— Короче, Склифосовский, — дурашливо сказал Берц и весело подмигнул. — Кто не за нас, тот против нас. Соглашайся, брат, пока я добрый. Потом запросишься, да поздно будет.
— Куда я денусь? — вздохнув, произнес Федор.
— Ну и славно, — сказал Берц. — Здесь нас больше ничего не держит, всё доделает Тарнеголет. Винцо попьем уже дома.
Прямо перед машиной возник узкий, уходящий в темноту тоннель, но как ни темно было, Федор разглядел в конце тоннеля сисадмина Архаима в крохотных очках…
Фольксваген с русским благодетелем уехал. Странное дело, такой богач и в таком занюханном авто. Тарнеголет прекрасно разглядел его с балкона.
Утром ещё денег до следующего пособия оставалось чуть-чуть, хватало лишь на очередную замороженную курицу, которая была хороша в чесноке, а тут полон конверт евро, яйца, кольцо. С ума сойти! Зиновию Захаровичу хотелось петь и смеяться. Он прошелся по комнате гоголем, фыркая от счастья и раздувая ноздри. Вспомнил вдруг своё недавнее «Алилуйя! Покупаю весь город с потрохами», потом Гришино «Смело продавайте». Господи, в кои-то веки можно что-то дорого продать. Вперед, вперед. В миллионеры.
Зиновий Захарович начал вспоминать, где в славном Мюнхене можно продать кольцо, и никак не мог вспомнить. Похоже, не было такого места. И спросить не у кого.
Был, правда, ломбард, единственный, которому Тарнеголет доверял. Он располагался на улице Вернера фон Брауна. Там могли дать хороший кредит под залог кольца. Но под залог много не дадут. Лучше уж подождать, пока деньги кончатся.
Тут же надтреснутый мужской баритон явственно сказал:
— Уже завтра будет поздно, как пришло, так и уйдёт. Гриша ситуации не знает, продашь — всё потеряешь. Только залог. Действуй смелее, не пожалеешь. Коробочку не отдавай ни в коем случае.
Тарнеголет испуганно огляделся. Нет, нет, в комнате он был один. Значит, это был внутренний голос, которому следует повиноваться, ибо терять не хотелось.
Он подошел к трюмо и критически осмотрел себя. До чего же стар, подумал он, стар, немыт и не стрижен. После чего вооружился острыми ножницами и с грехом пополам постригся. Помылся в душе с шампунем, а когда волосы высохли, оказалось, что прическа вовсе даже ничего, уже и седина не так заметна. Это взбодрило.
Надев самое лучшее, Тарнеголет отправился в ломбард.
Приемщик в ломбарде, тощий средних лет человек с цепким взглядом, привычно составил мысленное описание клиента: старый жид, одевается в секонд-хенде, питается отбросами, будет предлагать цыганское золото. Но когда клиент вытащил из кармана черную лакированную коробочку, а потом открыл её, приемщик замер. Такого редкого бриллианта он давно не видел. А платина, какая платина!
Осмотрев кольцо под увеличительным стеклом и удостоверившись, что тут всё чисто, уточнил:
— Почем брали?
— Два миллиона, — ответил Тарнеголет, предварительно спрятавший чек в карман.
— Комиссия ежемесячно один процент, то есть отдавать придется каждый месяц по двадцать тысяч, — внятно, раздельно, как дурачку, объяснил приемщик. — На руки получите кредит пятьдесят тысяч евро.
— А если брал за сто тысяч? — спросил Тарнеголет.
— Тогда комиссия тысяча евро, на руки те же пятьдесят тысяч.
— А если продать? — сказал Тарнеголет. — Сколько дадите?
— Не покупаем, — строго ответил приемщик и посмотрел на Зиновия Захаровича с большим подозрением.
— Пойду в другой ломбард, — сказал Тарнеголет, которому стало обидно. — Там за такое великолепие запросто дадут сто тысяч.
Протянул руку за кольцом, но приемщик, помявшись, произнес:
— Хорошо, сто тысяч. Будьте добры, оставьте сертификат и коробочку.
— Нет уж, коробочку ни за какие коврижки, — ответил Тарнеголет.
Глава 18. Вперёд, в миллионеры
«Странное дело, — подумал Тарнеголет, выйдя из ломбарда. — Отдать вещь, которая стоит два миллиона, за сто тысяч — это хорошо или плохо? Ясно же, что кольцо теперь не вернуть. И на кой ляд мне эта красивая коробочка? Чтобы в неё чек положить? И что я, старый осел, поверил этому дурацкому внутреннему голосу? Говорил же Гриша — смело продавай. Продавай, а не отдавай».
«Открой коробочку», — сказал всё тот же надтреснутый голос.
Тарнеголет послушно открыл и…, о, Боже,… обнаружил внутри кольцо с бриллиантом, только бриллиант был зеленый. Под крышкой, как положено, имели место чек и сертификат, а сверху, на кольце, лежала свернутая вчетверо бумажка, на которой по-русски было напечатано: «Купите дешевый мобильник — будет легче общаться».
«И то верно, — подумал Зиновий Захарович, у которого от происходящего кружилась голова. — Купишь дорогой — вызовешь подозрение. Уж лучше ничего не покупать…. А как тогда общаться?.. И с кем, простите, общаться? Номер-то не дал, поросенок этакий».
В конце концов, купил в телефонной лавке дешевенькую Нокию с симкой. Едва вышел на улицу, мобильник зазвонил и знакомый уже надтреснутый баритон сказал в трубку:
— Зиновий Захарович? Слушайте и не перебивайте. Сейчас к вам подойдет некто Лампрехт от некоего Ребиндера. Отдайте ему кольцо и сертификат с чеком, коробочку ни в коем случае не отдавайте. Он передаст вам сто тысяч. После этого я вам перезвоню.
Так оно и получилось. И не только с Лампрехтом. В течение часа к нему, сидящему в сквере на деревянной лавочке, подошло человек двадцать, и всем он за сто тысяч вручал платиновое кольцо (бриллианты всё время были разных цветов) с сопроводительной документацией, так что коробочка была той же самой курицей, несущей золотые яйца. Умножьте-ка сто тысяч на двадцать, два миллиона и получается.
Через час баритон посоветовал ему убраться из сквера.
Следующим утром домой к Тарнеголету заявился посыльный, доставил коробку с ноутбуком. Вскоре после этого пришел тощий молчаливый паренек, деловито развернул ноутбук в гостиной на двухтумбовом столе, подключил к Интернету и минут пятнадцать с бешеной скоростью молотил по клавиатуре. Это не было неожиданностью, о посыльном и компьютерщике добродетель предупредил заранее.
Всё это время, делая вид, что читает газету, Зиновий Захарович бдительно сидел на тахте, караулил имущество. Наконец, паренек встал из-за стола, кашлянул, привлекая внимание, сказал тихо и бесцветно:
— Инструкция пользователя на столе, там же, если что непонятно, мой телефон.
Оставшись один, Зиновий Захарович позвонил добродетелю и осведомился, что всё это означает?
— А то и означает, что ваш ноутбук работает теперь, как сервер, — хмыкнув, ответил баритон. — Существует некий виртуальный банк, куда стекаются определенные финансовые потоки. Какие и откуда — уточнять не будем. Вам, господин банкир, за ваши труды на отдельный счет ежеминутно капает тысяча евро. Денно и нощно. В месяц выходит сорок три миллиона с хвостиком. Вас это устроит?
(Потом выяснилось, что виртуальный банк оказался гораздо более прибыльным, просто ужасно более прибыльным, и уже совсем скоро, как в сказке, не украв ни цента и не ударив палец о палец, Тарнеголет выдвинулся в одного из богатейших людей планеты).
Тарнеголету сделалось нехорошо.
— Устроить-то устроит, — промямлил он. — Ещё как устроит.
И тихонечко уточнил:
— А дело не подсудное?
— Тьфу на вас, — воскликнул добродетель. — Что вы такое говорите?.. Вы, кстати, утренние газеты читали? Прочитайте, особенно про ворон.
Зиновий Захарович сгонял вниз за бесплатной газетой, которую каждое утро засовывали в его почтовый ящик.
Статья была короткая. Этой ночью в Мюнхене стая ворон атаковала отель Азимут Сити на Кронштадтер штрассе, в котором снимают номера деловые люди. Пострадавшие доставлены в ближайший госпиталь. Зданию нанесен значительный ущерб.
Снова эти вороны, подумал Тарнеголет. Как могут вороны нанести ущерб зданию? Бред сумасшедшего.
Тут же, будто уловив его мысли, позвонил добродетель и посоветовал включить телевизор.
По телевизору, старенькому, дряхленькому, доставшемуся от прежних жильцов, как раз показывали сюжет про Азимут Сити. Несчастный отель не иначе как расстреливали из пушек: рваные дыры в окнах, стенах и межэтажных перекрытиях, повсюду бетонное крошево, битое стекло, растерзанный паркет, рваные простыни, клочья бумаги. Какие там вороны? Тем не менее, пострадавшие видели в ночном слабо подсвеченном небе именно галдящих пернатых хищников, сбившихся в черный бешено крутящийся клубок. Клубок этот разгонялся и бил молотом, только ошметки летели. Конечно, вороны. Весь двор был усеян трупиками.
В конце новостей прозвучало сообщение, что после вчерашнего посещения ресторана «Тантрис» русским толстосумом Бэ Годуновым таинственно пропала одна из бетонных гаргулий, украшающих площадь перед рестораном. Гаргулии по слухам были изготовлены известным русским скульптором и наводили на детишек страх. После чего была показана фотография бетонного чудища.
Вроде бы ничего особенного, но перед глазами сразу возник образ вероломного русского, от которого одни гадости.
Тут же позвонил добродетель и, подхихикивая, сообщил, что Берц, назвавшийся Годуновым, скульптуру не крал, та слиняла самостоятельно. Вот и думайте, добавил добродетель, подсудным мы делом занимаемся или неподсудным…
— Всё бы тебе, Гриша, повыпендриваться, просто так не можешь, — сказал Мортимер укоризненно. — Сделал дело — и тихонечко сматывай удочки. Нет, подавай ему ресторан, подавай ему гостевую книгу. Родину позоришь, господин хороший.
— Каюсь, — ответил Берц, опустив глаза. — Но не было бы ресторана, не было бы и Азимута.
— Этак и я умею, — хмыкнув, сказал Небирос.
Разговор происходил в офисе, в кабинете Мортимера. Мортимер сидел за своим широченным столом, Берц напротив на жестком деревянном стуле, а Небирос расположился на подоконнике. На подоконнике было неудобно, мешали цветы, зато это был не деревянный стул, предназначенный для экзекуции. Свобода выбора, где хочу, там и сижу, хоть на шелковой перине, хоть на колючем кактусе.
— Видишь ли, Гриша, — произнес Мортимер. — Если есть договоренность соблюдать существующие нравственные правила, то нужно их соблюдать. Мы сейчас на таком этапе, что магия не просто не уместна, а может повредить делу. И я боюсь, что твой Тарнеголет тесно связан с чародейством.