумы, свирепствовавшей во французской армии. Убитый горем Карл решил вернуть крестоносцев в Сицилию, но в довершение всех бед основные силы французского флота разбил в щепки шторм в гавани Трапани. Эдуард, Генрих Алеманский и остальные англичане прибыли на Сицилию в ноябре 1270 года и нашли французов в полнейшем расстройстве. Крестоносцы решили зимовать на острове в надежде, что весной удача повернется к ним лицом, но, когда в январе 1271 года опасливый 25-летний сын Людовика – теперь король Филипп III – решил, что провидение настроено против французов и повернул домой, они не смогли ему помешать: Филипп увел своих людей в Париж по суше, через Италию.
Эдуард тем не менее был настроен решительно. Когда пришла весна, он отправил Генриха Алеманского назад, чтобы удостовериться, что новый французский король не станет угрожать его землям в Гаскони, а сам повел войско в Утремер. Туда он прибыл в середине мая.
Год спустя Эдуард оказался в самом центре запутанной политики Ближнего Востока. Христианский Утремер дышал на ладан. Французы управлялись с ним из рук вон плохо. Несмотря на попытки Ричарда Корнуоллского отвоевать Иерусалим в 1240-х годах и изрядные траты Людовика IX на укрепление Кесарии в тот же период, большая часть крупных городов христианской Палестины сдалась завоевателям-мамелюкам. Кесария и Иерусалим оказались в руках мусульман, так же как и Антиохия, и считавшаяся неприступной крепость крестоносцев Крак-де-Шевалье, чьи устремленные ввысь стены устояли перед пальбой из требушетов, но поддались обману. Управление жалкими остатками королевства осуществлялось из Акры – деморализованного города посреди враждебной страны, жившего в вечном страхе перед нападением многотысячной мамелюкской армии.
С самого начала было ясно, что крестовому походу Эдуарда не суждено стать чем-то бóльшим, нежели бессмысленной вылазкой на поле брани. С христианами все было кончено, и дни великих побед у стен величественных городов Ближнего Востока остались позади. Главным врагом мусульман в Палестине были теперь не французские рыцари Запада, но внушающие ужас монгольские всадники, атаковавшие их с севера и востока. Эдуард и его соратники обнаружили не широкомасштабную войну, к которой они могли бы присоединиться, а дипломатический «пазл», над которым им приходилось ломать голову.
И тем не менее Эдуард провел там больше года, организуя вылазки на территорию мусульман, обмениваясь письмами с монгольским вождем Абака-ханом, стоявшим в Мераге – городе в 700 милях от Акры, и встречая немногочисленные отряды с Запада, в том числе экспедицию брата Эдмунда. Он был намерен извлечь из своего похода максимальную пользу, даже в обстоятельствах, не обещающих ничего героического.
Вечером 17 июня 1272 года – в свой 33-й день рождения – Эдуард находился в Акре, лежал в кровати рядом с женой. Ему было что обдумать, погружаясь в сон. Небольшой отряд принца ужасно страдал от жары и дизентерии. Силы противника – предводителя мамелюков Бейбарса – намного превосходили его собственные и гораздо лучше снабжались. Гуго III, номинальный король Иерусалима, склонялся к миру, а не к войне и недавно согласовал десятилетний мир с Бейбарсом – что убивало всякую надежду Эдуарда обрести славу. Мирный договор привел Эдуарда в ярость: он отказался его подписывать. Наверное, в ту восточную ночь он, засыпая, все еще обдумывал сложившуюся ситуацию.
То, что случилось дальше, вошло в легенду. Когда Эдуард уже спал, прибыл посланник, заявивший, что он дипломат-перебежчик, предавший Бейбарса и прибывший к английскому двору. Он принес с собой щедрые подарки и якобы был готов открыть известные ему секреты. Что бы он ни наплел слугам и страже Эдуарда, это наверняка звучало убедительно и казалось срочным: они разбудили спящего принца и попросили его принять посетителя. Сонный Эдуард вышел из спальни прямо в ночной рубахе.
Как оказалось, посетитель приберег для Эдуарда особенный подарок на день рождения: смертельный удар. Эдуард единственный отказался подписывать мирный договор, и присутствие его сделалось опасным; Бейбарс хотел от него избавиться. Посланник напал на принца с кинжалом, целясь ему в бедро. Но Эдуард, славный воин, был на высоте. «Сарацин встретил его и ударил в бедро кинжалом, нанеся ему глубокую, опасную рану, – писал хронист, известный как Тамплиер из Тира. – Лорд Эдуард почувствовал, что ранен, и двинул сарацину кулаком по голове – тот в ту же секунду упал без чувств на пол. Затем лорд Эдуард схватил кинжал со столика в спальне, ударил сарацина в голову и убил его». В рукопашной мало кто мог противостоять длинноногому англичанину.
Но поднявшись от остывающего тела противника, Эдуард понял, что и сам серьезно ранен. Когда приближенные принца ворвались в комнату, все испугались, что кинжал мог быть отравлен. По легенде, Элеонора Кастильская попыталась отсосать яд из раны мужа, но, как оказалось, кинжал не был отравлен.
Сохранялась опасность инфекции, которая могла привести к мучительной смерти от гангрены, убившей Ричарда I при Шалю-Шаброле. Эдуарда спас от такой судьбы искусный хирург, который вырезал инфицированную, воспалившуюся вокруг раны плоть. В конце сентября, восстановив здоровье, Эдуард вместе с Элеонорой Кастильской и родившейся в Акре дочерью Джоанной покинул Утремер и направился в Европу. По пути домой они остановились на Сицилии, а затем двинулись в Италию, где провели Рождество. Именно здесь их нашел английский посланник, сообщивший им печальную весть: в ноябре, после скоротечной болезни, умер Генрих III. Ему было 65 лет. Королю устроили пышные похороны и погребли его в могиле, где до перенесения мощей покоился сам Эдуард Исповедник. Эдуард I наконец стал королем – после, пожалуй, самого яркого периода ученичества в богатой событиями истории семьи.