Несмотря на то что Пембрук торжественно поклялся обеспечить безопасность Гавестона, в тот вечер граф принял странное решение и объявил, что собирается покинуть Деддингтон и навестить свою жену в Бамптоне. Гавестона он оставит практически без охраны.
Что это было – глупость или предательство? Пембрук всю жизнь будет отрицать последнее, но оставить на ночь в одиночестве человека, которого ненавидела вся Англия и врагов у которого было в избытке, было по меньшей мере легкомысленно. Не прошло и нескольких часов с отъезда Пембрука, как в деревню во главе большого отряда вооруженных людей ворвался граф Уорик. Человек, которого Гавестон дразнил «черной собакой», явился укусить своего мучителя. Автор «Жизнеописания Эдуарда II» живо описывает случившееся:
Когда граф Уорик узнал обо всем, что происходило с Пирсом, он собрал большую силу и тайно приблизился к месту, где, как ему было известно, находился Пирс. В субботу, очень рано утром, он добрался до деревни, через ворота вошел во внутренний двор и окружил помещение [где находился Гавестон].
Потом граф закричал громким голосом: «Подымайся, предатель, ты попался». Пирс, услышав графа и увидев, какую силу он привел с собой, понял, что стража, которая должна была его охранять, не сопротивляется, оделся и спустился вниз. Вот так Пирса схватили и повели дальше уже не как графа, но как вора; и его, который привык ездить на иноходцах, заставили идти пешком.
Уорик с триумфом вывел Гавестона из Деддингтона: его вассалы трубили в рожки, разнося весть о победе над расстилающимися округ полями Оксфордшира. Процессию окружила плотная толпа, выкрикивающая оскорбления поверженному фавориту. Гавестон прошел пешком весь путь до замка Уорик, где его бросили в темницу как государственного изменника.
Уорик явно не сам это задумал: через неделю после поимки Гавестона в город Уорик съехались графы Ланкастер, Херефорд и Арундел со своими свитами, а кроме них и мелкие бароны, принимавшие участие в заговоре. Явился и Пембрук – в неподдельном ужасе при виде безжалостности соучастников и возмущенный тем, что его клятву защищать Гавестона растоптали у него на глазах. От графа отмахнулись, посоветовав в будущем не давать опрометчивых обещаний.
Граф Ланкастер, родственник короля, Плантагенет и самый важный человек из всех присутствовавших, с этого момента взял на себя весь риск и всю полноту ответственности за судьбу Гавестона. Узник предстал перед судом, где председательствовали Ланкастер и Уорик, и был обвинен в нарушении пункта Ордонансов, требовавшего его изгнания. Конечно же, он был виновен: человек, представший перед судом, созванным исключительно ради того, чтобы вынести ему обвинительный приговор согласно закону, принятому специально, чтобы его уничтожить.
Гавестона приговорили к смерти. 19 июня его вывели из тюремной камеры и привели к Ланкастеру. Хронисты описали душераздирающую сцену: узник молил о милосердии. Без всякой пощады Гавестона передали вооруженным стражам, которые протащили его две мили к северу от Уорика до холма Блэклоу. На вершине холма его ждали два валлийца. Каждый нанес смертельный удар: один пронзил его тело, другой – снес голову.
Ланкастеру показали отрубленную голову Гавестона – как доказательство, что страшное деяние свершилось. Но тело осталось лежать там, где упало, пока некий доминиканский монах не забрал останки. Он пришил к телу голову и увез его в Оксфорд. Два с половиной года забальзамированное и облаченное в золотую парчу тело лежало в доминиканском монастыре. Это было максимально возможное милосердие: Гавестон умер отлученным от Церкви, и его нельзя было хоронить в освященной земле.
Даже учитывая заносчивость и безответственное поведение Гавестона, его настиг шокирующий конец, и эхо его смерти еще откликнется в будущем. Эдуард, узнав о судьбе своего названного брата, чуть не потерял рассудок от горя. Вместо того чтобы обдумать свои ошибки, он еще прочнее утвердился в намерении не подчиняться Ордонансам. Король никогда не простит своего кузена Ланкастера за его бесчеловечный поступок, и все следующее десятилетие между ними будет кипеть кровная вражда.
Смерть Гавестона не объединила Англию, но разделила политическое сообщество страны. Раскол между баронами ширился: виновные в убийстве Гавестона навсегда лишились милости короля, а Пембрук и Суррей, чувствовавшие себя в какой-то мере обманутыми Ланкастером и Уориком, превратились в непоколебимых лоялистов.
Но страшнее было другое. Бароны, призвав Гавестона к суду, чья сомнительная легитимность опиралась на авторитет графа Ланкастерского и Ордонансов, за которые тот ратовал, пересекли опасную черту. При всех его прегрешениях смерть Гавестона никак не могла сойти за исполнение справедливого приговора, вынесенного по законам королевства. Обезглавленный и пронзенный мечом на холме Блэклоу, Пирс Гавестон – граф, нравилось это баронам или нет, – был убит. И это убийство было политическим.
Больше 150 лет Плантагенеты правили Англией, соблюдая принцип верховенства закона. Только в исключительных обстоятельствах важные люди королевства гибли в результате политических и конституционных конфликтов: Томас Бекет из-за несчастного стечения обстоятельств, Симон де Монфор на поле боя; Артур Бретонский, хладнокровно убитый в тюремной камере. Теперь ближайшего друга короля расчетливо прикончили по приказу одного из влиятельнейших Плантагенетов в стране.
Похищения, насилие и убийства были обычным делом в средневековом обществе, но в ежедневной практике королевского правительства они считались неприемлемыми – и извинительными только в самых серьезных обстоятельствах. Теперь же насилие в Англии превратилось в политический инструмент. Бароны открыли ящик Пандоры. Эдуард и Ланкастер погружались в неукротимую взаимную ненависть, и семья Плантагенетов рисковала оказаться разорванной пополам – а вместе с ней и вся Англия.
Лето надежд
Побывать в Париже летом 1313 года значило познать самые изысканные наслаждения средневековой Франции. В начале июня все население города выплеснулось на улицы, а постоялые дворы были забиты бесчисленными аристократами, юными рыцарями, благородными молодыми дамами со всей Европы, почетными гостями из дальних стран. За публичными представлениями, церемониями и процессиями наблюдали огромные толпы народа. Улицы были увешаны разноцветными тканями, а на деньги горожан возвели фонтан, из которого било вино. Фонтан был декорирован фигурами сказочных чудовищ, русалок, львов, леопардов и мифических зверей. На крытом рынке в одном из районов города устроили настоящий лес и запустили в него кроликов, чтобы гуляки могли развлечься ловлей прирученных зверьков. Народ веселили уличными театральными представлениями и музыкальными концертами. Французские хронисты утверждали, что это был самый зрелищный праздник, какой когда-либо видывали во Франции. Это было лето торжеств и пышных церемоний. Король Эдуард II Английский и королева Изабелла находились в самой гуще событий.
Король и королева Англии прибыли во Францию с государственным визитом в конце мая. Их сопровождали графы Пембрук и Ричмонд, а также другие лоялисты, в том числе Хью Диспенсер Старший и Генри Бомонт. Монаршую чету пригласили во Францию на славное зрелище: посмотреть, как тесть Эдуарда, король Филипп IV, посвящает в рыцари 200 юношей, в том числе троих своих сыновей: Людовика, короля Наварры, Филиппа и Карла. Церемония подражала знаменитому Лебединому пиру, устроенному Эдуардом I в 1306 году накануне его последнего вторжения в Шотландию: тогда Эдуард и его новоиспеченные рыцари поклялись сначала завоевать Шотландию, а потом отбить у неверных Святую землю. Но французская монархия, как всегда, намеревалась устроить церемонию, превосходящую все, что было до нее: событие непревзойденной красоты и помпезности.
Английскую делегацию, прибывшую в Париж 1 июня, встретили всенародным ликованием и шумным праздником. Отметить их приезд планировалось шестью торжественными банкетами. Мероприятие недешево обошлось Эдуарду: он привез тестю в подарок около 100 быков, 200 свиней, 380 баранов, 200 щук, 200 карпов и 80 бочек вина для праздничного стола. На банкете, который устраивали англичане, Эдуард предусматривал обслуживание на лошадях – в шатрах, распахнутых настежь, чтобы не мешать зевакам глазеть. Даже при свете дня этот банкет должны были освещать сотни факелов. Ради развлечения гостей король нанял прославленных менестрелей и музыкантов, а механик короля Наваррского построил «замок любви» для увеселения публики между переменами блюд.
Король и королева Англии заняли свое место на семейном портрете Капетингов. Дома Эдуард был непопулярен, но во Франции его принимали с почетом. Автор английской хроники «Жизнеописание Эдуарда II» пренебрежительно охарактеризовал первые шесть лет царствования Эдуарда как предательство ценностей Плантагенетов и написал, что король «не совершил ничего похвального или памятного, кроме того, что удачно женился и произвел на свет красивого сына… Какой контраст с началом царствования короля Ричарда, который уже к концу третьего года правления излучал на весь мир свет своей доблести». Но во Франции Эдуарда встречали с уважением благодаря его родственным связям с Капетингами.
У английского и французского королей было полно поводов для общего праздника. Устроив пышное семейное торжество в Париже, Филипп хотел отметить победу в долгом противостоянии с папским престолом и уничтожение французского ордена тамплиеров, а заодно похвастаться ветвистым фамильным древом и непревзойденным величием французской короны. Мирное решение гасконского вопроса казалось реальным и достижимым. Вдобавок два короля заключили самое христианское из соглашений между Плантагенетами и Капетингами: они договорились отправиться в новый крестовый поход против мусульман Египта. 6 июня оба, Филипп и Эдуард, принесли клятвы крестоносца в соборе Нотр-Дам: Эдуард стал шестым подряд королем Плантагенетом, давшим святой обет.
Насколько же этот июнь был лучше предыдущего! Тогда убийство Гавестона поставило страну на грань гражданской войны. Эдуард был настроен воинственнее всех. На публике он сетовал на глупость Гавестона, сдавшегося на милость Уорика, но в глубине души обдумывал, не пойти ли в наказание войной на Ланкастера и его сторонников. Только предостережения приближенных короля, опасавшихся, что гражданская война развяжет Роберту Брюсу руки для вторжения в Англию, заставили Эдуарда отказаться от мысли послать армию против своего личного врага.