— Мы, наверное, пойдем, — пробормотал Квасюк, рассовывая выигрыш по карманам. — Прибежит эваккоманда, а мы тут. Нехорошо.
— Да уж, бегите, крысы, — сказал Борщ. — Бегите, бегите.
Квасюк, а за ним Старожил поспешили на выход.
Лаптев остался.
— Надо бы продуть помещение, — предложил он. — Давай, Назар, думай, как это сделать. Если нельзя, поднимай тревогу.
— Пошли, — сказал ему Борщ. — Там вдвоем нужно, одному делать нечего…
Издалека слышно было, как воют обращённые. Газ в Галерею начал поступать со стороны рабочего входа с неудобным подъемником (там ещё был транспортер), и в музейный зал, который занимал треть гектара, попал частично, захватив первый ряд клеток.
Борщ с Лаптевым, уже в противогазах, примчались с противоположного конца. Открывать клетки, о чем умоляли обращённые, было некогда. Они бегом преодолели длинный зал и, крутя вдвоем массивный штурвал, опустили стальную заслонку, отрезав зал от технического помещения, а, следовательно, от поступающего газа. Далее Борщ включил на полную мощность вытяжную вентиляцию, трубы аж загудели, и начал открывать клетки. Лаптев помогал ему, орудуя запасным ключом.
Обращённые из открытых клеток, перхая и раздирая ногтями горло, убредали подальше вглубь зала, садились на пол, никак не могли надышаться.
Был открыт ещё один ряд клеток, потом надобность в этом отпала, зал очистился от газа.
Только после этого Борщ позвонил Шарку, разбудив среди ночи. Впрочем, Шарк был существом особого рода, реликтом, всегда готовым к труду и обороне, невзирая на мороз, жару, слякоть, в любое время дня и ночи.
Молча выслушав своего зама, Шарк хрипло сказал:
— Каков падёж?
— Где-то полста, э-э, душ. Пока не считали, — ответил Борщ.
— Мортимер в курсе?
— Нет, тебе звоню первому.
— Оповести, — сказал Шарк. — Сейчас буду…
Шарк прибыл через десять минут, Мортимер следом за ним, так что Борщ ничего не успел рассказать главному начальнику.
— Поигрываем, значит? — буднично спросил Мортимер, несмотря на глубокую ночь одетый весьма нарядно: в стального цвета костюм, белоснежную рубашку с галстуком, серые замшевые полуботинки.
Борщ открыл было рот, чтобы ответить, но Мортимер жестом остановил его.
— Ладно, не оправдывайтесь, — сказал он. — Вашей вины здесь нет. А вот молодому человеку спасибо. Как вас — Симеон Карлович Лаптев? Секретарь союза писателей? Благодарствую, Симеон Карлович, могли бы как тот же Старожил накивать пятками. Но вы показали благородство.
— И вам спасибо, — зардевшись, произнес Лаптев. — Но я — всего лишь секретарь отделения.
— Это дело поправимое, — улыбнулся Мортимер. — Будет у нас не какое-то там отделение, а настоящий Союз писателей. Кстати, вы хороший организатор, мне о вас рассказывал Василий Артемьевич Черемушкин. Будете у него замом. И не вздумайте возражать, вся культура, в том числе и писатели, окажется под вами.
Лаптев, который за преферанс на рабочем месте ожидал хорошей взбучки, но никак не поощрения, не знал, куда деваться. Честно говоря, услышав, что Шарк и Мортимер собираются прибыть в Галерею, он хотел, как выразился Мортимер, накивать пятками, а не сделал этого потому, что не мог бросить в беде друга.
— Итак, переходим к вопросу по существу, — сказал Мортимер, поворачиваясь к Шарку. — Почему малосильный Старожил без труда опустил заклиненный рычаг? И почему он потом не мог об этом ничего вспомнить?
— Вы меня спрашиваете? — удивился Шарк.
— Нет, скорее себя, — ответил Мортимер. — Я-то знаю, в чем дело. Просто нужна была ваша реакция.
— И что? — угрюмо произнес Шарк.
— Реакция положительная. А в медицине положительная реакция — это плохо.
Борщ с Лаптевым переглянулись, ничего не понимая. Это называлось сваливать с больной головы на здоровую.
Шарк молчал, сопел, моргал, показывая, что тоже ничего не понимает.
— Этим прибором, — Мортимер вынул из пиджака Бак-Муар и тут же спрятал, — демиурги отшибли у Старожила память. Да, отшибли, но это бы полбеды. Вдобавок ко всему произошла сложная биохимическая реакция замещения, поменявшая лидера в сознании. Лидером у Старожила, его гуру, стал демон.
— А при чем здесь я? — процедил Шарк. — Это дело Старожила, кто у него лидер.
— Впав в гнев, Старожил потерял над собой контроль, — сказал Мортимер. — В него вошел демон, отсюда у Старожила непомерная сила. Но про рычаг ни тот, ни другой не знали. Про рычаг знали вы.
— И Борщ знал, — нашелся Шарк.
— У Борща с демоном связи нет, — объяснил Мортимер. — А у вас с Асмодеем есть. Вот она — цепочка.
— Это может быть случайность, — неуверенно произнес Борщ.
— Я вас, милейший, в случившемся не виню, это произошло помимо вас — сказал Мортимер Шарку. — Тем не менее. Пока что я вскрыл один факт, но если появятся другие…
— Олег Павлович, ни сном, ни духом, — забормотал Шарк. — Истину говорю — предан только вам. Встал бы на колени, да опасаюсь. Подняться будет трудно.
На этом разговор закончился.
Трупы обращённых с помощью транспортера подняли наверх, где их забрали и перевезли в лабораторию реставрации дежурные биороботы. Кстати, в этой лаборатории уже находилось тело Ганса. Рядом в картонном ящике лежала голова, которую злодей Мартинет откусил и тут же выплюнул. Побрезговал.
Перед тем, как уехать в лабораторию, Мортимер пожал всем руки, в том числе и Шарку. Дал понять, что всё забыто.
— Олег Павлович, — помявшись, сказал Шарк. — Почему вы при параде?
— Ах, да, — расцвел Мортимер. — Забыл поздравить. Сегодня полгода нашему Объекту…
Реставрацию Мортимер начал с Ганса. Приладил голову к туловищу, поместил в камеру, чтобы срослось, помогая себе манипуляторами, чтобы срослось ровно. Затем велел привести разнорабочего «Лау», в тело которого был насильственно переселён Ганс.
Ганс, который слышал про свою откушенную голову, уже и не чаял воскрешения. Увидев собственное тело, целое и невредимое, зарыдал.
— Ну, ну, голубчик, — успокоил его Мортимер. — Раздевайтесь и ложитесь вот сюда. Будете лучше прежнего.
Раздевшись, «Ганс» лег на каталку и закрыл глаза. Кто-то из персонала умело сделал ему укол, он незаметно для себя заснул, а когда проснулся, то был уже в родном теле. Нигде не терло, не тянуло. Дали зеркало. Он осмотрел и ощупал шею. Ни следа.
Хотел встать, чтобы пожать Мортимеру руку, но тот сказал: «Куда это вы, батенька? Ночь на дворе. Спите». И он уснул, счастливый.
Следующим был Людвиг, с ним было попроще.
Далее пришел черед демиургов, но мы про них уже знаем, им после переселения в собственные тела предписано было жить в персональном ангаре.
Глава 17. У русских даже в унитазе прослушка
Обращённым, которые задохнулись от удушающего газа, можно сказать повезло. Они стали первыми, кого Мортимер наградил настоящей, а не синтетической душой. С синтетической можно было жить только в пределах Объекта, с настоящей — везде, и даже летать в Космос. Эманация Серафимов оказалась материей весьма замечательной, поскольку кроме основного своего свойства одушевлять награждало личность особой одухотворенностью, которую рядовой гражданин может достичь ценой огромной работы над собой. А тут, считай, даром.
Впрочем, нет, первым всё же был Иеремия. Но он не стал обладателем широкой души, он стал великим инженером, прагматиком, сухим и желчным. А также верным помощником Мортимера. Впрочем, об этом позже.
Хотя реставрация прошла успешно, обращённые на неделю были оставлены в клинике, куда были перевезены сразу после операции. Здесь с ними в основном работали психологи…
Утром Ганс проснулся радостный, бодрый. Он лежал в одной палате с Людвигом, который, напротив, чувствовал себя не выспавшимся, разбитым. Палата была просторная, с одним широким окном, в которое заглядывало краешком яркое утреннее солнце.
— Жив, — сказал Ганс и залился счастливым смехом.
— Интересное дело, — прогундосил Людвиг, у которого заложило нос. — О тебе, геноссе, должны были некролог написать, а ты тут лежишь и, прости за грубое слово, ржешь. А мне, у которого всё на месте, почему-то блевать охота. Можно?
— Нельзя, — сказал Ганс и вновь засмеялся, но быстро прекратил. — Как думаешь, нас прослушивают?
— У русских даже в унитазе прослушка, — кисло ответил Людвиг. — Чтобы знать, кто с каким настроением и в чью пользу пукает. За коммунизм он пукает или за капитализм? Его отношение к власти? Не замыслил ли чего с гексогеном?
— Эк тебя понесло, — сказал Ганс. — Отставить.
Всё, пора веселья закончилась. Нужно было доделывать то, чему крепко помешали демиурги. Здесь, на Объекте, творились страшные дела. Если русские научились воскрешать мертвых, то это конец всему. Как можно воевать с народом, который убить невозможно?
Эти мысли заставили Ганса вновь превратиться в хмуроватого, держащего себя в ежовых рукавицах разведчика.
— Нечего валяться, — сказал он, поднимаясь с кровати. — Дел полно.
Поискал глазами одежду, увидел на своем стуле казенный халат, надел, вышел в коридор. Коридор был длинный, узкий и казался бесконечным. По правой и левой стороне закрытые двери, освещение скудное, народу никого. На всех дверях номера, их палата где-то в центре коридора и имеет номер 50.
Запомнив номер, Ганс пошёл направо, к выходу. Точнее, он думал, что там выход на лестницу или к лифтам, так вот — ничего подобного. Шагал минут десять, отсчитывая шаги, а коридор не кончался. Бред какой-то. Тогда он повернул обратно и побежал, проверяя заодно, как работает сердце, не будет ли бухать в голове и как долго не закислятся мышцы. Бежал долго, около получаса, оставив далеко позади свою палату, пока не понял, что таких длинных коридоров не бывает. С мышцами, кстати, было в порядке, сердце работало ровно, точно и не бежал только что, в голове не бухало, то есть давление в норме.
Обратно он шел не торопясь, понимая, что полностью во власти Мортимера, которого так долго и безуспешно пытался найти. Хотел сообщить ему, что планы изменились и что для них с Людвигом в Знаменске есть работа.