— Мало ли что придумает какая-то секретарша, — сказал Мусатов. — Она, знаете ли, очень колючая, эта ваша Тамара. Всё норовит подковырнуть. И вообще, мало ли где мы встречались.
— Значит, вы ей нравитесь, — заключил Мортимер, посмеиваясь. — Женщина — существо загадочное, противоречивое. А теперь к делу.
К делу, так к делу. Мусатов развернул перед ним памятку и не поверил своим глазам. Никакого кукиша не было, а был стандартный, суконный, разбитый по пунктам текст.
— Памятка как памятка, — проворчал Мортимер, пряча улыбку. — Незадолго перед вами прибегал генерал Семендяев с той же памяткой, уверял, что видел в ней кукиш, хотя откуда здесь кукиш?
— С этой же памяткой? — уточнил Мусатов.
— С этой же, — ответил Мортимер. — Она самопроизвольно кочует со стола на стол.
— А если в топку? — предложил Мусатов.
— Ничего не получится, — сказал Мортимер. — Памятка — это символ, принадлежность, атрибут. Некоторые в рабочее время сражаются в «Паука», а некоторые носятся по начальству с дурацкой памяткой. Итог одинаков.
— Хорошенькое начало, — промямлил Мусатов. — Но я, собственно, не по поводу этой книжонки и тем более вашей симпатичной секретарши. Я по поводу работы, так сказать. Люблю, так сказать, работать, выполнять конкретные задачи. И когда я сегодня в первый раз, заметьте, пришел на работу, то ждал, что меня хоть чем-то озадачат. Но, увы.
— Ну, так садитесь, — радушно предложил Мортимер. — Вот стул. Немедленно озадачим. Я так ждал вашей инициативы.
Мусатов сел за приставной стол напротив Мортимера.
— Итак, чем бы вы хотели заниматься конкретно? — сказал Мортимер. — Что бы вам этакое предложить? У нас тут поблизости случайно завалялся микротрон. Не желаете? Или вам обязательно что-нибудь на встречных пучках?
— Но погодите, — Мусатов потер лоб. — Я учёный, а не клоун. Если я ваш заместитель по научной работе, то должна же быть какая-то научная работа.
— Что указано в договоре? — спросил Мортимер.
— Честно говоря, не помню, — признался Мусатов. — Всё как-то впопыхах. Ничего конкретного.
— С сегодняшнего дня вам начисляется зарплата десять тысяч евро в месяц, — сказал Мортимер. — Если у вас сегодня нет работы, то это вовсе не означает, что работы как таковой вообще нет. Наступит день, когда вам придется вкалывать за десятерых, и уверяю, вам это будет не в тягость. Так что отдыхайте, Архаим ещё прокладывает тоннель до белокаменной. Да, и ещё: мы сейчас на полную катушку раскручиваем ваш рейтинг. Скоро ваше имя будет стоить очень-очень дорого. Наберитесь терпения.
— Спасибо, — сказал Мусатов, поднимаясь. — А что такое Архаим?
— Позже, дорогой, позже…
Как существо, недоступное нашему разумению, Мортимер одновременно находился в разных, порой довольно отдаленных друг от друга местах. Это человеку нужны клоны, Мортимеру они были не нужны, вот и во время разговора с Мусатовым, одновременно, он на пару с Архаимом прокладывал тоннель до белокаменной.
Подземные работы Мортимеру были не в диковинку, он не боялся темноты и замкнутого пространства, для него не было материальных преград, и он прекрасно ориентировался, куда двигаться дальше. Он маячил на объемном дисплее Архаима четким светлым пятном, указывая направление. Привычный сиреневый луч искривился, превратившись в бешено крутящийся штопор, который полосовал и крошил всё на своем пути, оставляя после себя идеальный тоннель диаметром шесть метров с отполированными до блеска стенами. Чтобы не напороться на подземные коммуникации или иное чудо техники, Мортимер заглубил тоннель на полсотню метров.
Выбранный грунт Мортимер перераспределял по подземным пустотам, которых под землей полным-полно. Скорость прокладки колебалась от 50 до 70 километров в час, не Бог весть, но для земной техники недостижимо. Даже поездом добраться до Москвы получалось дольше.
Архаим управился за 9 часов, а дальше за дело принялись биороботы Мортимера. Они устанавливали вдоль тоннеля здоровенные белые кольца — электромагнитные ускорители, сквозь которые со страшной скоростью должен был двигаться состав с пассажирами. На самом деле это был блеф, очковтирательство. Да, состав разгонялся и тормозил в электромагнитном поле, но основную часть пути поезд преодолевал в надежном, испытанном подпространстве. Однако человечество до подпространства исторически не доросло, поэтому биороботы устанавливали здоровенные кольца. Не везде, только лишь на двухкилометровых отрезках — перед Знаменском и перед Москвой.
Зачем тогда, спросите вы, было огород городить, то есть рыть тоннель? А вот для чего. Во-первых, человек, как существо вещественное, не был приспособлен для подпространства. Недаром медики Объекта вживляли тому же Черемушкину, тому же академику Израэлю и прочим особые чипы, чтобы не распадалось сознание. Поэтому планировалось, что пассажиры будут находиться в подпространстве минимум времени. Во-вторых, земная техника на месте не стояла, и года через три должны были появиться принципиально новые скоростные средства передвижения. Вот тогда можно было перейти на привычный транспорт. В-третьих, в свободную часть тоннеля можно было напихать что угодно, чтобы не маячило перед глазами.
Зеленые могут забить тревогу насчет электромагнитного поля, но вот тут-то как раз беспокоиться нечего. Оно такое же, как в метро.
Глава 6. Уж больно замаскировано
Итак, наш состав тормозился на подъезде к Москве, а дальше на прекрасно оформленной платформе пассажиры пересаживались в обычный электропоезд, который пока с линиями метрополитена не пересекался и имел два выхода: в подвалы известного нам офиса на Большой Лубянке и Академии Наук на Ленинском проспекте.
Первым состав опробовал генерал Семендяев, прибывший из Знаменска на Большую Лубянку инкогнито, никого не предупредив. В подвале, хоть и освещённом, но заваленном разным хламом, он заблудился, запаниковал, ибо мобильник не работал. К счастью услышал, что впереди кто-то копошится, постукивает твердым по твердому. Поспешил на стук и увидел сидящего на корточках Мортимера, который поколачивал палкой по старому шкафу.
— Привет, — сказал Семендяев. — Давно не виделись.
— Вы два раза прошли мимо нужной двери, — отозвался Мортимер, вставая. — Туда и обратно. Что вы мечетесь?
— Не заметил, — сокрушенно признался Семендяев. — Уж больно замаскировано.
— Это от террористов, — сказал Мортимер. — Не ясно, правда, как террористы смогут попасть в подвал, минуя охрану на входе… Ладно, идёмте.
Обогнув Семендяева, направился туда, откуда только что пришлёпал генерал.
— Вы обещали, что будет чистенько, — следуя за ним, сказал Семендяев.
— Чистенько и было, — ответил Мортимер. — И дверь была какая надо: под карельскую березу, с двумя створками, с бронзовыми ручками, мимо никак не проскочишь. А что теперь?
Остановился перед вросшей в дверной проем замшелой, позеленевшей от старости, растрескавшейся доской. Подергал за ржавую ручку, та отвалилась и угодила в засохшие кошачьи какашки.
— Тьфу, — с чувством произнес Семендяев. — Везде эти кошки.
— Это не кошачье, — сказал Мортимер, к чему-то прислушиваясь. — Мелкие бесы пометили.
Щелкнул пальцами — дверь не поддалась. Мортимер пнул ногой, дверь затрещала, выгнулась дугой, но выстояла. Что-то вдруг глухо лопнуло, погас свет, налетел валящий с ног ледяной воющий вихрь, и всё содрогнулось от чьих-то тяжелых шагов.
— Марш! — с этими словами Мортимер вышиб ногой дверь и одновременно толкнул Семендяева в открывшийся проем.
Толчок был так силен, что у генерала перехватило дыхание. Тело пошло вперед, а голова отстала, хрустнули шейные позвонки, всё онемело, Семендяев почувствовал, что стар. Этакая старая, дряхлая, немощная, ватная кукла.
За дверью оказалось не продолжение коридора, а мерцающая потусторонним зеленым светом пропасть без дна. Теряя сознание, Семендяев начал падать в неё, но Мортимер уцепил его за пиджак, выдернул обратно в постанывающий и осыпающийся от стопудовых шагов черный подвал.
Взвалив увесистого генерала на плечо, Мортимер помчался к поезду. Миг — и Семендяев уже сидел в вагоне, хотя нет, не сидел, безвольно свалился на бок.
Мортимер заглянул ему в глаза, в них не было жизни. Загорелся красным поврежденный позвонок на шее, Мортимер умело вправил его, помассировал остановившееся сердце.
Семендяев вздохнул, вытер мокрый лоб и сел. Сказал:
— Приснится же такое.
И вдруг услышал тяжеленные шаги.
Мортимер приложил к губам указательный палец и вышел из вагона. Пора было приниматься за работу.
Состав помчался к пересадочной платформе, Семендяев вглядывался в окно, пытаясь рассмотреть, кто же это так тяжело ходит. Но нет, не разглядеть. Мортимер помахал ему рукой. «Съездил называется», — подумал Семендяев, устраиваясь поудобнее и ощупывая шею, которую нещадно ломило.
Помахав уезжающему генералу рукой, Мортимер повернулся навстречу приближающемуся Драманте — самому тяжелому из существующих сеятелей ужаса. Как опытный воитель, Асмодей сразу не шел в атаку, проверял на прочность, выискивал слабые места. На этот раз он выбрал Драманта, второго после себя по силе, но не самого ловкого. «Обижаешь, начальник», — сказал бы на это иной землянин. Противника надо уважать.
Подойдя ближе, Драмант остановился. Ростом он был под три метра и такой же в ширину, весь в ядовитых шипах, буро-красный, как глина, с маленькими налитыми кровью кабаньими глазками. Мортимер рядом с ним казался худеньким недомерком, слабаком, которому нужно было с криком о помощи удирать на самую высокую гору, прятаться в самую глубокую пещеру, а не стоять нагло напротив и вызывающе пялиться.
Между ними было метров десять. И не подвал это уже был, а гулкий хорошо освещённый зал размером в три футбольных поля со стеклянным куполом наверху, сквозь который угадывались горящие багровым огнем глаза-прожекторы Асмодея.
Он показывал, что это его вотчина, что он здесь хозяин. Деритесь, а я погляжу.