л безутешен.
Сам король тоже был нездоров. С середины десятилетия он все чаще прибегал к услугам дорогостоящих хирургов и докторов – горькая судьба мужчины на шестом десятке лет. Родные и друзья уходили в мир иной, и Эдуард вел замкнутую жизнь в кругу придворных. Он пережил свои великие победы.
И все же в 1369 году пришло время дать еще одну битву. На натиск Карла V Эдуард мог ответить только войной. Парламентские записи 1369 года гласят: «…было решено всеми прелатами, магнатами и общинами Англии… с согласия всего парламента, что король Англии должен вернуть себе имя короля Англии и Франции, каковым он пользовался до заключения мира…» Мирный договор был официально расторгнут. Больному, страдающему Эдуарду нужно было каким-то образом мобилизовать страну на новый виток кровопролития. Это была нелегкая задача.
Добрый парламент
Здание капитула Вестминстерского аббатства было забито решительно настроенными людьми. Шел второй день парламентской сессии, 29 апреля 1376 года. На протяжении трех недель, с самой Пасхи, люди со всех уголков Англии съезжались на политическое паломничество в Вестминстер. На заседание палаты лордов прибыли чуть ли не все английские магнаты. К ним присоединились представители графств: рыцари и джентри, заполнившие капитул в качестве палаты общин.
Накануне все члены парламента собрались вместе. Хворающий король приехал из Хаверинга и присутствовал на церемонии открытия, но это была его последняя встреча с парламентом. В его отсутствие королевскую власть представлял Джон Гонт. Он заседал с прочими лордами в Расписанной палате Вестминстерского дворца. Палата общин разместилась в здании капитула аббатства – большом восьмиугольном каменном сооружении, в котором монахи ежедневно молились, читали и обсуждали главы устава святого Бенедикта. Здание было памятником бурных 1250-х годов, когда Генрих III капитально перестраивал аббатство – в те самые дни, когда его зять Симон де Монфор во имя реформ причинил столько неприятностей монархии Плантагенетов.
Это было величественное здание: Матвей Парижский называл его «несравненным». Пол был выложен плиткой с изображениями королей и королев, а также герба Плантагенетов. По нему вилась надпись, превозносившая красоту капитула и необыкновенную щедрость его строителя-короля: «..как роза есть цветок цветков, так и это есть обитель из обителей, которую король Генрих, чтящий Христа и Святую Троицу, им посвятил…»
Теперь же каменное помещение заполнили члены палаты общин: прошагав по устланному плиткой полу, они заняли свои места на каменных ступенях у стен. Над их головами свет пробивался сквозь витражные окна, украшенные геральдическими символами, которые всем, кто их видел, должны были напоминать о могуществе Плантагенетов. Но палата общин собралась не для того, чтобы превозносить монархию. Люди явились сюда, чтобы предпринять нечто в духе де Монфора и призвать короля навести порядок в бедствующем королевстве.
В годы, последовавшие за возобновлением войны с Францией, страна испытывала унижение за унижением. Игнорировать ситуацию было невозможно. Необходимо было что-то предпринять. Шесть лет Англия все стремительнее погружалась в кризис. В военной сфере страна пережила весь ассортимент катастроф. Новую войну предполагалось начать там, где Англия остановилась в 1359 году. Но на этот раз англичане столкнулись с решительно настроенным врагом, собственным слабым командованием и хронической нехваткой везения.
Поражения уже перестали считать. На организацию шевоше под командованием опытного рыцаря и непревзойденного джентльмена удачи сэра Роберта Ноллеса в 1370 году постоянно не хватало денег; солдат распустили через шесть месяцев с начала кампании, которая должна была продлиться два года. В том же году к недомогающему Черному принцу, пытавшемуся сдержать французов у границ Аквитании, присоединились его братья Джон Гонт и Эдмунд, граф Кембриджский. Их усилия оказались бесплодными. Герцогству не по нраву пришлось господство англичан, и город за городом добровольно распахивал ворота перед французами, стоило тем только показаться. В середине сентября 1370 года, когда Лимож сдался герцогу Берри, Черный принц жестоко отомстил городу, в наказание за измену разгромив и спалив его дотла. Фруассар, может, и приукрасил свое описание и преувеличил количество жертв, но запечатлел творившийся кошмар:
Принц, герцог Ланкастер, графы Кембридж и Пембрук, мессир Жискар д'Англ и другие, ринулись в город вместе со своими людьми и полчищами мародеров. Все они были вооружены до зубов… Это было душераздирающее зрелище, когда горожане падали на колени перед принцем, умоляя: «Пощады, господин, пощады!» Но он был так разъярен, что никого не слушал… Захватчики, не внимая мольбам, предавали мечу всех, кто попадался им на пути… Три тысячи человек, мужчин, женщин и детей, было убито в тот день. И разбой не прекратился, пока весь город не был разрушен и предан огню.
Жалкое зрелище: Черный принц, которого несут в паланкине, приказывает убивать невиновных, обуреваемый бесплодной жаждой мести. Таким стал последний значительный вклад принца в войну. В 1371 году Черный принц, сломленный, слишком больной, чтобы воевать или править, вернулся в Англию. Два года спустя от английских владений в Аквитании всего-то и оставалось, что узкая полоса вдоль побережья.
Черный принц вышел из игры, и 1372 год принес Плантагенетам новые несчастья. Англия предприняла две попытки вторгнуться в Аквитанию с моря. Первый флот, под командованием графа Пембрука, был захвачен; второй флот, отплывший из Кале под командованием короля, сильный встречный ветер загнал обратно в порт. Это была последняя кампания, которой король пытался руководить лично. Попытка провалилась, и он удалился от мира: разум и тело все сильнее его подводили.
Теперь и война, и дела государства легли на плечи Джона Гонта. В военном отношении герцог, конечно, не мог сравниться со своим отцом или старшим братом, но к 1373 году под его защитой осталось не так уж много земель. Правивший в Бретани проанглийский герцог Жан де Монфор был вынужден бежать к английскому двору. Аквитания пала, и от территорий, отошедших к Англии в 1360 году, остались жалкие крохи. Шевоше, которыми в 1373 году Гонт командовал лично, не принесли успеха из-за осторожной стратегии французов, которые увиливали от боя, доводя англичан до полного изнеможения. Пролив заполонили пираты. Для многих, особенно для богатейших лондонских торговцев шерстью, угроза морским перевозкам стала настолько актуальна, что они фрахтовали частный флот для самозащиты. Английские претензии на французский трон обернулись такой же пустой юридической фикцией, как и всегда начиная с 1340 года. Все, что оставалось, – это просить мира, и в 1375 году в Брюгге Англия и Франция заключили перемирие сроком на год.
Палата общин, заседавшая в здании капитула, знала обо всех этих бедствиях не хуже любого в королевстве. В конце концов, это к ним регулярно поступали запросы на взыскание новых налогов для финансирования безрезультатных кампаний начала 1370-х годов. Чтобы никаких сомнений не осталось, свидетельствует Анонимная хроника, когда парламент начал работу, канцлер сэр Джон Найвет, стоя перед собравшимися, рассказал, «что королевство Англия в опасности и под угрозой уничтожения неприятелем… и поэтому сэр Джон от имени короля просит о помощи и поддержке в борьбе против его врагов». Король, сказал он, просит налога в «1/10 с клириков и в 1/15 с мирян». Перемирие, заключенное в Брюгге, закончится, и через год снова будет нужно воевать. Знакомая история.
Но провалы в международной политике были только частью проблемы. В стране росло ощущение, что уверенное, харизматичное правление, к которому привыкли за годы царствования Эдуарда, сменилось вакуумом власти. Как это все было не похоже на славные дни, какие некогда знавала Англия! «Мало-помалу все радостные и благословенные вещи, везение и процветание угасали и таяли», – писал хронист Томас Уолсингем.
Король, как и его старший сын, сдался немощи и потерял дееспособность. Двор Эдуарда, некогда обитель рыцарского духа, заполонили ненасытные прихлебатели во главе с Алисой Перрерс. Амбициозная любовница короля годом ранее до глубины души возмутила общественность, продефилировав на лошади по Лондону, по дороге из Тауэра на турнир в Смитфилде, разодетая, как Леди Солнца. Она разряжалась в пух и прах за счет стареющего короля, пока страна слабела от неустроенности. В графствах углублялся кризис законности и правопорядка. Великие магнаты конфликтовали друг с другом. Епископы были недовольны: чтобы расплатиться с папой римским за посредничество на переговорах в Брюгге в 1375 году, Джон Гонт впервые с 1340-х годов разрешил обложить английских клириков налогом в пользу папы.
Для финансирования войны все чаще применялись коррупционные схемы. Чтобы по-быстрому стрясти денег с итальянских купцов, им продавали лицензии, позволявшие обходить закон об обязательной выгрузке в порту Кале. Другие торговцы или ссужали правительству деньги под грабительские проценты, или выкупали государственные долги по сниженной ставке и обналичивали их – практика, которая обеспечивала короне краткосрочную ликвидность, но поощряла спекуляцию. Лондон гудел от напряжения между торговыми гильдиями и иностранными купцами. Власть слабела как в центре, так и на местах. Это был кризис – вне всякого сомнения.
Палата общин была настроена воинственно. Различные группы интересов – торговцы, рыцари, мелкопоместные дворяне – объединились, спаянные общим ощущением, что их долг – наставить короля и правительство на путь истинный и исправить их ошибки. Более того, они знали, что обладают необходимой для этого властью: если они откажутся одобрить очередной налог, королю не на что будет воевать. Следующие десять недель – самая длительная сессия с момента основания парламента – они были заняты продвижением ряда незаурядных реформ и судебных процессов в отношении королевского правительства и тех его чиновников, кто, по их мнению, действовал ему во вред.