Противники стояли лицом к лицу, выкрикивая оскорбления в сторону врага, и ждали команды. Около пяти часов вечера начался дождь. Перекрывая оглушительный гул барабанов и горнов, французские арбалетчики и английские лучники дали первый залп. Английские стрелы несли смерть: каждый лучник выпускал от пяти до шести стрел в минуту, и они градом сыпались с неба. Генуэзские арбалетчики, наемники Филиппа, более чем в два раза уступали лучникам в скорострельности, а арбалетные болты не долетали до цели. В этом заключалось и принципиальное отличие противников, и преимущество, которое еще не раз скажется на протяжении Столетней войны: длинный лук был самым страшным оружием на полях сражений.
Может, король Давид II Шотландский и рассказывал своему покровителю Филиппу VI об опустошении, произведенном английскими длинными луками при Хэлидон-Хилле; если и так, тот не усвоил урока. Французская кавалерия – до этого дня гордость и гроза Европы – увидала, как дрогнули арбалетчики, стоявшие перед ними, и приняла их замешательство за трусость. Кавалерия шла в атаку сквозь разбитые ряды арбалетчиков, но жестокий шквал белого дерева и металла, впивающегося в тела всадников, сбрасывал их с коней. Наконечники стрел вонзались в плоть людей и лошадей: все смешалось в корчащемся и кричащем хаосе встающих на дыбы животных и умирающих, объятых ужасом людей.
Пока стрелы взвивались в воздух, Эдуард отдал приказ применить еще одно новое оружие. Впервые на поле боя во Франции прогремели пушки. Англичане привезли с собой несколько примитивных устройств, в которых использовался порох: они бесконтрольно палили металлическими болтами и каменными ядрами в сторону противника. Это оружие было не таким смертоносным, как длинный лук, но, когда на фоне боя барабанов и гудения труб к свисту стрел присоединились богомерзкие раскаты пушечных выстрелов, а яростные боевые кличи рыцарей, вступающих в рукопашную, слились с ржанием обезумевших лошадей и мучительными стонами людей, умирающих, с отсеченными конечностями и выпущенными кишками, поле боя при Креси могло бы ужаснуть и самого дьявола.
Героем этого сражения позже признали Черного принца, который отважно бился в первом в своей жизни вооруженном столкновении: бросаясь в атаку, он валил людей и лошадей и выкрикивал приказы окружавшим его солдатам. В какой-то момент Эдуарда-младшего сбили с ног, и его знаменосец совершил акт абсолютного безрассудства: он немедленно бросил штандарт наземь и помог поверженному принцу встать на ноги. Фруассар записал историю, которая вошла в английские легенды. Когда схватка стала особенно горяча и принц увидел, как люди вокруг него падают один за другим, он послал к отцу с просьбой о помощи.
«Мой сын убит или сброшен с коня?» – по словам хрониста, спросил Эдуард.
Узнав, что принц жив, но подвергается серьезной опасности, Эдуард ответил: «Возвращайтесь к нему и к тем, кто послал вас сюда, и скажите им от меня, чтобы сегодня ко мне больше не посылали, что бы ни случилось… до тех пор, пока мой сын жив… они должны позволить ему заслужить свои рыцарские шпоры».
Через несколько часов яростной кровопролитной схватки король Филипп и его союзники были обращены в бегство. Французская кавалерия атаковала умело: всадники перегруппировались и бросались в бой с невероятной смелостью и мастерством. Но они оказались беспомощны против пешего строя англичан – так же как кавалерия Эдуарда II ничего не смогла противопоставить шотландским шилтронам при Бэннокберне. Французский король потерял несметное количество солдат: 1542 рыцаря и сквайра были найдены мертвыми у переднего края, а потери среди рядовых никто даже не считал. Расстались с жизнью многие из знатных вельмож, примкнувших к Филиппу, в том числе слепой король Иоганн Богемский, подражавший сэру Жилю д'Аржантану, павшему герою Бэннокберна. Услышав, что французы уступают, слепой король приказал провести его в гущу битвы, точно зная, что будет убит. Его тело нашли привязанным к павшим товарищам, которые отважно присоединились к самоубийственной миссии короля. Кроме него, погибли еще два герцога и четыре графа. Всем им победившие англичане устроили почетные похороны.
Эдуард отправил в Англию донесение о победе, хвастаясь в письме к парламенту, что «уложил целую армию французов». Новость со скоростью пожара распространилась по стране через сеть доминиканских монахов, которых королевское правительство использовало как путешествующих глашатаев. Все понимали, что битва при Креси стала действительно громогласной, потрясающей победой. Для народа Англии она стала осязаемой наградой за все трудности, с которыми столкнулось население, оплачивая содержание своей разудалой армии. Пропагандистская ценность победы была несомненна. К тому же в октябре силы под командованием Ральфа Невилла, Генри Перси и Уильяма Зуша, архиепископа Йорка, разбили крупное шотландское войско при Невиллс-Кроссе в графстве Дарем. Англичане взяли в плен четырех шотландских графов; маршал, гофмейстер и констебль Шотландии были убиты, погиб и граф Морей. Военное превосходство Шотландии испарилось в один день, а король Давид II был схвачен и доставлен в Англию, где и проведет следующие 11 лет.
Битва при Креси стала переломным моментом в истории средневековых войн. Новые, более профессиональные методы вербовки и радикально пересмотренные тактики боя доказали свою эффективность не только в стычках с шотландцами, но и в столкновении с мощной французской армией.
Для английской военной машины 1346 год стал очень удачным, но он не положил конца войне. Причиной тому было противоречие, лежавшее в основе тактики Эдуарда: несмотря на то что английская армия нанесла сокрушительное поражение объединенным силам французского короля и его сына, победа Англии не внушила народу Нормандии никакой любви к английскому правлению и не заставила их предпочесть английского короля французскому. Разгромив Филиппа VI, герцога Нормандии и их союзников при Креси, Эдуард не разрушил французского военного потенциала и не нанес урона политической мощи Филиппа в целом.
Обе армии оставались на позициях. Остаток лета граф Ланкастер руководил операциями у границ Гаскони. Сэр Томас Дагворт одержал выдающуюся победу в Бретани, где он разбил и взял в плен Карла Блуа в Ла-Рош-Дерьен. Тем временем Эдуард III и Черный принц в сентябре 1346 года начали безжалостную осаду Кале, которая продлится до октября 1347 года.
Осада Кале была в каком-то смысле событием более масштабным, чем даже битва при Креси. В ней приняло участие почти 26 000 человек – это была крупнейшая английская армия, отправлявшаяся в поход за всю историю Столетней войны. У стен Кале отметились все английские графы, за исключением четверых, что были слишком стары или немощны. Финансовое бремя, возложенное на Англию, вынужденную более года содержать громадное войско, было чудовищным: правительство востребовало в военный фонд целый ряд новых товаров и экспортных пошлин, что вызвало всенародный ропот. Однако победа при Креси изменила статус Эдуарда. Хронист Жан Лебель писал, что 1346 год перевернул представление об англичанах, превратив их в глазах европейцев из отсталой расы в самый благородный и славный народ на земле. Когда англичане стояли лагерем у стен Кале, этот общенациональный съезд великолепных воинов являл собой цвет рыцарства – и грозную армию захватчиков.
А тем временем жители города, запертые в его стенах, потеряли всякую надежду и так оголодали, что начали есть кожаные седла. Они продержались год, и все это время Филипп VI пытался отвлечь англичан от Кале, подводя свои войска достаточно близко, чтобы соблазнить врага генеральным сражением. К октябрю 1347 года стало ясно, что англичане не уйдут, и делегация горожан явилась сдаваться Эдуарду с веревками на шее, символизирующими их полное подчинение. В тщательно срежиссированной демонстрации своего могущества и рыцарского великодушия Эдуард позволил королеве Филиппе вымолить пощаду для членов делегации. Замызганных просителей освободили, но город перешел в руки англичан и оставался в их власти 200 с лишним лет. Король и его соратники вернулись в Англию как герои-завоеватели.
1346–1347 годы стали одним из самых знаменательных и кровопролитных периодов в истории Плантагенетов. Но на заднем плане сцен героизма и жестокости, сопротивления и лишений маячила иная, жуткая разновидность смерти, которая уже собиралась с силами у границ Европы: зародившись в азиатских степях, она проникала на континент через порты, торгующие с Востоком. Погибель путешествовала со скоростью, недоступной и самой грозной армии христианского мира. В 1347 году пришла чума.
Смерть принцессы
Английское лето 1348 года выдалось сырым, но страна вопреки погоде сияла торжеством. В октябре прошлого года король вернулся в Англию с победой. Кале был взят. Продвижение французов в Гаскони остановлено. Филипп VI унижен как на поле боя, так и на переговорах, подготовивших годичное перемирие. Шотландцы повержены.
Королевская семья, как и вся страна, праздновала победу с размахом. Торжественные церемонии и гуляния шли полным ходом, начиная с устроенного на Рождество карнавала, ради которого придворные разоделись в диковинные маски и наряды. Знатные гуляки красовались друг перед другом в костюмах кроликов, драконов, фазанов и лебедей, а король и его рыцари щеголяли в великолепных зеленых мантиях и павлиньих перьях. Когда Рождество закончилось, был составлен календарь турниров. С февраля по сентябрь в Рединге, Бери-Сент-Эдмундсе, Личфилде, Элтаме, Виндзоре, Кентербери и Вестминстере устраивались рыцарские поединки, развлечения и забавы.
На каждом турнире король уделял пристальное внимание зрелищности представления. Часто это было феерическое и всегда роскошное шоу: члены королевской семьи появлялись в дорогих пурпурных мантиях, сверкающих замысловатыми узорами из жемчугов и бриллиантов, вышитых на рукавах и груди. На одном из турниров король вырядился гигантской птицей, на другом одел свою команду в одинаковую униформу, голубую с белым – видимо, цвета должны были напоминать о геральдической лилии, позаимствованной с французского герба. В Личфилде король участвовал в состязаниях в цветах одного из рыцарей-ветеранов, сэра Томаса Брадестона, – великодушно демонстрируя скромность и верность боевому братству.